Краткая коллекция англтекстов
Чарльз Теккерей
The History of Henry Esmond, Esq./История Генри Эсмонда, эсквайра
Часть II
CHAPTER VII. I AM MADE WELCOME AT WALCOTE./Глава VII Уолкот встречает меня как желанного гостя
| English | Русский |
| As they came up to the house at Walcote, the windows from within were lighted up with friendly welcome; the supper-table was spread in the oak-parlor; it seemed as if forgiveness and love were awaiting the returning prodigal. Two or three familiar faces of domestics were on the look-out at the porch--the old housekeeper was there, and young Lockwood from Castlewood in my lord's livery of tawny and blue. His dear mistress pressed his arm as they passed into the hall. Her eyes beamed out on him with affection indescribable. | Когда они подошли к дому в Уолкоте, в окнах гостеприимно светились огни; в дубовой гостиной был накрыт стол к ужину; казалось, любовь и прощение ожидают вернувшегося блудного сына. Несколько слуг, старых знакомых Эсмонда, вышли встретить его на крыльцо; были там и старуха домоправительница и молодой Локвуд из Каслвуда, одетый в оранжевую с синим ливрею милорда. Когда они вошли в сени, миледи сжала руку Гарри. Глаза ее сияли неизъяснимой нежностью. |
| "Welcome," was all she said, as she looked up, putting back her fair curls and black hood. A sweet rosy smile blushed on her face; Harry thought he had never seen her look so charming. Her face was lighted with a joy that was brighter than beauty--she took a hand of her son who was in the hall waiting his mother--she did not quit Esmond's arm. | - Добро пожаловать, - сказала она и ничего не прибавила больше, только откинула со лба светлые локоны и черный капюшон. Нежная улыбка расцвела на ее зардевшемся лице; никогда еще она не казалась Гарри такой прекрасной. Радость, светившаяся в ее чертах, была лучше всякой красоты; она взяла за руку сына, ожидавшего ее в сенях; другой рукой она по-прежнему опиралась на руку Эсмонда. |
| "Welcome, Harry!" my young lord echoed after her. "Here, we are all come to say so. Here's old Pincot, hasn't she grown handsome?" and Pincot, who was older, and no handsomer than usual, made a curtsy to the Captain, as she called Esmond, and told my lord to "Have done, now." | - Добро пожаловать, Гарри! - подхватил молодой лорд. - Видишь, мы все собрались тут, чтобы сказать тебе это. Вот старушка Пинкот, взгляни, какой она стала красавицей. - И Пинкот, еще постаревшая и ничуть не более красивая, чем прежде, низко присела перед капитаном, как она назвала Эсмонда, сказав молодому лорду: "Уж полно вам". |
| "And here's Jack Lockwood. He'll make a famous grenadier, Jack; and so shall I; we'll both 'list under you, Cousin. As soon as I'm seventeen, I go to the army--every gentleman goes to the army. Look! who comes here--ho, ho!" he burst into a laugh. "'Tis Mistress Trix, with a new ribbon; I knew she would put one on as soon as she heard a captain was coming to supper." | - А вот Джек Локвуд. Из него выйдет отличный гренадер, и из меня тоже; мы оба запишемся к тебе в полк, кузен. Как только мне исполнится семнадцать, я поступаю в армию: каждый дворянин должен служить в армии. Э, посмотрите-ка, кто сюда идет! Хо-хо! - Он громко захохотал. - Сама госпожа Трикс, и с новою ленточкой на шее; я так и знал, что она повяжет новую ленту, как только услышит, что у нас нынче офицер в гостях. |
| This laughing colloquy took place in the hall of Walcote House: in the midst of which is a staircase that leads from an open gallery, where are the doors of the sleeping chambers: and from one of these, a wax candle in her hand, and illuminating her, came Mistress Beatrix--the light falling indeed upon the scarlet ribbon which she wore, and upon the most brilliant white neck in the world. | Веселый этот разговор происходил в сенях уолкотского дома, откуда широкая лестница вела к открытой галерее, на которую выходили двери спален; и там, с восковой свечой в руке, озаренная ее пламенем, появилась госпожа Беатриса, блестя на свету шелком пунцовой ленты, обвивавшей самую стройную и белую шею в мире. |
| Esmond had left a child and found a woman, grown beyond the common height; and arrived at such a dazzling completeness of beauty, that his eyes might well show surprise and delight at beholding her. In hers there was a brightness so lustrous and melting, that I have seen a whole assembly follow her as if by an attraction irresistible: and that night the great Duke was at the playhouse after Ramillies, every soul turned and looked (she chanced to enter at the opposite side of the theatre at the same moment) at her, and not at him. She was a brown beauty: that is, her eyes, hair, and eyebrows and eyelashes were dark: her hair curling with rich undulations, and waving over her shoulders; but her complexion was as dazzling white as snow in sunshine; except her cheeks, which were a bright red, and her lips, which were of a still deeper crimson. | Эсмонд оставил ребенка, а нашел теперь женщину, ростом выше среднего и сверкающую такой красотой, что не мудрено, если в глазах его отразились восторг и изумление. Ее же глаза блестели так искристо и жарко, что, бывало, целые толпы устремлялись за ней, как бы влекомые непреодолимой силой; помню, в тот вечер, когда великий герцог впервые явился в театр, после победы при Рамильи, все головы были повернуты и взоры обращены не на него, а на нее (случилось так, что она вошла в эту самую минуту с противоположной стороны театра). Она была брюнетка; глаза, волосы, брови и ресницы у нее были темные; волосы вились пышными волнами и рассыпались по плечам; но лицо было ослепительной белизны, точно снег на солнце, и только щеки рдели румянцем, и еще ярче алели губы. |
| Her mouth and chin, they said, were too large and full, and so they might be for a goddess in marble, but not for a woman whose eyes were fire, whose look was love, whose voice was the sweetest low song, whose shape was perfect symmetry, health, decision, activity, whose foot as it planted itself on the ground was firm but flexible, and whose motion, whether rapid or slow, was always perfect grace--agile as a nymph, lofty as a queen,--now melting, now imperious, now sarcastic--there was no single movement of hers but was beautiful. As he thinks of her, he who writes feels young again, and remembers a paragon. | Говорили, что рот и подбородок у нее чересчур полны и крупны; быть может, это и было бы недостатком в мраморной богине, но не в женщине, чей взор был огонь, чья улыбка была любовь, чей голос был сладчайшая музыка, чей облик пленял совершенством форм, здоровьем, решительностью, живостью, чья ножка ступала по земле легко и в то же время твердо и чьи движения, медленные ли, быстрые ли, всегда были исполнены совершенной грации; воздушная, как нимфа, надменная как королева, то кроткая, то повелительная, то насмешливая, в каждом своем движении она была неизменно прекрасна. Думая о ней, пишущий эти строки как будто молодеет, и несравненный образ ярко встает в его памяти. |
| So she came holding her dress with one fair rounded arm, and her taper before her, tripping down the stair to greet Esmond. | Так, держа свечку перед собой и подхватив платье прелестно округленной рукою, она легко сбежала по ступеням, чтобы приветствовать Эсмонда. |
| "She hath put on her scarlet stockings and white shoes," says my lord, still laughing. "Oh, my fine mistress! is this the way you set your cap at the Captain?" She approached, shining smiles upon Esmond, who could look at nothing but her eyes. She advanced holding forward her head, as if she would have him kiss her as he used to do when she was a child. | - И красные чулки надела, и белые туфли! - воскликнул милорд, продолжая смеяться. - Вот как, сударыня. Да вы и в самом деле решили расставить сети господину офицеру. - Она меж тем приближалась, сияя улыбкой, обращенной к Эсмонду, который ничего больше не видел и не замечал, кроме ее глаз. Она подходила, слегка вытянув вперед шею, словно ждала, что он поцелует ее, как в те дни, когда она была ребенком. |
| "Stop," she said, "I am grown too big! Welcome, cousin Harry," and she made him an arch curtsy, sweeping down to the ground almost, with the most gracious bend, looking up the while with the brightest eyes and sweetest smile. Love seemed to radiate from her. Harry eyed her with such a rapture as the first lover is described as having by Milton. | - Нет, нет, - сказала она. - Я уж теперь слишком большая! Добро пожаловать, кузен Гарри! - И она грациозно присела перед ним, склонившись почти до земли, но при этом все смотрела на него своими блестящими глазами и улыбалась пленительной улыбкой. Казалось, все ее существо струило любовь. Гарри, не сводивший с нее очарованного взгляда, похож был на первого влюбленного, каким его описывает Мильтон. |
| "N'est-ce pas?" says my lady, in a low, sweet voice, still hanging on his arm. | - N'est ce pas? { Верно? (франц.).} - вполголоса произнесла своим нежным голосом миледи, все еще не выпускавшая его руки, |
| Esmond turned round with a start and a blush, as he met his mistress's clear eyes. He had forgotten her, rapt in admiration of the filia pulcrior. | Эсмонд вздрогнул, обернулся и густо покраснел, встретив ясный взор своей госпожи. Он совсем позабыл о ней в своем восхищении перед filia pulcrior. |
| "Right foot forward, toe turned out, so: now drop the curtsy, and show the red stockings, Trix. They've silver clocks, Harry. The Dowager sent 'em. She went to put 'em on," cries my lord. | - Правую ногу вперед, носок наружу, так; теперь приседаем пониже и показываем наши красные чулки. Они с серебряными стрелками, Гарри. Это подарок вдовствующей виконтессы. Трикс нарочно бегала надеть их, - не унимался милорд. |
| "Hush, you stupid child!" says Miss, smothering her brother with kisses; and then she must come and kiss her mamma, looking all the while at Harry, over his mistress's shoulder. And if she did not kiss him, she gave him both her hands, and then took one of his in both hands, and said, "Oh, Harry, we're so, SO glad you're come!" | - Тсс, глупый мальчишка! - сказала мисс, поцелуями заставляя брата замолчать; потом ей непременно понадобилось расцеловать и маменьку, причем из-за плеча последней она все время поглядывала на Гарри. И хоть его она целовать не стала, но протянула ему обе руки, а потом обеими руками сжала его руку и сказала: - Ах, Гарри, мы так рады, так рады вам! |
| "There are woodcocks for supper," says my lord. "Huzzay! It was such a hungry sermon." | - А на ужин вальдшнепы! - вскричал милорд. - Ура! Уж очень постная была проповедь. |
| "And it is the 29th of December; and our Harry has come home." | - А сегодня двадцать девятое декабря, и наш Гарри воротился домой. |
| "Huzzay, old Pincot!" again says my lord; and my dear lady's lips looked as if they were trembling with a prayer. She would have Harry lead in Beatrix to the supper-room, going herself with my young Lord Viscount; and to this party came Tom Tusher directly, whom four at least out of the company of five wished away. Away he went, however, as soon as the sweetmeats were put down, and then, by the great crackling fire, his mistress or Beatrix, with her blushing graces, filling his glass for him, Harry told the story of his campaign, and passed the most delightful night his life had ever known. The sun was up long ere he was, so deep, sweet, and refreshing was his slumber. He woke as if angels had been watching at his bed all night. I dare say one that was as pure and loving as an angel had blessed his sleep with her prayers. | - Ура, старушка Пинкот! - снова вскричал милорд. У моей дорогой госпожи губы сложились так, как будто на них дрожали слова молитвы. Она пожелала, чтобы Гарри повел к столу Беатрису, сама же пошла с молодым виконтом; явился к ужину и Том Тэшер, чье общество не доставило никакого удовольствия, по крайней мере, четверым из пяти участников трапезы. Впрочем, он удалился, как только подали сладкое, и тогда, усевшись перед камином, в котором весело потрескивал огонь, попивая вино, которое подливала ему то миледи, то, мило краснея, Беатриса, Гарри повел рассказ о приключениях своей походной жизни, и так прошел этот прекраснейший вечер. Наутро он встал много позднее солнца - столь крепок, сладок и освежителен былого сон. Когда он проснулся, ему показалось, будто покой его всю ночь охраняли ангелы. Быть может, и в самом деле кто-то, подобный ангелам чистотой и любовью, благословлял его в своих молитвах. |
| Next morning the chaplain read prayers to the little household at Walcote, as the custom was; Esmond thought Mistress Beatrix did not listen to Tusher's exhortation much: her eyes were wandering everywhere during the service, at least whenever he looked up he met them. Perhaps he also was not very attentive to his Reverence the Chaplain. "This might have been my life," he was thinking; "this might have been my duty from now till old age. Well, were it not a pleasant one to be with these dear friends and part from 'em no more? Until--until the destined lover comes and takes away pretty Beatrix"--and the best part of Tom Tusher's exposition, which may have been very learned and eloquent, was quite lost to poor Harry by this vision of the destined lover, who put the preacher out. | Утром, как то было заведено в доме, немногочисленные домочадцы собрались вместе, и капеллан прочитал молитву. Эсмонд заметил, что госпожа Беатриса не слишком прилежно внимает поучениям Тэшера; глаза ее все время блуждали по сторонам; по крайней мере, когда бы он ни поднял голову, он непременно встречался с ней взглядом. Пожалуй, он и сам слушал его преподобие без особого рвения. "Вот это могла быть моя жизнь, - думал он. - Это мог быть мой удел, отныне и до преклонных лет. Что же, разве не приятный удел жить подле самых своих дорогих друзей и никогда не разлучаться с ними? Покуда... покуда не явится суженый, который уведет с собой прелестную Беатрису", - и лучшая часть проповеди Тома, быть может, являвшая истинный образец учености и красноречия, безнадежно пропала для бедного Гарри, в воображении которого этот призрак суженого заслонил все, в том числе и самого проповедника. |
| All the while of the prayers, Beatrix knelt a little way before Harry Esmond. The red stockings were changed for a pair of gray, and black shoes, in which her feet looked to the full as pretty. All the roses of spring could not vie with the brightness of her complexion; Esmond thought he had never seen anything like the sunny lustre of her eyes. My Lady Viscountess looked fatigued, as if with watching, and her face was pale. | Во время молитвы Беатриса стояла на коленях чуть впереди Гарри Эсмонда. Красные чулки на этот раз заменены были серыми, а туфли были черные, но от этого ее ножки не казались менее хорошенькими. Все розы весны не могли бы поспорить со свежестью ее щек; что же до глаз, то, по мнению Эсмонда, ничто не могло бы сравниться с их лучезарным блеском. Миледи виконтесса казалась утомленной, как бы после бессонной ночи, и лицо ее было бледно. |
| Miss Beatrix remarked these signs of indisposition in her mother and deplored them. | Мисс Беатриса, взглянув на мать, тотчас же подметила эти признаки нездоровья и принялась сокрушаться о ней. |
| "I am an old woman," says my lady, with a kind smile; "I cannot hope to look as young as you do, my dear." | - Я уже старуха, дитя мое, - с кроткой улыбкой отвечала ей миледи, - и не могу казаться такой юной, как ты. |
| "She'll never look as good as you do if she lives till she's a hundred," says my lord, taking his mother by the waist, and kissing her hand. | - А она никогда не будет казаться такой доброй, как вы, доживи она хоть до ста лет, - сказал милорд, обнимая мать за талию и целуя ее руку. |
| "Do I look very wicked, cousin?" says Beatrix, turning full round on Esmond, with her pretty face so close under his chin, that the soft perfumed hair touched it. She laid her finger-tips on his sleeve as she spoke; and he put his other hand over hers. | - Я вам кажусь очень злой, кузен? - спросила Беатриса, круто повернувшись к Эсмонду; при этом ее хорошенькое личико оказалось так близко от него, что душистые мягкие волосы почти касались его подбородка. Обращаясь к Эсмонду, она положила кончики пальцев на его рукав; и он накрыл их ладонью. |
| "I'm like your looking-glass," says he, "and that can't flatter you." | - Я - ваше зеркало, - сказал он, - и это зеркало не льстит. |
| "He means that you are always looking at him, my dear," says her mother, archly. Beatrix ran away from Esmond at this, and flew to her mamma, whom she kissed, stopping my lady's mouth with her pretty hand. | - Он хочет сказать, что ты очень часто смотришь на него, дитя мое, - заметила миледи не без лукавства. Беатриса тотчас же отскочила от Эсмонда и кинулась целовать милую маменьку, закрывая ей рот своей хорошенькой ручкой. |
| "And Harry is very good to look at," says my lady, with her fond eyes regarding the young man. | - Что ж, на Гарри приятно посмотреть, - сказала миледи, отведя ее руку и ласково глядя на молодого человека. |
| "If 'tis good to see a happy face," says he, "you see that." | - Да, потому что всегда приятно видеть счастливые лица, - сказал он. |
| My lady said, "Amen," with a sigh; and Harry thought the memory of her dear lord rose up and rebuked her back again into sadness; for her face lost the smile, and resumed its look of melancholy. | - Аминь, - отозвалась миледи и вздохнула. Гарри подумал, что, верно, ей пришел на память покойный супруг и это воспоминание явилось ей как бы укором, потому что улыбка сбежала с ее лица и оно вновь приняло свое обычное грустное выражение. |
| "Why, Harry, how fine we look in our scarlet and silver, and our black periwig," cries my lord. "Mother, I am tired of my own hair. When shall I have a peruke? Where did you get your steenkirk, Harry?" | - Ах, Гарри, до чего же к нам идет этот пурпур с серебром и этот черный парик! - воскликнул милорд. - Матушка, мне надоели мои волосы. Когда же и я начну носить парик? Скажи, Гарри, а откуда у тебя такой славный steenkirk? |
| "It's some of my Lady Dowager's lace," says Harry; "she gave me this and a number of other fine things." | - Это из кружев вдовствующей виконтессы, - отвечал Гарри. - Она подарила мне и это и еще много других красивых вещей. |
| "My Lady Dowager isn't such a bad woman," my lord continued. | - Выходит, вдовствующая виконтесса не такая уж плохая особа, - заметил милорд. |
| "She's not so--so red as she's painted," says Miss Beatrix. | - Она не так... не так красна, как себя малюет, - сказала мисс Беатриса. |
| Her brother broke into a laugh. | Брат расхохотался. |
| "I'll tell her you said so; by the Lord, Trix, I will," he cries out. | - Вот я ей передам и скажу, что это ты сказала, Трикс; честное слово, скажу! - воскликнул он. |
| "She'll know that you hadn't the wit to say it, my lord," says Miss Beatrix. | - Она и сама поймет, что у вас не хватило бы на это ума, милорд, - сказала мисс Беатриса. |
| "We won't quarrel the first day Harry's here, will we, mother?" said the young lord. "We'll see if we can get on to the new year without a fight. Have some of this Christmas pie. And here comes the tankard; no, it's Pincot with the tea." | - Ну, не будем ссориться в день приезда Гарри, - сказал молодой лорд. - Попробуем до Нового года дожить в мире. А теперь - за рождественский пирог; кстати, вот и вино; ах, нет, это Пинкот с чаем. |
| "Will the Captain choose a dish?" asked Mistress Beatrix. | - Угодно вам выбрать чашку, капитан? - спросила госпожа Беатриса. |
| "I say, Harry," my lord goes on, "I'll show thee my horses after breakfast; and we'll go a bird-netting to-night, and on Monday there's a cock-match at Winchester--do you love cock-fighting, Harry?--between the gentlemen of Sussex and the gentlemen of Hampshire, at ten pound the battle, and fifty pound the odd battle to show one-and-twenty cocks." | - Вот что, Гарри, - продолжал милорд, - после завтрака я покажу тебе своих лошадей, а вечером мы отправимся расставлять силки для птиц, а в понедельник в Винчестере большой петушиный бой... Ты любишь петушиные бои, Гарри? Сэссекс против Гэмпшира, двадцать одна пара петухов, ставка десять фунтов и пятьдесят фунтов последний бой. |
| "And what will you do, Beatrix, to amuse our kinsman?" asks my lady. | - Ну, а ты, Беатриса? - спросила миледи. - Чем ты позабавишь нашего гостя? |
| "I'll listen to him," says Beatrix. "I am sure he has a hundred things to tell us. And I'm jealous already of the Spanish ladies. Was that a beautiful nun at Cadiz that you rescued from the soldiers? Your man talked of it last night in the kitchen, and Mrs. Betty told me this morning as she combed my hair. And he says you must be in love, for you sat on deck all night, and scribbled verses all day in your tablebook." | - Я буду его слушать, - сказала Беатриса. - Уж, наверно, у него много найдется, о чем порассказать нам. И я заранее ревную к испанским красавицам. Признайтесь, Гарри, хороша была та монахиня в Кадиксе, которую вы спасли из рук солдата? Ваш слуга вчера вечером рассказывал об этом на кухне, а миссис Бетти пересказала мне, когда причесывала меня поутру. И еще он говорил, что вы, верно, влюблены, потому что целые ночи просиживали на палубе без сна и целые дни занимались писанием стихов. |
| Harry thought if he had wanted a subject for verses yesterday, to-day he had found one: and not all the Lindamiras and Ardelias of the poets were half so beautiful as this young creature; but he did not say so, though some one did for him. | Гарри подумал, что если вчера он нуждался в теме для своих стихов, то сегодня он обрел ее, и что никакие Линдамиры и Арделии, воспетые стихотворцами, не могут сравниться красотою с этим юным созданием, правда, вслух он ничего не сказал, но кое-кто другой сделал это за него. |
| This was his dear lady, who, after the meal was over, and the young people were gone, began talking of her children with Mr. Esmond, and of the characters of one and the other, and of her hopes and fears for both of them. | То была сама его дорогая госпожа, которая, выждав окончания завтрака и оставшись с Эсмондом наедине, тотчас же завела речь о своих детях, - о нраве каждого из них и о своих надеждах и тревогах, связанных с их будущим. |
| "'Tis not while they are at home," she said, "and in their mother's nest, I fear for them--'tis when they are gone into the world, whither I shall not be able to follow them. Beatrix will begin her service next year. You may have heard a rumor about--about my Lord Blandford. They were both children; and it is but idle talk. I know my kinswoman would never let him make such a poor marriage as our Beatrix would be. There's scarce a princess in Europe that she thinks is good enough for him or for her ambition." | - Сейчас, покуда оба они дома, в родном гнезде, я не боюсь за них, - сказала она, - но меня страшит тот час, когда они вступят в свет, куда я не смогу последовать за ними. С будущего года Беатриса начнет свою службу. До вас, быть может, дошли слухи о... о молодом лорде Блэндфорде. Оба они были еще детьми, и все это лишь праздная болтовня. Я знаю, моя кузина никогда не допустит, чтобы он сделал такую скромную партию, какую представляет собой Беатриса. Во всей Европе едва ли найдется принцесса, которую она сочла бы достойной своего сына или своего честолюбия. |
| "There's not a princess in Europe to compare with her," says Esmond. | - Ни одна принцесса в Европе не может сравниться с Беатрисой, - сказал Эсмонд. |
| "In beauty? No, perhaps not," answered my lady. "She is most beautiful, isn't she? 'Tis not a mother's partiality that deceives me. I marked you yesterday when she came down the stair: and read it in your face. We look when you don't fancy us looking, and see better than you think, dear Harry: and just now when they spoke about your poems--you writ pretty lines when you were but a boy-- you thought Beatrix was a pretty subject for verse, did not you, Harry?" (The gentleman could only blush for a reply.) "And so she is--nor are you the first her pretty face has captivated. 'Tis quickly done. Such a pair of bright eyes as hers learn their power very soon, and use it very early." And, looking at him keenly with hers, the fair widow left him. | - Красотою - быть может, - отвечала миледи. - Она очень красива, не правда ли? Я говорю это не как мать, ослепленная пристрастием. Вчера, когда она спускалась с лестницы, я наблюдала за вами; я прочла это на вашем лице. Мы, женщины, глядим тогда, когда вы и не подозреваете, милый Гарри, и видим больше, чем вам кажется; вот хотя бы только что, когда зашел разговор о ваших стихах, - а вы недурно писали, будучи еще мальчиком, - вы подумали о том, что Беатриса - прекрасная тема для стихов, ведь, правда, вы так подумали, Гарри? (Джентльмен, к которому были обращены эти слова, только и нашелся, что покраснеть в ответ.) И это верно, как верно и то, что вы не первый, кого пленило ее хорошенькое личико. На это не нужно много времени. Такие глаза очень скоро узнают свою силу и очень рано научаются пускать ее в ход. - И, поглядев на него долгим, проницательным взором, благородная вдова вышла "из комнаты. |
| And so it is--a pair of bright eyes with a dozen glances suffice to subdue a man; to enslave him, and inflame him; to make him even forget; they dazzle him so that the past becomes straightway dim to him; and he so prizes them that he would give all his life to possess 'em. What is the fond love of dearest friends compared to this treasure? Is memory as strong as expectancy? fruition, as hunger? gratitude, as desire? I have looked at royal diamonds in the jewel-rooms in Europe, and thought how wars have been made about 'em; Mogul sovereigns deposed and strangled for them, or ransomed with them; millions expended to buy them; and daring lives lost in digging out the little shining toys that I value no more than the button in my hat. And so there are other glittering baubles (of rare water too) for which men have been set to kill and quarrel ever since mankind began; and which last but for a score of years, when their sparkle is over. Where are those jewels now that beamed under Cleopatra's forehead, or shone in the sockets of Helen? | Да, это верно: такие глаза в пять-десять взглядов покоряют человека; он раб, он весь горит; он забыл обо всем на свете; их блеск так ослепил его, что недавнее прошлое уже подернулось для него туманом; и они кажутся ему столь прекрасными, что он жизнь готов отдать за то, чтобы они светили только ему одному. Что нежная любовь самых дорогих друзей рядом с подобной драгоценностью? Воспоминание может ли быть сильнее надежды? Покой - томления? Благодарность - желаний? Мне случалось бывать в богатейших сокровищницах Европы, и, глядя на королевские бриллианты, я думал о войнах, которые велись ради обладания ими; о великих правителях, из-за них свергнутых и умерщвленных или же их ценою выкупленных из неволи, о миллионах, истраченных на их покупку, и о смельчаках, поплатившихся жизнью за попытку добыть из недр земли эти маленькие сверкающие стеклышки, которые для меня не дороже пуговицы на шляпе. И есть другие блестящие безделушки (столь же чистой воды), из-за которых, с тех пор как существует род человеческий, люди ссорятся и убивают друг друга; но век их недолог: пройдет десяток-другой лет, и они померкнут и потускнеют. Где теперь те алмазы, что озаряли чело Клеопатры или сверкали в глазницах Елены? |
| The second day after Esmond's coming to Walcote, Tom Tusher had leave to take a holiday, and went off in his very best gown and bands to court the young woman whom his Reverence desired to marry, and who was not a viscount's widow, as it turned out, but a brewer's relict at Southampton, with a couple of thousand pounds to her fortune: for honest Tom's heart was under such excellent control, that Venus herself without a portion would never have caused it to flutter. So he rode away on his heavy-paced gelding to pursue his jog-trot loves, leaving Esmond to the society of his dear mistress and her daughter, and with his young lord for a companion, who was charmed, not only to see an old friend, but to have the tutor and his Latin books put out of the way. | На следующий день после прибытия Эсмонда в Уолкот Том Тэшер получил дозволение отдохнуть от своих обязанностей и, нарядившись в парадную одежду, отправился изъясняться в своих чувствах некоей молодой особе, с которой его преподобие мечтал сочетаться законным браком и которая, как оказалось, была не вдовою виконта, а осиротевшей подругой саутгемптонского пивовара, обладательницей двух или трех тысяч фунтов; ибо сердце доброго Тома всегда столь исправно повиновалось рассудку, что даже сама Венера, будь она бесприданницей, не заставила бы его забиться. Итак, он уселся на своего мерина и рысцой затрусил навстречу радостям любви, предоставив Эсмонда обществу его дорогой госпожи и ее дочери, а также молодого лорда, восхищенного не только перспективой беседы со старым другом, но и временным избавлением от наставника и его латыни. |
| The boy talked of things and people, and not a little about himself, in his frank artless way. 'Twas easy to see that he and his sister had the better of their fond mother, for the first place in whose affections, though they fought constantly, and though the kind lady persisted that she loved both equally, 'twas not difficult to understand that Frank was his mother's darling and favorite. He ruled the whole household (always excepting rebellious Beatrix) not less now than when he was a child marshalling the village boys in playing at soldiers, and caning them lustily too, like the sturdiest corporal. As for Tom Tusher, his Reverence treated the young lord with that politeness and deference which he always showed for a great man, whatever his age or his stature was. Indeed, with respect to this young one, it was impossible not to love him, so frank and winning were his manners, his beauty, his gayety, the ring of his laughter, and the delightful tone of his voice. | Со свойственной ему искренностью и простодушием юноша болтал о различных предметах и людях, в том числе немало и о самом себе. Легко было заметить, что и он и его сестра всегда одерживали верх над любящей матерью, в то же время постоянно оспаривая друг у друга первенство в ее сердце; и хотя добрая леди утверждала, что любит обоих одинаково, было нетрудно догадаться, что Фрэнк - ее любимец и баловень. Он и сейчас командовал всем домом (кроме разве строптивой Беатрисы) не хуже, чем в дни своего детства, когда, бывало, муштровал деревенских мальчишек в играх и даже со вкусом поколачивал их, точно заправский капрал. Что же до Тома Тэшера, то его преподобие являл в обращении с молодым лордом те почтение и обходительность, которые он всегда выказывал всякой знатной особе, независимо от ее лет или роста. Впрочем, молодого лорда нельзя было не любить - так подкупающе мила была вся его повадка, его красота, веселость, звонкий смех и мелодичный голос. |
| Wherever he went, he charmed and domineered. I think his old grandfather the Dean, and the grim old housekeeper, Mrs. Pincot, were as much his slaves as his mother was: and as for Esmond, he found himself presently submitting to a certain fascination the boy had, and slaving it like the rest of the family. The pleasure which he had in Frank's mere company and converse exceeded that which he ever enjoyed in the society of any other man, however delightful in talk, or famous for wit. His presence brought sunshine into a room, his laugh, his prattle, his noble beauty and brightness of look cheered and charmed indescribably. At the least tale of sorrow, his hands were in his purse, and he was eager with sympathy and bounty. The way in which women loved and petted him, when, a year or two afterwards, he came upon the world, yet a mere boy, and the follies which they did for him (as indeed he for them), recalled the career of Rochester, and outdid the successes of Grammont. | Он пленял и покорял всюду, где только появлялся. Я уверен, что его дедушка, старый декан, и ворчливая старуха домоправительница миссис Пинкот точно так же были его рабами, как и мать; что же до Эсмонда, то и он вскоре испытал на себе действие чар юноши и подчинился им, как все прочие в доме. Одно лишь присутствие Фрэнка и его бесхитростная беседа доставляли ему удовольствие, какого он никогда не испытывал от общества людей, приятнейших в обхождении или блиставших умом. Когда юноша входил в комнату, словно солнечный луч озарял все кругом; его смех, его болтовня, благородная красота его черт и ясный взгляд веселили душу, тая в себе неизъяснимое очарование. При первом жалобном слове рука его опускалась в карман за кошельком, и весь он уже горел сочувствием и желанием прийти на помощь. Его успех у женщин, когда год или два спустя, совсем еще мальчиком, он вступил в свет, и те безумства, которые они ради него совершали (как, впрочем, и он ради них), напомнили о карьере Рочестера и затмили славу де Граммона. |
| His very creditors loved him; and the hardest usurers, and some of the rigid prudes of the other sex too, could deny him nothing. He was no more witty than another man, but what he said, he said and looked as no man else could say or look it. I have seen the women at the comedy at Bruxelles crowd round him in the lobby: and as he sat on the stage more people looked at him than at the actors, and watched him; and I remember at Ramillies, when he was hit and fell, a great big red-haired Scotch sergeant flung his halbert down, burst out a-crying like a woman, seizing him up as if he had been an infant, and carrying him out of the fire. This brother and sister were the most beautiful couple ever seen; though after he winged away from the maternal nest this pair were seldom together. | Даже кредиторы любили его; и самые жестокосердые ростовщики, равно как самые чопорные и неприступные представительницы прекрасного пола, ни в чем не могли ему отказать. Он не был одарен особым остроумием, но что бы он ни говорил, - казалось, другому так никогда не сказать. Я видел, как женщины толпились вокруг него в фойе Брюссельского театра; а когда во время представления он сидел на сцене, публика больше глядела на него, чем на актеров; и я помню еще, как под Рамильи, когда он был ранен и упал, огромный рыжий шотландец-сержант зарыдал, точно женщина, бросил свою алебарду и, подхватив его на руки, как малого ребенка, вынес из-под неприятельского огня. Трудно было представить себе пару, более прекрасную, нежели эти брат и сестра; хотя после того, как птенец вылетел из материнского гнезда, их редко видели вместе. |
| Sitting at dinner two days after Esmond's arrival (it was the last day of the year), and so happy a one to Harry Esmond, that to enjoy it was quite worth all the previous pain which he had endured and forgot, my young lord, filling a bumper, and bidding Harry take another, drank to his sister, saluting her under the title of "Marchioness." | Спустя два дня по прибытии Эсмонда, во время обеда (то был последний день года и для Гарри Эсмонда столь радостный, что, казалось, ради него не жаль всех перенесенных и ныне забытых страданий), молодой лорд, наполнив кубок и пригласив Гарри последовать его примеру, провозгласил тост за здоровье своей сестры, величая ее при этом "маркизой". |
| "Marchioness!" says Harry, not without a pang of wonder, for he was curious and jealous already. | - Маркиза! - изумленно воскликнул Гарри, чувствуя, как любопытство и ревность ужалили его в сердце. |
| "Nonsense, my lord," says Beatrix, with a toss of her head. My Lady Viscountess looked up for a moment at Esmond, and cast her eyes down. | - Что за вздор, милорд, - сказала Беатриса, вскинув голову. Миледи виконтесса бросила быстрый взгляд на Эсмонда и тотчас же потупила глаза. |
| "The Marchioness of Blandford," says Frank. "Don't you know--hath not Rouge Dragon told you?" (My lord used to call the Dowager of Chelsey by this and other names.) "Blandford has a lock of her hair: the Duchess found him on his knees to Mistress Trix, and boxed his ears, and said Dr. Hare should whip him." | - Ну да, маркиза Блэндфорд, - сказал Фрэнк. - Ты разве не знаешь, Гарри, разве Крашеное Чудище тебе не говорило? (Это была одна из кличек, которыми милорд щедро наделял вдовствующую виконтессу.) У Блэндфорда есть локон ее волос; а однажды герцогиня застала его перед госпожою Трикс на коленях и надавала ему пощечин, да еще сказала, что велит доктору Хэйру высечь его. |
| "I wish Mr. Tusher would whip you too," says Beatrix. | - Не мешало бы и мистеру Тэшеру высечь вас, - сказала Беатриса. |
| My lady only said: | Миледи сказала только: |
| "I hope you will tell none of these silly stories elsewhere than at home, Francis." | - Надеюсь, Фрэнсис, подобные глупости ты рассказываешь только дома. |
| "'Tis true, on my word," continues Frank: "look at Harry scowling, mother, and see how Beatrix blushes as red as the silver-clocked stockings." | - Да это же правда, честное слово, - продолжал Фрэнк. - Поглядите-ка, матушка, как надулся Гарри, а у Беатрисы лицо стало такого цвета, как ее чулки с серебряными стрелками. |
| "I think we had best leave the gentlemen to their wine and their talk," says Mistress Beatrix, rising up with the air of a young queen, tossing her rustling flowing draperies about her, and quitting the room, followed by her mother. | - Пожалуй, нам лучше оставить джентльменов одних за бутылкой вина и приятным разговором, - сказала госпожа Беатриса, поднимаясь с видом юной королевы, и, шурша развевающимися шелками, вышла из комнаты. |
| Lady Castlewood again looked at Esmond, as she stooped down and kissed Frank. | Леди Каслвуд последовала за ней, но остановилась, чтобы поцеловать Фрэнка, и при этом снова искоса поглядела на Эсмонда. |
| "Do not tell those silly stories, child," she said: "do not drink much wine, sir; Harry never loved to drink wine." And she went away, too, in her black robes, looking back on the young man with her fair, fond face. | - Не повторяй больше этих глупостей, дитя мое, - сказала она, - а кроме того, не пей слишком много. Гарри никогда не питал пристрастия к вину. - С этими слове она также направилась к двери, по дороге еще раз обернув к молодому человеку свое ласковое прекрасное лицо. |
| "Egad! it's true," says Frank, sipping his wine with the air of a lord. "What think you of this Lisbon--real Collares? 'Tis better than your heady port: we got it out of one of the Spanish ships that came from Vigo last year: my mother bought it at Southampton, as the ship was lying there--the 'Rose,' Captain Hawkins." | - Клянусь богом, это чистая правда, - сказал Фрэнк, потягивая вино с важностью настоящего лорда. - Что ты скажешь об этом лиссабонском, Гарри? Настоящий колларес! Это получше портвейна; его привезли к нам испанские корабли, что нынешний год воротились из Виго; матушка купила его в Саутгемптоне, где в то время стоял один из этих кораблей - "Роза", под командою капитана Хоукинса. |
| "Why, I came home in that ship," says Harry. | - Да ведь я же приплыл на этом корабле! - вскричал Гарри. |
| "And it brought home a good fellow and good wine," says my lord. "I say, Harry, I wish thou hadst not that cursed bar sinister." | - Что ж, значит, он привез не только хорошее вино, но и хорошего человека, - сказал милорд. - Ах, Гарри, как бы я хотел, чтобы у тебя не было этой проклятой темной полосы в гербе. |
| "And why not the bar sinister?" asks the other. | - А почему? - спросил Эсмонд. |
| "Suppose I go to the army and am killed--every gentleman goes to the army--who is to take care of the women? Trix will never stop at home; mother's in love with you,--yes, I think mother's in love with you. She was always praising you, and always talking about you; and when she went to Southampton, to see the ship, I found her out. But you see it is impossible: we are of the oldest blood in England; we came in with the Conqueror; we were only baronets,--but what then? we were forced into that. James the First forced our great grandfather. We are above titles; we old English gentry don't want 'em; the Queen can make a duke any day. Look at Blandford's father, Duke Churchill, and Duchess Jennings, what were they, Harry? | - Представь, что меня убьют, когда я буду служить в армии, - каждый дворянин должен служить в армии! - кто ж позаботится о женщинах? Трикс не засидится дома, а матушка влюблена в тебя, да, да, я уверен, что она влюблена в тебя. Она только тебя и хвалит, только о тебе и говорит; когда она отправилась в Саутгемптон, чтобы поглядеть на твой корабль, тут я и догадался. Но ты сам понимаешь - это невозможно. Наш род - один из самых древних в Англии; мы явились сюда вместе с Завоевателем; мы были всего лишь баронеты - ну и что ж? Нас к этому принудили. Иаков Первый принудил нашего прадеда принять титул. Мы выше титулов; нам, старой английской знати, они не нужны. Королева вольна любого пожаловать в герцоги. Взять хоть Блэндфордова отца, герцога Черчилля, и герцогиню Дженнингс, его жену, - кто они такие, Гарри? |
| Damn it, sir, what are they, to turn up their noses at us? Where were they when our ancestor rode with King Henry at Agincourt, and filled up the French King's cup after Poictiers? 'Fore George, sir, why shouldn't Blandford marry Beatrix? By G--! he SHALL marry Beatrix, or tell me the reason why. We'll marry with the best blood of England, and none but the best blood of England. You are an Esmond, and you can't help your birth, my boy. Let's have another bottle. What! no more? I've drunk three parts of this myself. I had many a night with my father; you stood to him like a man, Harry. You backed your blood; you can't help your misfortune, you know,--no man can help that." | Да, черт возьми, сэр, кто они такие, чтобы задирать нос перед нами? Где они были, когда наш предок скакал с королем Генрихом по полям Азинкура или после Пуатье наполнял вином чашу французского короля? Тысяча чертей, сэр, отчего бы Блэндфорду и не жениться на Беатрисе? Он; женится на ней, черт возьми, или будет иметь дело со мной. Мы породнимся с самыми знатными семьями Англии, и только с самыми знатными семьями Англии. Ты - Эсмонд по крови, дружище, а что до твоего рождения, тут уж ничего не поделаешь. Давай выпьем еще бутылку. Как? Больше не хочешь? Да ведь эту на две трети выпил я. Хорошие вечера мы, бывало, проводили с моим отцом; ты был верен ему до конца, Гарри. Ты постоял за родную кровь, а что до твоей незадачи, тут, знаешь ли, ничего не поделаешь... ничего не поделаешь. |
| The elder said he would go in to his mistress's tea-table. The young lad, with a heightened color and voice, began singing a snatch of a song, and marched out of the room. Esmond heard him presently calling his dogs about him, and cheering and talking to them; and by a hundred of his looks and gestures, tricks of voice and gait, was reminded of the dead lord, Frank's father. | Старший из собеседников сказал, что его ждут за чайным столом миледи. Юноша - лицо у него раскраснелось, голос был громче обычного - затянул обрывок какой-то песни и пошел прочь из комнаты. Почти тотчас же Эсмонд услышал, как он скликает своих собак и смеется и разговаривает с ними. Все в нем: жесты и взгляды, особенности речи и походка, - живо напоминало ему покойного лорда, отца Фрэнка. |
| And so, the sylvester night passed away; the family parted long before midnight, Lady Castlewood remembering, no doubt, former New Years' Eves, when healths were drunk, and laughter went round in the company of him, to whom years, past, and present, and future, were to be as one; and so cared not to sit with her children and hear the Cathedral bells ringing the birth of the year 1703. Esmond heard the chimes as he sat in his own chamber, ruminating by the blazing fire there, and listened to the last notes of them, looking out from his window towards the city, and the great gray towers of the Cathedral lying under the frosty sky, with the keen stars shining above. | Так миновал канун Нового года; еще задолго до полуночи все разошлись по своим комнатам; леди Каслвуд вспоминала, должно быть, другие новогодние ночи, когда звенели заздравные кубки и веселье не смолкало вокруг того, для кого ныне уже не существует счета времени, и не захотела дожидаться вместе с детьми, покуда раздастся с соборной колокольни весть о рождении 1703 года. Эсмонд же, когда зазвонили колокола, сидел в своей комнате у огня, погруженный в раздумье, и, слушая, как замирают отголоски вдали, взглянул в окно, обращенное к городу, и увидел высокие башни собора, темнеющие в морозном небе, и ясные звезды в вышине над ними. |
| The sight of these brilliant orbs no doubt made him think of other luminaries. "And so her eyes have already done execution," thought Esmond--"on whom?--who can tell me?" Luckily his kinsman was by, and Esmond knew he would have no difficulty in finding out Mistress Beatrix's history from the simple talk of the boy. | Должно быть, зрелище небесных огней навело его на мысль об иных светилах. "Итак, ее глаза уже ранили, и не раз, - подумал Эсмонд. - Но кого же - кто мне скажет об этом?" К счастью, здесь его кузен, и Эсмонд знал, что без особых усилий выведает о госпоже Беатрисе все что угодно из бесхитростной болтовни ее брата. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая