Краткая коллекция англтекстов
Честерфильд. Письма к сыну
Letter 41/Письмо 41
| English | Русский |
| LONDON, December 19, O. S. 1749. | Лондон, 19 декабря ст. ст. 1749 г. |
| DEAR BOY: The knowledge of mankind is a very use ful knowledge for everybody; a most necessary one for you, who are destined to an active, public life. You will have to do with all sorts of characters; you should, therefore, know them thoroughly, in order to manage them ably. This knowledge is not to be gotten systematically; you must acquire it yourself by your own observation and sagacity; I will give you such hints as I think may be useful land-marks in your intended progress. | Милый мои мальчик, Знание людей очень полезно для каждого человека, и оно совершенно необходимо тебе, раз ты готовишь себя к деятельной общественной жизни. Тебе придется сталкиваться с самыми разными характерами и тщательно их изучить, для того, чтобы потом обходиться с ними умело. Это знание дается отнюдь не систематическим изучением, приобрести его тебе поможет твоя собственная наблюдательность и прозорливость. Я же дам тебе кое-какие указания, которые, как мне кажется, могут стать полезными вехами на пути твоего продвижения вперед. |
| I have often told you (and it is most true) that, with regard to mankind, we must not draw general conclusions from certain particular principles, though, in the main, true ones. We must not suppose that, because a man is a rational animal, he will therefore always act rationally; or, because he has such or such a predominant passion, that he will act invariably and consequentially in the pursuit of it. No. We are complicated machines: and though we have one main-spring, that gives motion to the whole, we have an infinity of little wheels, which, in their turns, retard, precipitate, and sometimes stop that motion. Let us exemplify. I will suppose ambition to be (as it commonly is) the predominant passion of a minister of state; and I will suppose that minister to be an able one. Will he, therefore, invariably pursue the object of that predominant passion? May I be sure that he will do so and so, because he ought? Nothing less. Sickness or low spirits, may damp this predominant passion; humor and peevishness may triumph over it; inferior passions may, at times, surprise it and prevail. Is this ambitious statesman amorous? Indiscreet and unguarded confidences, made in tender moments, to his wife or his mistress, may defeat all his schemes. Is he avaricious? Some great lucrative object, suddenly presenting itself, may unravel all the work of his ambition. Is he passionate? Contradiction and provocation (sometimes, it may be, too, artfully intended) may extort rash and inconsiderate expressions, or actions destructive of his main object. Is he vain, and open to flattery? An artful, flattering favorite may mislead him; and even laziness may, at certain moments, make him neglect or omit the necessary steps to that height at which he wants to arrive. Seek first, then, for the predominant passion of the character which you mean to engage and influence, and address yourself to it; but without defying or despising the inferior passions; get them in your interest too, for now and then they will have their turns. In many cases, you may not have it in your power to contribute to the gratification of the prevailing passion; then take the next best to your aid. There are many avenues to every man; and when you cannot get at him through the great one, try the serpentine ones, and you will arrive at last. | Я не раз говорил тебе (и это безусловно так), что в отношении людей нам не следует делать общих выводов из некоторых частных посылок, хотя, вообще-то говоря, эти посылки верны. Не следует думать, что только оттого, что человек - существо разумное, он всегда будет поступать разумно или что, одержимый некоей главенствующей страстью, он будет неизменно и последовательно руководиться в своих поступках ею одной. Нет. Все мы - сложные механизмы, и хоть в каждом из нас есть некая главная пружина, приводящая в движение все остальное, существует еще бесчисленное множество разных мелких колесиков, обороты которых замедляют, ускоряют, а иногда и останавливают это движение. Рассмотрим все это на примере: предположим, что честолюбие - главная страсть некоего министра, и предположим, что министр этот - человек способный; означает ли это, что он будет неукоснительно следовать влечению своей главной страсти? Могу ли я быть уверенным, что он поступит так-то и так-то, потому что ему следовало бы так поступить? Ни в коем случае. Недуг или подавленное состояние могут приглушить эту преобладающую страсть: дурное настроение и раздражительность - одержать над ней верх; более низкие страсти - иногда захватить ее врасплох и возобладать над нею. А что если этот честолюбивый государственный деятель влюблен? Нескромные и неосторожные признания, сделанные в минуту нежности жене или любовнице, могут расстроить все его планы. А представь себе, что он жаден? Какое-нибудь неожиданно представившееся прибыльное дело может порвать все хитросплетения его честолюбия. А если вспыльчив? Тогда малейшее прекословие, помеха (а иногда, к тому же, и нарочито подстроенная) может вызвать его на резкости, на необдуманные слова или действия, и все это не позволит ему достичь его главной цели. А вдруг он тщеславен и падок на лесть? Тогда искусный льстец может увлечь его в сторону. Даже из-за собственной лености он способен порою чем-то пренебречь и не сделать нужных шагов на пути к высотам, к которым стремится. Поэтому отыщи сначала главную страсть в человеке, которого хочешь привлечь к себе, и воздействуй на нее; но только не забывай и о других, более низких его страстях и не презирай их: помни, что они существуют и что иногда приходит и их черед. В ряде случаев ты ничем не сможешь способствовать удовлетворению главной страсти - тогда прибегни к помощи какой-нибудь другой. К каждому человеку ведет немало дорог, и когда тебе не добраться до него столбовою дорогой, испробуй окольные пути: в конце концов, ты достигнешь цели. |
| There are two inconsistent passions, which, however, frequently accompany each other, like man and wife; and which, like man and wife too, are commonly clogs upon each other. I mean ambition and avarice: the latter is often the true cause of the former, and then is the predominant passion. It seems to have been so in Cardinal Mazarin, who did anything, submitted to anything, and forgave anything, for the sake of plunder. He loved and courted power, like a usurer, because it carried profit along with it. Whoever should have formed his opinion, or taken his measures, singly, from the ambitious part of Cardinal Mazarin's character, would have found himself often mistaken. Some who had found this out, made their fortunes by letting him cheat them at play. On the contrary, Cardinal Richelieu's prevailing passion seems to have been ambition, and his immense riches only the natural consequences of that ambition gratified; and yet, I make no doubt, but that ambition had now and then its turn with the former, and avarice with the latter. Richelieu (by the way) is so strong a proof of the inconsistency of human nature, that I cannot help observing to you, that while he absolutely governed both his king and his country, and was, in a great degree, the arbiter of the fate of all Europe, he was more jealous of the great reputation of Corneille than of the power of Spain; and more flattered with being thought (what he was not) the best poet, than with being thought (what he certainly was) the greatest statesman in Europe; and affairs stood still while he was concerting the criticism upon the Cid. Could one think this possible, if one did not know it to be true? | Есть две несовместимые страсти, которые, однако, часто сходятся вместе как муж с женой и, как муж и жена, нередко мешают друг другу. Это - честолюбие и жадность. Последняя бывает часто истинной причиной первого и становится тогда в человеке главною страстью. Должно быть, именно так обстояло дело с кардиналом Мазарини, который, для того чтобы загрести побольше денег, способен был все сделать, со всем согласиться и все что угодно простить. Власть он любил любовью ростовщика и добивался ее потому, что вслед за нею приходило богатство. Тот, кто в характере кардинала Мазарини принял бы в соображение одно только его честолюбие и на этом бы построил свои расчеты, не раз бы просчитался. Люди же, которые знали эту его особенность, добивались больших успехов, позволяя ему обманывать себя в игре. Напротив, преобладающей страстью кардинала Ришелье было, по-видимому, честолюбие, и его несметные богатства были только естественным результатом удовлетворения этого честолюбия. Тем не менее я уверен, что бывали случаи, когда и у Мазарини вступало в свои права честолюбие, а у Ришелье - жадность. Между прочим, характер Ришелье - настолько явное доказательство непоследовательности человеческой натуры, что я не могу сейчас удержаться и не сказать, что в то время, как он безраздельно управлял королем и страною и в значительной степени распоряжался судьбою всей Европы, он больше завидовал огромной славе Корнеля, чем силе Испании, и ему больше льстило, когда его считали лучшим из поэтов (каковым он не был), чем когда думали, что он величайший из государственных деятелей Европы (а он им действительно был). И все государственные дела замирали, когда он сочинял свою критику на "Сида". Никто бы даже не подумал, что такое возможно, а ведь это было действительно так. |
| Though men are all of one composition, the several ingredients are so differently proportioned in each individual, that no two are exactly alike; and no one at all times like himself. The ablest man will sometimes do weak things; the proudest man, mean things; the honestest man, ill things; and the wickedest man, good ones. Study individuals then, and if you take (as you ought to do,) their outlines from their prevailing passion, suspend your last finishing strokes till you have attended to, and discovered the operations of their inferior passions, appetites, and humors. A man's general character may be that of the honestest man of the world: do not dispute it; you might be thought envious or ill-natured; but, at the same time, do not take this probity upon trust to such a degree as to put your life, fortune, or reputation in his power. This honest man may happen to be your rival in power, in interest, or in love; three passions that often put honesty to most severe trials, in which it is too often cast; but first analyze this honest man yourself; and then only you will be able to judge how far you may, or may not, with safety trust him. | Хотя люди все складываются из одних и тех же элементов, соотношения, в которых элементы эти присутствуют в каждом человеке, настолько различны, что нет двух людей, в точности похожих друг на друга; бывает, что даже один и тот же человек с годами много раз изменяется. Самый талантливый человек может иногда сделать что-то бездарно, самый гордый - унизиться, самый порядочный - поступить бесчестно, а самый безнравственный - благородно. Поэтому изучай людей, и если очертания их ты нанесешь, исходя из их главной страсти, не торопись накладывать последние мазки, пока внимательно не разглядишь и не распознаешь более низких страстей, стремлении или расположении духа. Может статься, что основные черты характера свидетельствуют о том, что обладатель его - самый порядочный человек на свете; не оспаривай этого - тебя могут счесть завистливым или злобным. Но вместе с тем не принимай порядочность эту на веру до такой степени, чтобы жизнь твоя, репутация или карьера очутились вдруг в его руках. Этот порядочный человек может оказаться твоим соперником в борьбе за власть, состояние или - в любви. Эти три страсти подвергают иногда нашу честность самым жестоким испытаниям, которых, надо сказать, она очень уж часто не выдерживает. Прежде всего, хорошенько разгляди этого порядочного человека сам, и тогда ты будешь в состоянии судить, надежен ли он, и если да, то насколько можно на него положиться. |
| Women are much more like each other than men: they have, in truth, but two passions, vanity and love; these are their universal characteristics. An Agrippina may sacrifice them to ambition, or a Messalina to lust; but those instances are rare; and, in general, all they say, and all they do, tends to the gratification of their vanity or their love. He who flatters them most, pleases them best; and they are the most in love with him, who they think is the most in love with them. No adulation is too strong for them; no assiduity too great; no simulation of passion too gross; as, on the other hand, the least word or action that can possibly be construed into a slight or contempt, is unpardonable, and never forgotten. Men are in this respect tender too, and will sooner forgive an injury than an insult. Some men are more captious than others; some are always wrongheaded; but every man living has such a share of vanity, as to be hurt by marks of slight and contempt. Every man does not pretend to be a poet, a mathematician, or a statesman, and considered as such; but every man pretends to common sense, and to fill his place in the world with common decency; and, consequently, does not easily forgive those negligences, inattentions and slights which seem to call in question, or utterly deny him both these pretensions. | В женщинах разнообразия этого много меньше, чем в мужчинах; по правде говоря, у них только две страсти: тщеславие и любовь - ту и другую можно найти у каждой. Агриппина могла, правда, принести их обе в жертву жажде власти, а Мессалина - вожделению, но такие примеры редки, вообще же все, что говорят и делают женщины, направлено на удовлетворение тщеславия их или любви. Тот, кто льстил им, нравится им больше всего, и сильнее всего они влюбляются в того, кто, по их мнению, сильнее всего влюблен в них. Никакая угодливость не может быть для них слишком сильной, никакое усердие чрезмерным, никакое притворство слишком грубым; с другой стороны, малейшее слово или поступок, которые можно истолковать как знак пренебрежения или презрения, непростителен, и они никогда его не забудут. Мужчины в этом отношении тоже чрезвычайно чувствительны и скорее готовы простить нанесенный им вред, нежели обиду. Одни бывают придирчивее других, иные всегда упорствуют в заблуждениях, но любой из них достаточно тщеславен, чтобы малейшее пренебрежение и презрение его задело. Не каждый человек претендует на то, чтобы быть поэтом, математиком, государственным деятелем или чтобы его почитали за такового, но каждый уверен, что обладает здравым смыслом и соответствует месту своему в мире; поэтому он нелегко прощает всякое пренебрежение, неуважение и невнимание, которые могут поставить это соответствие под вопрос или же начисто отвергают его притязания. |
| Suspect, in general, those who remarkably affect any one virtue; who raise it above all others, and who, in a manner, intimate that they possess it exclusively. I say suspect them, for they are commonly impostors; but do not be sure that they are always so; for I have sometimes known saints really religious, blusterers really brave, reformers of manners really honest, and prudes really chaste. Pry into the recesses of their hearts yourself, as far as you are able, and never implicitly adopt a character upon common fame; which, though generally right as to the great outlines of characters, is always wrong in some particulars. | Отнесись, вообще говоря, подозрительно к тем, кто проповедует некую добродетель, кто превозносит ее превыше всего, а потом старается так или иначе дать понять, что обладает-то ею лишь он один. Я говорю, отнесись к ним подозрительно, потому что в большинстве случаев - это плуты. Но только не будь уверен, что всякий раз это непременно так, ибо я знавал иногда святош - действительно благочестивых, хвастунов - на самом деле храбрых, преобразователей нравов - действительно порядочных и жеманниц - действительно целомудренных. Проникни, насколько можешь глубже, в тайники их сердца и никогда не принимай на веру того, что говорят о человеке другие; пусть в том, что касается общих черт характера, они и окажутся правы, в каких-то частностях они всегда ошибутся. |
| Be upon your guard against those who upon very slight acquaintance, obtrude their unasked and unmerited friendship and confidence upon you; for they probably cram you with them only for their own eating; but, at the same time, do not roughly reject them upon that general supposition. Examine further, and see whether those unexpected offers flow from a warm heart and a silly head, or from a designing head and a cold heart; for knavery and folly have often the same symptoms. In the first case, there is no danger in accepting them, 'valeant quantum valere possunt'. In the latter case, it may be useful to seem to accept them, and artfully to turn the battery upon him who raised it. | Проявляй осторожность с теми, кто, будучи очень мало с тобой знаком, старается навязать тебе свою непрошеную и незаслуженную дружбу и доверие, ибо очень может быть, что они угощают собою только для того, чтобы при этом поесть самим. Но, вместе с тем, пусть это общее предположение не побуждает тебя отталкивать их и быть с ними резким. Вглядись в них пристальнее, чтобы установить, идут ли эти неожиданные предложения от горячего сердца и глупой головы или от хитрой головы и холодного сердца, ибо глупость и плутовство часто выказывают себя теми же самыми признаками. В первом случае предложения эти не чреваты для тебя никакой опасностью, если ты их и примешь - valeant quantum valere possum(103), во втором - может быть полезно сделать вид, что их принимаешь, дабы потом искусно повернуть орудия против тех, кто их на тебя направил. |
| There is an incontinency of friendship among young fellows, who are associated by their mutual pleasures only, which has, very frequently, bad consequences. A parcel of warm hearts and inexperienced heads, heated by convivial mirth, and possibly a little too much wine, vow, and really mean at the time, eternal friendships to each other, and indiscreetly pour out their whole souls in common, and without the least reserve. These confidences are as indiscreetly repealed as they were made; for new pleasures and new places soon dissolve this ill-cemented connection; and then very ill uses are made of these rash confidences. | Необузданная дружба, возникающая между молодыми людьми, которых связывают одни только удовольствия, и последствия этой дружбы часто бывают худыми. Горячие сердца и не умудренные опытом головы, подогретые веселой пирушкой и, может быть, избытком выпитого вина, клянутся друг другу в вечной дружбе и, может быть, в эту минуту действительно в нее верят и по неосмотрительности своей сполна изливают друг другу душу, не сдерживая себя ничем. Взаимные признания эти обрываются столь же неосторожно, как они завязались, ибо новые удовольствия и новые встречи очень скоро расторгают эти плохо скрепленные узы. И тогда все необдуманные излияния используются с очень дурными целями. |
| Bear your part, however, in young companies; nay, excel, if you can, in all the social and convivial joy and festivity that become youth. Trust them with your love tales, if you please; but keep your serious views secret. Trust those only to some tried friend, more experienced than yourself, and who, being in a different walk of life from you, is not likely to become your rival; for I would not advise you to depend so much upon the heroic virtue of mankind, as to hope or believe that your competitor will ever be your friend, as to the object of that competition. | Но вместе с тем тебе непременно надо принимать участие в сборищах молодых людей; больше того, тебе, если только ты можешь, надо быть среди них первым в части всех юношеских забав, развлечений, веселья. Поверяй им, если хочешь, свои любовные похождения, но пусть все твои серьезные мысли остаются в секрете. Доверь их только испытанному другу, у которого больше опыта, чем у тебя, и который идет по жизни совсем другой дорогой и соперником твоим никогда не станет. Помни, никак нельзя полагаться на то, что люди - герои, и надеяться или верить, что человек, который что-то оспаривал у тебя, может сделаться твоим другом и отступиться от сроей цели. |
| These are reserves and cautions very necessary to have, but very imprudent to show; the 'volto sciolto' should accompany them. Adieu. | Все это оговорки и предостережения, которые необходимо иметь в виду, однако было бы неблагоразумием выказывать их людям: volto sciolto должно неизменно сопровождать их. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая