Краткая коллекция англтекстов
Честерфильд. Письма к сыну
Letter 14/Письмо 14
| English | Русский |
| LONDON, October 16, O. S. 1747 | Лондон, 16 октября ст. ст. 1747 г. |
| DEAR BOY: The art of pleasing is a very necessary one to possess; but a very difficult one to acquire. It can hardly be reduced to rules; and your own good sense and observation will teach you more of it than I can. | Милый мои мальчик, Каждому человеку совершенно необходимо уметь нравиться, но искусством этим овладеть нелегко. Вряд ли его можно свести к определенным правилам, и твой собственный здравый смысл и наблюдательность подскажут тебе больше, нежели все мои советы. |
| Do as you would be done by, is the surest method that I know of pleasing. Observe carefully what pleases you in others, and probably the same thing in you will please others. If you are pleased with the complaisance and attention of others to your humors, your tastes, or your weaknesses, depend upon it the same complaisance and attention, on your part to theirs, will equally please them. Take the tone of the company that you are in, and do not pretend to give it; be serious, gay, or even trifling, as you find the present humor of the company; this is an attention due from every individual to the majority. | Относись к другим так, как тебе хотелось бы, чтобы они относились к тебе - вот самый верный способ нравиться людям, какой я только знаю. Внимательно подмечай, какие черты тебе нравятся в людях, и очень может быть, что то же самое в тебе понравится другим. Если тебе приятно, когда люди внимательны и чутки к твоему настроению, вкусам и слабостям, можешь быть уверен, что внимательность и чуткость, которые ты в подобных же случаях выкажешь другим, будут им также приятны. Сообразуйся с тоном, господствующим в обществе, в которое ты попал, и не старайся задать ему свой; будь серьезен, весел и даже легкомыслен, шути - в зависимости от того, какое будет в эту минуту настроение у всей компании; именно так каждый отдельный человек должен вести себя по отношению к обществу в целом. |
| Do not tell stories in company; there is nothing more tedious and disagreeable; if by chance you know a very short story, and exceedingly applicable to the present subject of conversation, tell it in as few words as possible; and even then, throw out that you do not love to tell stories; but that the shortness of it tempted you. | Не надо докучать собравшимся, рассказывая какие-нибудь истории, это самое нудное и неприятное, что только может быть. Если ты случайно знаешь какой-нибудь очень коротенький рассказ, имеющий прямое отношение к предмету, о котором в данную минуту идет разговор, расскажи его как можно короче, но даже и тогда заметь, что, вообще-то говоря, ты не любишь рассказывать истории и в данном случае прельстила тебя только краткость. |
| Of all things, banish the egotism out of your conversation, and never think of entertaining people with your own personal concerns, or private, affairs; though they are interesting to you, they are tedious and impertinent to everybody else; besides that, one cannot keep one's own private affairs too secret. Whatever you think your own excellencies may be, do not affectedly display them in company; nor labor, as many people do, to give that turn to the conversation, which may supply you with an opportunity of exhibiting them. If they are real, they will infallibly be discovered, without your pointing them out yourself, and with much more advantage. Never maintain an argument with heat and clamor, though you think or know yourself to be in the right: but give your opinion modestly and coolly, which is the only way to convince; and, if that does not do, try to change the conversation, by saying, with good humor, "We shall hardly convince one another, nor is it necessary that we should, so let us talk of something else." | Прежде всего избавься от привычки говорить о себе и не вздумай занимать своих собеседников собственными волнениями или какими-либо личными делами; как они ни интересны тебе, всем остальным слушать о них утомительно и скучно. Кроме того, надо уметь молчать вообще обо всем, что имеет значение лишь для тебя одного. Какого бы ты сам ни был мнения о своих достоинствах, не выставляй их напоказ в обществе, не следуй примеру тех хвастливых людей, которые стараются повернуть разговор именно так, чтобы представилась возможность их выказать. Если это подлинные достоинства, люди о них неминуемо узнают и без тебя и тебе же это будет гораздо выгоднее. Никогда не доказывай своего мнения громко и с жаром, даже если в душе ты убежден в своей правоте и твердо знаешь, что иначе и быть не может - выскажи его скромно и спокойно, ибо это единственный способ убедить; если же тебе не удается это сделать, попытайся попросту перевести разговор на другую тему и весело скажи: "Вряд ли нам удастся переубедить друг друга, да в этом и нет необходимости, поэтому давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом". |
| Remember that there is a local propriety to be observed in all companies; and that what is extremely proper in one company, may be, and often is, highly improper in another. | Помни, что у каждой компании есть свои привычки и склонности и то, что как нельзя лучше подходит для одной, может очень часто оказаться совершенно неприемлемо в другом месте. |
| The jokes, the 'bonmots,' the little adventures, which may do very well in one company, will seem flat and tedious, when related in another. The particular characters, the habits, the cant of one company, may give merit to a word, or a gesture, which would have none at all if divested of those accidental circumstances. Here people very commonly err; and fond of something that has entertained them in one company, and in certain circumstances, repeat it with emphasis in another, where it is either insipid, or, it may be, offensive, by being ill-timed or misplaced. | Шутки, разного рода bons mots(27), забавные случаи из жизни, которые придутся очень кстати в одной компании, если их рассказать в другой, покажутся плоскими и скучными. Какие-то особенности характеров, привычки, условный язык, принятые в той или иной компании, могут придать определенное значение слову или жесту, которые не имели бы его вовсе, не будь этих привходящих обстоятельств. Люди здесь очень часто совершают ошибку: пристрастившись к чему-то, что забавляло их в определенном кругу и при определенных условиях, они настойчиво повторяют это в другом кругу, при других обстоятельствах, где то же самое становится либо неинтересным, либо, может быть, даже оскорбительным, из-за того, что употреблено не к месту или не ко времени. |
| Nay, they often do it with this silly preamble; "I will tell you an excellent thing"; or, "I will tell you the best thing in the world." This raises expectations, which, when absolutely disappointed, make the relater of this excellent thing look, very deservedly, like a fool. | Часто они даже начинают с глупого предисловия, вроде: "Сейчас я расскажу вам замечательную историю" или "Я расскажу вам нечто необычайно интересное". Они вселяют в своих слушателей надежды, и когда надежды эти ни в какой мере не сбываются, незадачливый рассказчик "замечательной истории" оказывается в дурацком положении, которое он, надо сказать, вполне заслужил. |
| If you would particularly gain the affection and friendship of particular people, whether men or women, endeavor to find out the predominant excellency, if they have one, and their prevailing weakness, which everybody has; and do justice to the one, and something more than justice to the other. Men have various objects in which they may excel, or at least would be thought to excel; and, though they love to hear justice done to them, where they know that they excel, yet they are most and best flattered upon those points where they wish to excel, and yet are doubtful whether they do or not. As, for example, Cardinal Richelieu, who was undoubtedly the ablest statesman of his time, or perhaps of any other, had the idle vanity of being thought the best poet too; he envied the great Corneille his reputation, and ordered a criticism to be written upon the "Cid." Those, therefore, who flattered skillfully, said little to him of his abilities in state affairs, or at least but 'en passant,' and as it might naturally occur. But the incense which they gave him, the smoke of which they knew would turn his head in their favor, was as a 'bel esprit' and a poet. Why? Because he was sure of one excellency, and distrustful as to the other. | Если тебе особенно хочется завоевать расположение и дружбу определенных людей, будь то мужчины или женщины, постарайся распознать их самое большое достоинство, если таковое имеется, и их самую большую слабость, которая непременно есть у каждого, и воздай должное первому, а второй - даже нечто большее. Есть немало областей, в которых люди хотят всех превзойти или по меньшей мере хотят, чтобы другие думали, что они всех превзошли. И хотя они любят, чтобы им воздавали по достоинству там, где они знают, что действительно достигли чего-то значительного, им больше всего и вернее всего льстит похвала в том, в чем они хотят преуспеть и, однако, не совсем уверены, удается им это или нет. Так, например, тщеславию кардинала Ришелье, который был, несомненно, самым выдающимся государственным деятелем своего времени, да и не только своего, особенно льстило, когда его считали также и лучшим из поэтов, он завидовал славе великого Корнеля и отдал распоряжение раскритиковать "Сида". Поэтому самые искусные из льстецов старались поменьше говорить ему о его уменье управлять или говорили об этом только en passant(28) и лишь тогда, когда представлялся какой-нибудь случай. Но фимиамом, который они курили ему, было превознесение его как bel esprit(29) и как поэта, и они были уверены, что аромат этого фимиама привлечет к ним и его внимание. Почему? Да потому что в первом своем качестве он твердо был убежден, а в отношении второго в душе все-таки сомневался. |
| You will easily discover every man's prevailing vanity, by observing his favorite topic of conversation; for every man talks most of what he has most a mind to be thought to excel in. Touch him but there, and you touch him to the quick. The late Sir Robert Walpole (who was certainly an able man) was little open to flattery upon that head; for he was in no doubt himself about it; but his prevailing weakness was, to be thought to have a polite and happy turn to gallantry; of which he had undoubtedly less than any man living: it was his favorite and frequent subject of conversation: which proved, to those who had any penetration, that it was his prevailing weakness. And they applied to it with success. | Ты легко сможешь распознать в каждом человеке предмет его тщеславия, приметив, о чем он особенно любит говорить, ибо каждому человеку свойственно больше всего говорить о том, в чем ему больше всего хочется добиться всеобщего признания. Коснись именно этого, и ты заденешь его за живое. Покойный сэр Роберт Уолпол, который, вне всякого сомнения, был человеком незаурядным, не очень прислушивался к похвалам его таланту, но его самой большой слабостью было желание, чтобы его считали человеком благовоспитанным и галантным кавалером, то есть тем, чем он ни в какой степени не был; это было излюбленным и самым частым предметом его разговора, и людям проницательным становилось ясно, что это - его самое уязвимое место. И они с успехом использовали его слабость в своих целях. |
| Women have, in general, but one object, which is their beauty; upon which, scarce any flattery is too gross for them to swallow. Nature has hardly formed a woman ugly enough to be insensible to flattery upon her person; if her face is so shocking, that she must in some degree, be conscious of it, her figure and her air, she trusts, make ample amends for it. If her figure is deformed, her face, she thinks, counterbalances it. If they are both bad, she comforts herself that she has graces; a certain manner; a 'je ne sais quoi,' still more engaging than beauty. This truth is evident, from the studied and elaborate dress of the ugliest women in the world. An undoubted, uncontested, conscious beauty, is of all women, the least sensible of flattery upon that head; she knows that it is her due, and is therefore obliged to nobody for giving it her. She must be flattered upon her understanding; which, though she may possibly not doubt of herself, yet she suspects that men may distrust. | У женщин таким предметом чаще всего является их красота. Как только разговор заходит о ней, никакая лесть им не кажется грубой. Природа, должно быть, не создавала еще женщины, настолько уродливой, чтобы она могла остаться совершенно равнодушной к похвале, воздаваемой ее наружности. Если лицо ее настолько безобразно, что она не может не знать об этом, ей кажется, что фигура ее и весь ее облик с лихвой восполняют этот недостаток. Окажись у нее некрасивая фигура, она думает, что все уравновешивается красотою лица. Если же безобразны и лицо, и фигура, то она успокаивает себя тем, что ей присуще некоторое очарование, уменье как-то особенно себя держать, некое je ne sais quoi(30), еще более располагающее к себе, чем сама красота. Мысль эту можно доказать тем, что самая некрасивая женщина на свете тщательно обдумывает, как ей получше одеться. Настоящая бесспорная красавица, сознающая, что она хороша собой, изо всех женщин менее всего поддается такого рода лести: она знает, что этим ей только воздается должное, и не чувствует себя никому за нее обязанной. Надо похвалить ее ум - хоть сама она, может быть, и не сомневается в нем, она может думать, что мужчины держатся на этот счет иного мнения |
| Do not mistake me, and think that I mean to recommend to you abject and criminal flattery: no; flatter nobody's vices or crimes: on the contrary, abhor and discourage them. But there is no living in the world without a complaisant indulgence for people's weaknesses, and innocent, though ridiculous vanities. If a man has a mind to be thought wiser, and a woman handsomer than they really are, their error is a comfortable one to themselves, and an innocent one with regard to other people; and I would rather make them my friends, by indulging them in it, than my enemies, by endeavoring (and that to no purpose) to undeceive them. | Не пойми меня неверно и не подумай, что я рекомендую тебе низкую и преступную лесть. Нет, не вздумай хвалить ничьих пороков, ничьих преступлений; напротив, умей ненавидеть их и отвращать от них людей. Но на свете нельзя жить без любезной снисходительности к человеческим слабостям и чужому тщеславию, в сущности невинному, хоть, может быть, порой и смешному. Если мужчине хочется, чтобы его считали умнее, чем он есть на самом деле, а женщине - чтобы ее считали красивее, заблуждение это благотворно для них обоих и безобидно для окружающих. И я предпочел бы сделать этих людей своими друзьями, потакая им, нежели своими врагами, стараясь (и притом напрасно) вывести их из этого заблуждения. |
| There are little attentions likewise, which are infinitely engaging, and which sensibly affect that degree of pride and self-love, which is inseparable from human nature; as they are unquestionable proofs of the regard and consideration which we have for the person to whom we pay them. As, for example, to observe the little habits, the likings, the antipathies, and the tastes of those whom we would gain; and then take care to provide them with the one, and to secure them from the other; giving them, genteelly, to understand, that you had observed that they liked such a dish, or such a room; for which reason you had prepared it: or, on the contrary, that having observed they had an aversion to such a dish, a dislike to such a person, etc., you had taken care to avoid presenting them. Such attention to such trifles flatters self-love much more than greater things, as it makes people think themselves almost the only objects of your thoughts and care. | Существуют также небольшие знаки внимания, чрезвычайно приятные людям и заметным образом воздействующие на ту степень гордости и самолюбия, которые неотделимы от человеческой природы. Эти знаки внимания - верное свидетельство нашей предупредительности и нашего уважения к тем, кому мы их оказываем. Можно, например, приметить маленькие привычки, пристрастия, антипатии и вкусы людей, которых нам хотелось бы расположить к себе, и тогда постараться чему-то потакать и от чего-то уберечь их, при этом деликатно дав им понять, что ты заметил, что им нравится такое-то блюдо или такая-то комната, и поэтому приготовил для них то или другое, или же, напротив, что от тебя не укрылось их отвращение к такому-то блюду и неприязнь к такому-то лицу, и ты постарался, чтобы за столом не было этого блюда, а среди гостей не появилось это лицо. Внимание к подобным пустякам льстит самолюбию гораздо больше, нежели вещи более значительные, ибо люди начинают думать, что чуть ли не все мысли твои и заботы направлены на то, чтобы сделать им приятное. |
| These are some of the arcana necessary for your initiation in the great society of the world. I wish I had known them better at your age; I have paid the price of three-and-fifty years for them, and shall not grudge it, if you reap the advantage. Adieu. | Вот кое-какие секреты, которые тебе необходимо знать, для того чтобы войти в высший свет. Хорошо было бы, если бы в твоем возрасте я знал их лучше сам. Я заплатил за эти знания пятьюдесятью тремя годами жизни и ничего не имел бы против, если бы ты уже сейчас мог воспользоваться теми преимуществами, которые можно извлечь из моего неплохого опыта. Прощай. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая