Краткая коллекция англтекстов
Джек Лондон
Martin Eden/Мартин Иден
CHAPTER III/Глава 3
| English | Русский |
| As Martin Eden went down the steps, his hand dropped into his coat pocket. It came out with a brown rice paper and a pinch of Mexican tobacco, which were deftly rolled together into a cigarette. He drew the first whiff of smoke deep into his lungs and expelled it in a long and lingering exhalation. "By God!" he said aloud, in a voice of awe and wonder. "By God!" he repeated. And yet again he murmured, "By God!" Then his hand went to his collar, which he ripped out of the shirt and stuffed into his pocket. A cold drizzle was falling, but he bared his head to it and unbuttoned his vest, swinging along in splendid unconcern. He was only dimly aware that it was raining. He was in an ecstasy, dreaming dreams and reconstructing the scenes just past. | Мартин Иден спускался по ступеням, а рука сама сунулась в карман пиджака. Вынырнула с коричневой рисовой бумагой и щепоткой мексиканского табаку, искусно свернула цигарку. Он глубоко затянулся и медленно, неспешно выдохнул клуб дыма. - Черт побери! - громко сказал он с благоговейным изумлением. - Черт побери! - повторил он. И еще раз пробормотал: "Черт побери!" Потом рука потянулась к воротничку, он сорвал его и сунул в карман. Моросил холодный дождик, а Мартин обнажил голову, расстегнул жилет и зашагал враскачку, как ни в чем не бывало. Он едва замечал, что дождит. Восторженно грезил наяву, перебирал в мыслях все только что пережитое. |
| He had met the woman at last--the woman that he had thought little about, not being given to thinking about women, but whom he had expected, in a remote way, he would sometime meet. He had sat next to her at table. He had felt her hand in his, he had looked into her eyes and caught a vision of a beautiful spirit;--but no more beautiful than the eyes through which it shone, nor than the flesh that gave it expression and form. He did not think of her flesh as flesh,--which was new to him; for of the women he had known that was the only way he thought. Her flesh was somehow different. He did not conceive of her body as a body, subject to the ills and frailties of bodies. Her body was more than the garb of her spirit. It was an emanation of her spirit, a pure and gracious crystallization of her divine essence. This feeling of the divine startled him. It shocked him from his dreams to sober thought. No word, no clew, no hint, of the divine had ever reached him before. He had never believed in the divine. He had always been irreligious, scoffing good-naturedly at the sky-pilots and their immortality of the soul. There was no life beyond, he had contended; it was here and now, then darkness everlasting. But what he had seen in her eyes was soul--immortal soul that could never die. | Наконец-то он встретил Женщину - он не часто думал об этом прежде, не склонен он был думать о женщинах, но такую ждал и смутно надеялся рано или поздно встретить. Сидел с ней рядом за столом. Жал ей руку, глядел ей в глаза и на миг увидал в них прекрасную душу... но нет, не прекраснее глаз, в которых светилась душа, не прекраснее плоти, в которую душа облечена. О плоти он не думал, и это для него было внове, ведь женщины, которых он знал прежде, вызывали в нем только плотские желания. А вот о ее плоти почему-то так не думалось. Словно тело ее не такое, как у всех - бренное, подвластное недугам. Нет, оно не просто оболочка души. Оно - порождение души, чистое и благодатное воплощение ее божественной сути. Ощущение божественности ошеломило его. Спугнуло мечты и отрезвило его. Никогда прежде не воспринимал он ни слов, ни указаний, ни намеков на божественное. Никогда он в божественное не верил. Он всегда был неверующим, всегда добродушно подсмеивался над судовыми священниками и их разговорами о бессмертии души. За гробом жизни нет, возражал он, живешь здесь, сегодня, а потом - вечная тьма. Но вот в глазах девушки он увидел душу, бессмертную душу, которая не может умереть. |
| No man he had known, nor any woman, had given him the message of immortality. But she had. She had whispered it to him the first moment she looked at him. Her face shimmered before his eyes as he walked along,--pale and serious, sweet and sensitive, smiling with pity and tenderness as only a spirit could smile, and pure as he had never dreamed purity could be. Her purity smote him like a blow. It startled him. He had known good and bad; but purity, as an attribute of existence, had never entered his mind. And now, in her, he conceived purity to be the superlative of goodness and of cleanness, the sum of which constituted eternal life. | Никогда еще никто, ни мужчина, ни женщина, не заставил его задуматься о бессмертии. Только она пробудила эту мысль в первый же миг, первым взглядом. И вот он идет, и перед глазами чуть светится ее лицо, бледное и серьезное, милое и чуткое, улыбается милосердно и нежно, как способна улыбаться лишь фея, и такой оно сияет чистотой, какую он и вообразить не мог. Чистота эта сразила его, точно удар. И испугала. Он знавал и добро и зло, но даже не подозревал, что жизни может быть присуще чистота. А теперь, в ней, он постиг чистоту как высшее воплощение доброты и непорочности, которые вместе составляют жизнь вечную. |
| And promptly urged his ambition to grasp at eternal life. He was not fit to carry water for her--he knew that; it was a miracle of luck and a fantastic stroke that had enabled him to see her and be with her and talk with her that night. It was accidental. There was no merit in it. He did not deserve such fortune. His mood was essentially religious. He was humble and meek, filled with self-disparagement and abasement. In such frame of mind sinners come to the penitent form. He was convicted of sin. But as the meek and lowly at the penitent form catch splendid glimpses of their future lordly existence, so did he catch similar glimpses of the state he would gain to by possessing her. But this possession of her was dim and nebulous and totally different from possession as he had known it. | И тотчас возникло честолюбивое желание тоже достичь вечной жизни. Он и воды-то этой девушке поднести недостоин, это уж точно; неслыханная удача, сказочное везенье позволили ему увидеть ее в этот вечер, сидеть рядом, говорить с нею. Все вышло случайно. Нет здесь его заслуги. Не достоин он такого счастья. Он готов молиться на нее. Теперь он смиренный, кроткий, полон самоуничижения и сознает собственное ничтожество. С таким настроением идут исповедываться грешники. Конечно, он грешен. И как у смиренных и униженных в час покаяния нет-нет да и мелькнет перед глазами блистательная картина их будущего торжества, так и ему приоткрывалось будущее, которого он достигнет, завладев ею. Но что же значит владеть ею, это представлялось туманно, совсем не похоже на то, что он прежде понимал под обладанием. |
| Ambition soared on mad wings, and he saw himself climbing the heights with her, sharing thoughts with her, pleasuring in beautiful and noble things with her. It was a soul-possession he dreamed, refined beyond any grossness, a free comradeship of spirit that he could not put into definite thought. He did not think it. For that matter, he did not think at all. Sensation usurped reason, and he was quivering and palpitant with emotions he had never known, drifting deliciously on a sea of sensibility where feeling itself was exalted and spiritualized and carried beyond the summits of life. | Он возносился на крыльях сумасбродного честолюбия, и вот он уже вместе с ней достигает невообразимых высот, делит с ней мысли, упивается всем, что есть прекрасного и благородного. Ее душой - вот чем он хотел завладеть, стремился к обладанию, очищенному от всего низменного, к свободному единению душ, но додумать это не умел. Не было у него таких мыслей. В сущности, он сейчас вовсе не думал. Чувство возобладало над разумом, и, весь дрожа, трепеща от неведомых доныне ощущений, он блаженно плыл по морю чувствований, где само чувство, восторженное и одухотворенное, возносилось над высочайшими вершинами жизни. |
| He staggered along like a drunken man, murmuring fervently aloud: | Он шел шатаясь, точно пьяный, и лихорадочно бормотал: |
| "By God! By God!" | - Черт подери! Черт подери! |
| A policeman on a street corner eyed him suspiciously, then noted his sailor roll. | Полицейский на углу с подозрением уставился на него, потом распознал моряцкую походку. |
| "Where did you get it?" the policeman demanded. | - Где набрался-то? - резко спросил он. |
| Martin Eden came back to earth. His was a fluid organism, swiftly adjustable, capable of flowing into and filling all sorts of nooks and crannies. With the policeman's hail he was immediately his ordinary self, grasping the situation clearly. | Мартин Иден спустился с небес на землю. Натура у него была подвижная, он быстро ко всему приспосабливался, легко перевоплощался, смотря по обстоятельствам. Услыхав окрик полицейского, мгновенно очнулся, стал самим обыкновенным матросом. |
| "It's a beaut, ain't it?" he laughed back. "I didn't know I was talkin' out loud." | - Вот ловко! - со смехом отозвался он. - Вслух говорю, а самому невдомек. |
| "You'll be singing next," was the policeman's diagnosis. | - Еще немного и запоешь, - определил полицейский. |
| "No, I won't. Gimme a match an' I'll catch the next car home." | - Не, нипочем. Дайте-ка огоньку, сяду сейчас на трамвай и домой. |
| He lighted his cigarette, said good night, and went on. | Он закурил, попрощался и пошел своей дорогой. |
| "Now wouldn't that rattle you?" he ejaculated under his breath. "That copper thought I was drunk." He smiled to himself and meditated. "I guess I was," he added; "but I didn't think a woman's face'd do it." | - Надо же! - тихонько воскликнул он. - Этот обалдуй решил, что я пьяный. - Он улыбнулся про себя и задумался. - И верно, пьяный я, - прибавил он. - Вот не думал, чтоб поглядеть на женское лицо и такое с тобой сделается. |
| He caught a Telegraph Avenue car that was going to Berkeley. It was crowded with youths and young men who were singing songs and ever and again barking out college yells. He studied them curiously. They were university boys. They went to the same university that she did, were in her class socially, could know her, could see her every day if they wanted to. He wondered that they did not want to, that they had been out having a good time instead of being with her that evening, talking with her, sitting around her in a worshipful and adoring circle. His thoughts wandered on. He noticed one with narrow-slitted eyes and a loose-lipped mouth. That fellow was vicious, he decided. On shipboard he would be a sneak, a whiner, a tattler. He, Martin Eden, was a better man than that fellow. The thought cheered him. It seemed to draw him nearer to Her. | На Телеграф-авеню он сел на трамвай, идущий в Беркли. В вагоне полно было юнцов и молодых людей, они распевали песни, а время от времени хором что-нибудь выкрикивали Мартин Иден с любопытством, их разглядывал. Студенты университета. Учатся вместе с ней, из того же общества, может, и знакомы с ней, могли бы каждый день с ней видеться, только захоти. А надо же, не хотят, вот ездили куда-то развлекаться, чем бы провести этот вечер с ней, разговаривать с ней, сидеть вокруг нее, и восхищаться, и обожать. Мысль перекинулась на другое. Он приметил одного из толпы - глазки-щелочки, отвислая губа. Дрянь малый, сразу видать. На корабле стал бы трусом, слюнтяем доносчиком, Нет, он, Мартин Иден, куда как лучше. При этой мысли он повеселел. Будто стал ближе к Ней. |
| He began comparing himself with the students. He grew conscious of the muscled mechanism of his body and felt confident that he was physically their master. But their heads were filled with knowledge that enabled them to talk her talk,--the thought depressed him. But what was a brain for? he demanded passionately. What they had done, he could do. They had been studying about life from the books while he had been busy living life. His brain was just as full of knowledge as theirs, though it was a different kind of knowledge. How many of them could tie a lanyard knot, or take a wheel or a lookout? His life spread out before him in a series of pictures of danger and daring, hardship and toil. He remembered his failures and scrapes in the process of learning. He was that much to the good, anyway. Later on they would have to begin living life and going through the mill as he had gone. Very well. While they were busy with that, he could be learning the other side of life from the books. | И начал сравнивать себя с этими студентами. Ощутил свое сильное мускулистое тело, - да, он наверняка покрепче будет. А вот головы ихние набиты знаниями, и они могут разговаривать с ней на ее языке. Осознав это он пришел в уныние. Но мозги-то у нас на что? - мысленно воскликнул он. Чего они смогли, то и он сможет. Узнавали про жизнь по книгам, а он-то жил вовсю по-настоящему. Он тоже много чего знает, только совсем про другое. Есть ли среди них такие, кто, умеет вязать узлы, стоять за штурвалом, на вахте? Жизнь его развернулась перед ним вереницей картин - опасности, риск, лишения, тяжкий труд. Он припомнил свои неудачи, передряги, в какие попадал, пока набирался ума-разума. Уж в этом-то он их превзошел. Рано или поздно им тоже придется зажить подлинной жизнью, и хватить лиха. Очень хорошо. Покуда они будут проходить эту науку, он сможет изучать другую сторону жизни по книгам. |
| As the car crossed the zone of scattered dwellings that separated Oakland from Berkeley, he kept a lookout for a familiar, two-story building along the front of which ran the proud sign, HIGGINBOTHAM'S CASH STORE. Martin Eden got off at this corner. He stared up for a moment at the sign. It carried a message to him beyond its mere wording. A personality of smallness and egotism and petty underhandedness seemed to emanate from the letters themselves. Bernard Higginbotham had married his sister, and he knew him well. He let himself in with a latch-key and climbed the stairs to the second floor. Here lived his brother-in-law. The grocery was below. There was a smell of stale vegetables in the air. As he groped his way across the hall he stumbled over a toy-cart, left there by one of his numerous nephews and nieces, and brought up against a door with a resounding bang. "The pincher," was his thought; "too miserly to burn two cents' worth of gas and save his boarders' necks." | Трамвай пересекал местность, отделявшую Окленд от Беркли, дома здесь были редки, и Мартин глядел в оба, чтоб не прозевать знакомый двухэтажный домик с самодовольной вывеской "Розничная торговля Хиггинботема за наличный расчет". На углу Мартин Иден сошел. Задержался взглядом на вывеске. Она говорила ему больше, чем сами слова. Буквы и те выдавали самовлюбленное ничтожество, душонку, склонную к мелким подлостям. Бернард Хиггинботем был женат на сестре Мартина, и Мартин Идеи хорошо его изучил. Он отпер дверь своим ключом и поднялся на второй этаж. Здесь обитал его зять. Бакалейная лавка помещалась внизу. В воздухе стоял запах гниющих овощей. Ощупью пробираясь по коридору, Мартин споткнулся об игрушечную коляску, брошенную кем-то из его многочисленных племянников и племянниц, и с грохотом стукнулся о дверь. "Скряга! - пронеслась мысль. - Скаредничает, грошовую лампочку не зажжет, а квартирантам недолго и шею сломать". |
| He fumbled for the knob and entered a lighted room, where sat his sister and Bernard Higginbotham. She was patching a pair of his trousers, while his lean body was distributed over two chairs, his feet dangling in dilapidated carpet-slippers over the edge of the second chair. He glanced across the top of the paper he was reading, showing a pair of dark, insincere, sharp-staring eyes. Martin Eden never looked at him without experiencing a sense of repulsion. What his sister had seen in the man was beyond him. The other affected him as so much vermin, and always aroused in him an impulse to crush him under his foot. "Some day I'll beat the face off of him," was the way he often consoled himself for enduring the man's existence. The eyes, weasel-like and cruel, were looking at him complainingly. | Он нашарил дверную ручку и вошел в освещенную комнату, где сидели его сестра и Хиггинботем. Она латала мужнины брюки, а он, тощий, длинный, развалился на двух стульях, - со второго свешивались ноги в поношенных домашних туфлях. Оторвавшись от газеты, он взглянул поверх нее на вошедшего темными лживыми колючими глазами. При виде зятя в Мартине всегда поднималось отвращение. Никак не понять, что нашла в этом Хиггинботеме сестра. Этакое вредное насекомое, так и подмывает раздавить его ногой. "Hичего, когда-нибудь я еще набью ему морду", - нередко утешал себя Мартин, вынужденный терпеть его присутствие. Глазки зятя, злобные, точно у хорька, впились в него с неудовольствием. |
| "Well," Martin demanded. "Out with it." | - Ну, чего еще? - резко спросил Мартин. - Bыкладывай. |
| "I had that door painted only last week," Mr. Higginbotham half whined, half bullied; "and you know what union wages are. You should be more careful." | - Эту дверь красили только на прошлой неделе, - угрожающе и вместе жалобно произнес мистер Хиггинботем. - А ты знаешь, сколько нынче дерут профсоюзники. Ходил бы поосторожней. |
| Martin had intended to reply, but he was struck by the hopelessness of it. He gazed across the monstrous sordidness of soul to a chromo on the wall. It surprised him. He had always liked it, but it seemed that now he was seeing it for the first time. It was cheap, that was what it was, like everything else in this house. His mind went back to the house he had just left, and he saw, first, the paintings, and next, Her, looking at him with melting sweetness as she shook his hand at leaving. He forgot where he was and Bernard Higginbotham's existence, till that gentleman demanded:- | Мартин собрался было ответить, да раздумал - что толку связываться. Не задерживаясь взглядом на подлом, мерзком человечишке, он посмотрел на литографию на стене. И поразился. Прежде она всегда нравилась ему, а сейчас будто увидел впервые. Барахло - вот что это такое, как все и этом доме. Мысленно он вернулся в дом, откуда только что ушел, и увидел сперва картины, а потом Ее - пожимая ему руку на прощанье, она глядела на него так славно, по-доброму. Он забыл, где находится, забыл про Бернарда Хиггинботема, пока сей джентльмен не спросил: |
| "Seen a ghost?" | - Призрак что ли увидел? |
| Martin came back and looked at the beady eyes, sneering, truculent, cowardly, and there leaped into his vision, as on a screen, the same eyes when their owner was making a sale in the store below--subservient eyes, smug, and oily, and flattering. | Мартин очнулся, посмотрел в ехидные, свирепые, трусливые глаза-бусинки, и перед ним, как на экране, возникли эти же глаза, когда Хиггинботем продает что-нибудь внизу, в лавке, - подобострастные, самодовольные, масленые и льстивые. |
| "Yes," Martin answered. "I seen a ghost. Good night. Good night, Gertrude." | - Да, - ответил Мартин. - Увидел призрак. Спокойной ночи. Спокойной ночи, Гертруда. |
| He started to leave the room, tripping over a loose seam in the slatternly carpet. | Он пошел из комнаты, споткнулся о распоровшийся шов заштопанного ковра. |
| "Don't bang the door," Mr. Higginbotham cautioned him. | - Не хлопай дверью, - остерег Хиггинботем. |
| He felt the blood crawl in his veins, but controlled himself and closed the door softly behind him. | Мартина бросило в жар, но он сдержался и без стука притворил за собой дверь.. |
| Mr. Higginbotham looked at his wife exultantly. | Хиггинботем с торжеством поглядел на жену. |
| "He's ben drinkin'," he proclaimed in a hoarse whisper. "I told you he would." | - Напился, - хрипло прошептал он. - Говорил я тебе, малый напьется. |
| She nodded her head resignedly. | Она покорно кивнула. |
| "His eyes was pretty shiny," she confessed; "and he didn't have no collar, though he went away with one. But mebbe he didn't have more'n a couple of glasses." | - Глаза у него очень блестели, - согласилась она, - и воротничка нету, а уходил в воротничке. Но, может, и всего-то выпил стаканчик-другой. |
| "He couldn't stand up straight," asserted her husband. "I watched him. He couldn't walk across the floor without stumblin'. You heard 'm yourself almost fall down in the hall." | - Да его ноги не держат, - заявил супруг. - Я-то видел. Идет - спотыкается. Сама слыхала, в коридоре чуть не грохнулся. |
| "I think it was over Alice's cart," she said. "He couldn't see it in the dark." | - Наверно, об Алисину коляску споткнулся, - сказала она, - В темноте не видать. |
| Mr. Higginbotham's voice and wrath began to rise. All day he effaced himself in the store, reserving for the evening, with his family, the privilege of being himself. | В душе Хиггинботем поднимался гнев, и голос он тоже возвысил. Весь день в лавке он был тише воды, ниже травы, дожидаясь вечера, когда среди домашних можно наконец стать самим собой. |
| "I tell you that precious brother of yours was drunk." | - Говорят тебе, твой драгоценный братец пришел пьяный. |
| His voice was cold, sharp, and final, his lips stamping the enunciation of each word like the die of a machine. His wife sighed and remained silent. She was a large, stout woman, always dressed slatternly and always tired from the burdens of her flesh, her work, and her husband. | Он чеканил слова холодно, резко, безжалостно, точно штамповальная машина. Жена вздохнула и промолчала. Была она крупная, тучная, всегда неряшливо одетая, всегда замученная бременем своей плоти, домашних забот и мужнина нрава. |
| "He's got it in him, I tell you, from his father," Mr. Higginbotham went on accusingly. "An' he'll croak in the gutter the same way. You know that." | - Говорят тебе, сидит это в нем, от папаши унаследовал, - продолжал Хиггинботем тоном обвинителя. - Помрет в канаве, тем же манером. Сама знаешь. |
| She nodded, sighed, and went on stitching. They were agreed that Martin had come home drunk. They did not have it in their souls to know beauty, or they would have known that those shining eyes and that glowing face betokened youth's first vision of love. | Жена со вздохом кивнула и продолжала шить. Оба не сомневались, что Мартин вернулся пьяный. Не способные воспринять красоту, они не распознали в блестящих глазах и пылающих щеках примет первой юношеской любви. |
| "Settin' a fine example to the children," Mr. Higginbotham snorted, suddenly, in the silence for which his wife was responsible and which he resented. Sometimes he almost wished she would oppose him more. "If he does it again, he's got to get out. Understand! I won't put up with his shinanigan--debotchin' innocent children with his boozing." Mr. Higginbotham liked the word, which was a new one in his vocabulary, recently gleaned from a newspaper column. "That's what it is, debotchin'--there ain't no other name for it." | - Прекрасный пример подает детям, - вдруг фыркнул Хиггинботем, нарушив молчание, его злила безответность жены. Иногда ему хотелось даже, чтобы она больше ему перечила. - Если еще раз придет выпивший, пускай выметайся. Поняла? Не желаю терпеть его дебоширство, нечего ему пьянством растлевать невинных деток. - Хиггинботему нравилось новое для него слово, недавно вычитанное в газете. - Да, растлевать, вот как это называется. |
| Still his wife sighed, shook her head sorrowfully, and stitched on. Mr. Higginbotham resumed the newspaper. | И опять жена только вздохнула, горестно покачала головой и все продолжала шить. Хиггинботем вернулся к газете. |
| "Has he paid last week's board?" he shot across the top of the newspaper. | - А за последнюю неделю он заплатил? - метнул он поверх газетного листа. |
| She nodded, then added, | Она кивнула, потом прибавила: |
| "He still has some money." | - Кой-какие деньжата у него еще есть. |
| "When is he goin' to sea again?" | - А когда опять в море? |
| "When his pay-day's spent, I guess," she answered. "He was over to San Francisco yesterday looking for a ship. But he's got money, yet, an' he's particular about the kind of ship he signs for." | - Видать, когда спустит все заработанное, - ответила она. - Вчера в Сан-Франциско ездил приглядеть корабль. Только он еще при деньгах, и разборчивый он, не на всякий корабль станет наниматься. |
| "It's not for a deck-swab like him to put on airs," Mr. Higginbotham snorted. "Particular! Him!" | - Нечего ему, голодранцу задирать нос, - фыркнул Хиггинботем. - Разборчивый нашелся! |
| "He said something about a schooner that's gettin' ready to go off to some outlandish place to look for buried treasure, that he'd sail on her if his money held out." | - Он чего-то говорил, мол, какая-то шхуна готовится плыть на край света, клад будут искать... если, мол, хватит у него денег дождаться, поплывет с ними. |
| "If he only wanted to steady down, I'd give him a job drivin' the wagon," her husband said, but with no trace of benevolence in his voice. "Tom's quit." | - Захотел бы остепениться, я б его взял возчиком, - сказал супруг, но в голосе не было и намека на благожелательность. - Том взял расчет. |
| His wife looked alarm and interrogation. | На лице жены отразились тревога и недоумение. |
| "Quit to-night. Is goin' to work for Carruthers. They paid 'm more'n I could afford." | - Сегодня, вечером ушел. Нанялся к Карузерам. Они будут ему платить больше, мне это не по карману. |
| "I told you you'd lose 'm," she cried out. "He was worth more'n you was giving him." | - Говорила я тебе, уйдет он, - воскликнула жена. - Ты мало ему платил, он больше стоит. |
| "Now look here, old woman," Higginbotham bullied, "for the thousandth time I've told you to keep your nose out of the business. I won't tell you again." | - Потише у меня, - взъелся Хиггинботем. - Тыщу раз тебе говорил, не суйся в мои дела. Дождешься у меня. |
| "I don't care," she sniffled. "Tom was a good boy." | - Мне все равно, - она шмыгнула носом. - Том был хороший парнишка. |
| Her husband glared at her. This was unqualified defiance. | Супруг свирепо поглядел на нее. Совсем от рук отбилась. |
| "If that brother of yours was worth his salt, he could take the wagon," he snorted. | - Не был бы твой братец бездельником, я взял бы его возчиком, - проворчал он. |
| "He pays his board, just the same," was the retort. "An' he's my brother, an' so long as he don't owe you money you've got no right to be jumping on him all the time. I've got some feelings, if I have been married to you for seven years." | - За стол и жилье он плати, - возразила она. - И он мне брат, и ничего тебе пока что не задолжал, какое у тебя право бесперечь к нему цепляться. Я ведь тоже не бесчувственная, хоть и прожила с тобой семь лет. |
| "Did you tell 'm you'd charge him for gas if he goes on readin' in bed?" he demanded. | - А сказала ему, пускай бросает читать за полночь, не то будешь брать с него за газ? - спросил Хиггинботем. |
| Mrs. Higginbotham made no reply. Her revolt faded away, her spirit wilting down into her tired flesh. Her husband was triumphant. He had her. His eyes snapped vindictively, while his ears joyed in the sniffles she emitted. He extracted great happiness from squelching her, and she squelched easily these days, though it had been different in the first years of their married life, before the brood of children and his incessant nagging had sapped her energy. | Жена не ответила. Бунтарский дух ее сник, задавленный в глубине усталой плоти. Муж торжествовал. Победа осталась за ним. Глаза блеснули, с наслаждением он слушал, как она хлюпает носом. Он упивался, унижая ее, унизить ее теперь куда легче, чем бывало в первые годы супружества, пока орава детворы и вечные мужнины придирки не измотали ее вконец. |
| "Well, you tell 'm to-morrow, that's all," he said. "An' I just want to tell you, before I forget it, that you'd better send for Marian to-morrow to take care of the children. With Tom quit, I'll have to be out on the wagon, an' you can make up your mind to it to be down below waitin' on the counter." | - Ну, скажешь завтра, только и делов, - продолжал Хиггинботем. - И вот что, пока не забыл, пошли-ка завтра за Мэриан, пускай посидит с детишками. Тома-то нет, придется самому стать за возчика, а ты, имей в виду, будешь заместо меня в лавке. |
| "But to-morrow's wash day," she objected weakly. | - Так ведь завтра у меня стирка, - слабо возразила жена. |
| "Get up early, then, an' do it first. I won't start out till ten o'clock." | - Тогда встань пораньше и сперва постирай. Я до десяти не выеду. |
| He crinkled the paper viciously and resumed his reading. | Он злобно зашуршал газетой и опять принялся читать. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая