Краткая коллекция англтекстов
Честерфильд. Письма к сыну
Letter 64/Письмо 64
| English | Русский |
| LONDON, April 13, O. S. 1752 | Лондон, 13 апреля ст. ст. 1752 г. |
| MY DEAR FRIEND: I receive this moment your letter of the 19th, N. S., with the inclosed pieces relative to the present dispute between the King and the parliament. I shall return them by Lord Huntingdon, whom you will soon see at Paris, and who will likewise carry you the piece, which I forgot in making up the packet I sent you by the Spanish Ambassador. | Милый друг, Только что получил твое письмо от 19 апреля н. ст. с вложенными в него бумагами, относящимися к спору, который идет сейчас между королем и парламентом. Я возвращу их тебе с лордом Хантингтоном, которого ты скоро увидишь в Париже; он передаст тебе также документ, отправленный тебе через испанского посланника: я забыл вложить его в пакет. |
| The representation of the parliament is very well drawn, 'suaviter in modo, fortiter in re'. They tell the King very respectfully, that, in a certain case, WHICH THEY SHOULD THINK IT CRIMINAL To SUPPOSE, they would not obey him. This hath a tendency to what we call here revolution principles. I do not know what the Lord's anointed, his vicegerent upon earth, divinely appointed by him, and accountable to none but him for his actions, will either think or do, upon these symptoms of reason and good sense, which seem to be breaking out all over France: but this I foresee, that, before the end of this century, the trade of both king and priest will not be half so good a one as it has been. | Представление парламента составлено очень хорошо - suaviter in modo, fortiter in re(278). Они очень почтительно говорят королю, что при определенных обстоятельствах, самая мысль о которых им кажется преступной, они могут отказать ему в повиновении. Все это напоминает то, что мы называем здесь революционными принципами. Не знаю уж, что подумает и как поступит помазанник господень, наместник его на земле, назначенный свыше и отвечающий только перед ним одним за свои дела, узнав об этом пробуждении разума и здравого смысла, которое как будто уже началось по всей Франции, только я предвижу, что уже к концу нашего столетия ремесло короля и папы будет далеко не столь приятным, сколь оно было до сих пор. |
| Du Clos, in his "Reflections," hath observed, and very truly, 'qu'il y a un germe de raison qui commence a se developper en France';--a developpement that must prove fatal to Regal and Papal pretensions. Prudence may, in many cases, recommend an occasional submission to either; but when that ignorance, upon which an implicit faith in both could only be founded, is once removed, God's Vicegerent, and Christ's Vicar, will only be obeyed and believed, as far as what the one orders, and the other says, is conformable to reason and to truth. | Дюкло очень верно подмечает в своих размышлениях, qu'il у a un germe de raison qui commence a se dcvelopper en France(279). Developpement(280) - которое неминуемо окажется роковым для притязаний папы и короля. Благоразумие может во многих случаях подсказать нам, что надо иногда повиноваться тому или другому, но, как только на смену невежеству, на котором зиждется эта слепая вера, придет знание, помазаннику божьему и наместнику Христа будут верить и повиноваться только в той степени, в какой приказы одного и речи другого будут соответствовать истине и разуму |
| I am very glad (to use a vulgar expression) that You MAKE AS IF YOU WERE NOT WELL, though you really are; I am sure it is the likeliest way to keep so. Pray leave off entirely your greasy, heavy pastry, fat creams, and indigestible dumplings; and then you need not confine yourself to white meats, which I do not take to be one jot wholesomer than beef, mutton, and partridge. | Я очень рад - употреблю уж это избитое выражение - что ты ведешь себя так, как будто заболел, тогда как в действительности ты совершенно здоров; убежден, что это надежнейший способ охранить себя от болезни. Пожалуйста, начисто исключи из своего меню все жирные и тяжелые пироги и пирожные, жирные кремы и неудобоваримые пудинги с запечеными фруктами: но нет никакой необходимости есть одно только белое мясо, не думаю, чтобы оно было хоть сколько-нибудь полезнее, чем говядина, баранина и куропатки. |
| Voltaire sent me, from Berlin, his 'History du Siecle de Louis XIV. It came at a very proper time; Lord Bolingbroke had just taught me how history should be read; Voltaire shows me how it should be written. I am sensible that it will meet with almost as many critics as readers. Voltaire must be criticised; besides, every man's favorite is attacked: for every prejudice is exposed, and our prejudices are our mistresses; reason is at best our wife, very often heard indeed, but seldom minded. It is the history of the human understanding, written by a man of parts, for the use of men of parts. Weak minds will not like it, even though they do not understand it; which is commonly the measure of their admiration. Dull ones will want those minute and uninteresting details with which most other histories are encumbered. He tells me all I want to know, and nothing more. His reflections are short, just, and produce others in his readers. | Вольтер прислал мне из Берлина свою "Историю века Людовика XIV". Она пришла как раз вовремя: лорд Болингброк только что научил меня тому, как надо читать историю; Вольтер показывает, как ее надо писать. Предвижу, что критиков у него окажется почти столько же, сколько читателей. Вольтера и надо критиковать; к тому же он нападает на то, что дорого сердцу каждого человека: он ополчается на предрассудки, а предрассудки - это наши любовницы; разум - это в лучшем случае наша жена: мы действительно его часто слышим, только редко задумываемся над тем, что он говорит. Книга эта - история человеческого разума, написанная человеком незаурядным для незаурядных людей. Слабым она придется не по вкусу, даже несмотря на то что они ее не поймут - а ведь обычно это и определяет их восхищение. Людям тупым будет не хватать в ней кропотливых и скучных подробностей, которыми загромождено большинство других историй. Он рассказывает мне все, что я хочу знать, и ничего более. Размышления его немногословны, верны и наталкивают читателя на новые размышления. |
| Free from religious, philosophical, political and national prejudices, beyond any historian I ever met with, he relates all those matters as truly and as impartially, as certain regards, which must always be to some degree observed, will allow him; for one sees plainly that he often says much less than he would say, if he might. He hath made me much better acquainted with the times of Lewis XIV., than the innumerable volumes which I had read could do; and hath suggested this reflection to me, which I have never made before--His vanity, not his knowledge, made him encourage all, and introduce many arts and sciences in his country. He opened in a manner the human understanding in France, and brought it to its utmost perfection; his age equalled in all, and greatly exceeded in many things (pardon me, Pedants!) the Augustan. This was great and rapid; but still it might be done, by the encouragement, the applause, and the rewards of a vain, liberal, and magnificent prince. What is much more surprising is, that he stopped the operations of the human mind just where he pleased; and seemed to say, "Thus far shalt thou go, and no farther." For, a bigot to his religion, and jealous of his power, free and rational thoughts upon either, never entered into a French head during his reign; and the greatest geniuses that ever any age produced, never entertained a doubt of the divine right of Kings, or the infallibility of the Church. Poets, Orators, and Philosophers, ignorant of their natural rights, cherished their chains; and blind, active faith triumphed, in those great minds, over silent and passive reason. The reverse of this seems now to be the case in France: reason opens itself; fancy and invention fade and decline. | Будучи свободен от религиозных, философских, политических и национальных предрассудков более, чем кто-либо из известных мне историков, он рассказывает обо всем настолько правдиво и беспристрастно, насколько это позволяют известные соображения, которые всегда приходится принимать во внимание, ибо совершенно очевидно, что он часто рассказывает намного меньше, чем мог бы рассказать. Из его труда я гораздо больше узнал об эпохе Людовика XIV, чем из бесчисленных томов, которые читал прежде; именно он подсказал мне мысль, которая никогда мне раньше не приходила в голову, что отнюдь не понимание, а тщеславие побуждало этого государя покровительствовать наукам и искусствам и всячески прививать их у себя в стране. Король этот как бы открыл во Франции человеческий разум и довел его до высшего совершенства: его век во всем сравнялся с веком Августа, а во многом (да простят мне педанты!) значительно его превзошел. Поражают величие и быстрота всего, что свершилось, но тщеславному, щедрому и великолепному королю все это удавалось легко: надо было только поощрять, рукоплескать, награждать. Самое поразительное - это то, что он прекратил дальнейшее развитие человеческого разума именно тогда, когда ему захотелось это сделать. Он как будто сказал ему: "До сих пор ты дойдешь, а дальше ни шагу". Он был ханжески привержен религии и ревниво оберегал свою власть, поэтому за все время его царствования ни одному французу не могло прийти в голову ни одной свежей или разумной мысли ни о политике, ни о религии, и у величайших гениев, которые когда-либо жили на свете, ни разу не зарождалось малейшего сомнения в том, что все короли от бога и что церковь непогрешима. Поэты, ораторы и философы, не задумываясь о данном человеку естественном праве, восхищались своими цепями. И в этих великих людях слепая, но деятельная вера оказалась сильнее разума, который замер в молчании. Сейчас во Франции происходит как раз обратное: разум расцветает, выдумка и фантазия чахнут и вянут. |
| I will send you a copy of this history by Lord Huntingdon, as I think it very probable that it is not allowed to be published and sold at Paris. Pray read it more than once, and with attention, particularly the second volume, which contains short, but very clear accounts of many very interesting things, which are talked of by everybody, though fairly. understood by very few. There are two very puerile affectations which I wish this book had been free from; the one is, the total subversion of all the old established French orthography; the other is, the not making use of any one capital letter throughout the whole book, except at the beginning of a paragraph. It offends my eyes to see rome, paris, france, Caesar, I henry the fourth, etc., begin with small letters; and I do not conceive that there can be any reason for doing it, half so strong as the reason of long usage is to the contrary. This is an affectation below Voltaire; who, I am not ashamed to say, that I admire and delight in, as an author, equally in prose and in verse. | Я пришлю тебе эту "Историю" с лордом Хантингтоном, так как весьма возможно, что во Франции ее не разрешат ни напечатать, ни продавать. Пожалуйста, прочти ее, и притом не раз и внимательно, в особенности же второй том, где есть краткие, но очень ясно изложенные сведения о многих интереснейших вещах, о которых все любят говорить, но которые по-настоящему мало кто понимает. Есть, однако, у этой книги два недостатка, в которых нашли себе выражение ребячливость и претенциозность, и на мой взгляд, они очень ее портят. Во-первых, автор совершенно не считается с издревле установившимися правилами французской орфографии; во-вторых, на протяжении всей книги он не употребляет ни одной заглавной буквы, за исключением тех слов, с которых начинаются абзацы. Я никак не могу согласиться с его манерой писать "рим", "париж", "Франция", "генрих IV" и т. п. - все со строчных букв, и я не вижу никаких оснований нарушать в этом отношении давно установившийся обычай. Это претенциозно и недостойно Вольтера, а я ведь не постыжусь сказать, что преклоняюсь перед ним и восхищаюсь им, и как поэтом, и как прозаиком. |
| I had a letter a few days ago from Monsieur du Boccage, in which he says, 'Monsieur Stanhope s'est jete dans la politique, et je crois qu'il y reussira': You do very well, it is your destination; but remember that, to succeed in great things, one must first learn to please in little ones. Engaging manners and address must prepare the way for superior knowledge and abilities to act with effect. The late Duke of Marlborough's manners and address prevailed with the first king of Prussia, to let his troops remain in the army of the Allies, when neither their representations, nor his own share in the common cause could do it. The Duke of Marlborough had no new matter to urge to him; but had a manner, which he could not, nor did not, resist. Voltaire, among a thousand little delicate strokes of that kind, says of the Duke de la Feuillade, 'qu'il etoit l'homme le plus brillant et le plus aimable du royaume; et quoique gendre du General et Ministre, il avoit pour lui la faveur publique'. Various little circumstances of that sort will often make a man of great real merit be hated, if he hath not address and manners to make him be loved. Consider all your own circumstances seriously; and you will find that, of all arts, the art of pleasing is the most necessary for you to study and possess. A silly tyrant said, 'oderint modo timeant'; a wise man would have said, 'modo ament nihil timendum est mihi'. Judge from your own daily experience, of the efficacy of that pleasing 'je ne sais quoi', when you feel, as you and everybody certainly does, that in men it is more engaging than knowledge, in women than beauty. | Несколько дней тому назад я получил письмо от месье дю Бокажа, в котором он пишет: "Monsieur Stanhope s'est jete dans la politique, et je crois qu il у reussira"(281). Очень хорошо, что ты это сделал, это твое назначение. Только помни, что, для того чтобы тебе удалось что-то большое, надо научиться нравиться в мелочах. Располагающие к себе манеры и обходительность должны расчистить путь более высоким знаниям и способностям, дабы те могли проявиться в полной мере. Манеры и обходительность покойного герцога Мальборо определили решение первого короля Пруссии согласиться на то, чтобы его войска остались в армии союзников, тогда как ни их представления, ни его собственное участие в общем деле не могли этого сделать. В распоряжении герцога Мальборо не было никаких новых доводов, которыми бы он мог повлиять на короля, но манеры его оказались настолько подкупающими, что тот не смог им противодействовать. Вольтер, в книге которого мы находим великое множество тонких замечаний подобного рода, говорит о герцоге де Фейад, qu'il etait l'homme le plus brillant et le plus aimable du royaume, et quoique gendre du general et ministre, il avait pour lui la faveur publique(282). Из-за различных мелких обстоятельств подобного рода, человека, поистине весьма достойного, люди часто начинают ненавидеть, если манерами своими и обращением он не способен заставить себя полюбить. Разберись в этом на своем собственном примере, и ты увидишь, что из всех искусств тебе в первую очередь следует изучить искусство нравиться и полностью овладеть им. Глупый тиран говорил: "Oderinf modo timeant"(283) - человек мудрый сказал бы: "Modo ament nihil timendum est mihi"(284). Рассуди сам на основании своего собственного повседневного опыта, насколько действенно бывает это приятное je ne sais quoi, когда ты чувствуешь, а ты и всякий человек вообще, конечно, это чувствует - что в мужчинах оно более располагает к себе, нежели ученость, в женщинах - более, чем красота. |
| I long to see Lord and Lady ------- (who are not yet arrived), because they have lately seen you; and I always fancy, that I can fish out something new concerning you, from those who have seen you last: not that I shall much rely upon their accounts, because I distrust the judgment of Lord and Lady -------, in those matters about which I am most inquisitive. They have ruined their own son by what they called and thought loving him. They have made him believe that the world was made for him, not he for the world; and unless he stays abroad a great while, and falls into very good company, he will expect, what he will never find, the attentions and complaisance from others, which he has hitherto been used to from Papa and Mamma. This, I fear, is too much the case of Mr.; who, I doubt, will be run through the body, and be near dying, before he knows how to live. However you may turn out, you can never make me any of these reproaches. I indulged no silly, womanish fondness for you; instead of inflicting my tenderness upon you, I have taken all possible methods to make you deserve it; and thank God you do; at least, I know but one article, in which you are different from what I could wish you; and you very well know what that is I want: That I and all the world should like you, as well as I love you. Adieu. | Жду не дождусь лорда и леди*** (они до сих пор еще не приехали), потому что они совсем недавно виделись с тобой, а мне всегда кажется, что я могу выудить какие-то новые сведения о тебе от того, кто видел тебя последним. Это вовсе не значит, что я буду очень полагаться на их рассказы, я не особенно доверяю суждениям лорда и леди *** в тех делах, которые больше всего меня волнуют. Собственного сына они погубили тем, что в их глазах было родительскою любовью. Они внушили ему, что не он создан для мира, а мир - для него. И если только он не уедет теперь надолго за границу и не попадет там в хорошее общество, он всюду будет искать то, чего нигде не найдет: знаки внимания и любви от других, то, к чему его приучили папенька и маменька. Боюсь в таком же положении находится и м-р***, прежде чем его не проткнут шпагой и едва не отправят на тот свет, он, верно, так и не научится жить. Что бы из тебя ни вышло, ты никогда не сможешь упрекнуть меня ни в чем подобном. У меня не было к тебе глупого женского обожания: вместо того, чтобы навязывать тебе мою любовь, я всемерно старался сделать так, чтобы ты заслужил ее. Слава богу, ты оправдываешь мои надежды, и только в одном отношении ты не такой, каким мне бы хотелось тебя видеть, и ты сам отлично знаешь - в каком. Мне мало одной любви к тебе, мне хочется, чтобы ты мог нравиться и мне, и всему миру. Прощай. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая