Краткая коллекция англтекстов
Джек Лондон
Martin Eden/Мартин Иден
CHAPTER XIX/Глава 19
| English | Русский |
| Ruth and her family were home again, and Martin, returned to Oakland, saw much of her. Having gained her degree, she was doing no more studying; and he, having worked all vitality out of his mind and body, was doing no writing. This gave them time for each other that they had never had before, and their intimacy ripened fast. | Руфь и все семейство Морзов были уже дома, и Мартин, возвратись в Окленд, часто с ней виделся. Она стала бакалавром и покончила с ученьем, а у него работа высосала все силы души и тела, и он совсем не писал. Никогда еще не было у них друг для друга столько свободного времени, и между ними быстро росла новая близость. |
| At first, Martin had done nothing but rest. He had slept a great deal, and spent long hours musing and thinking and doing nothing. He was like one recovering from some terrible bout if hardship. The first signs of reawakening came when he discovered more than languid interest in the daily paper. Then he began to read again--light novels, and poetry; and after several days more he was head over heels in his long-neglected Fiske. His splendid body and health made new vitality, and he possessed all the resiliency and rebound of youth. | Поначалу Мартин только и знал что отдыхал. Много спал, долгими часами ничего не делал, думал и размышлял. Он словно приходил в себя после тяжкого испытания. И впервые понял, что возвращается к жизни, когда ощутил некоторый интерес к газете. По - том снова начал читать - немудрящие романы, стихи, - а еще через несколько дней с головой погрузился в давно заброшенного Фиска. На редкость крепкий и здоровый, он обрел новые жизненные силы, он обладал великолепным даром молодости - быстро воспрянуть телом и духом. |
| Ruth showed her disappointment plainly when he announced that he was going to sea for another voyage as soon as he was well rested. | Он объявил Руфи, что, как только хорошенько отдохнет, вновь отправится в плавание, и она не скрыла разочарования. |
| "Why do you want to do that?" she asked. | - Зачем вам это? - спросила она. |
| "Money," was the answer. "I'll have to lay in a supply for my next attack on the editors. Money is the sinews of war, in my case--money and patience." | - Для денег, - был ответ. - Надо запастись для следующей атаки на редакторов. Деньги - ресурсы войны, в моем случае деньги и терпение. |
| "But if all you wanted was money, why didn't you stay in the laundry?" | - Но если нужны только деньги, почему вы не остались в прачечной? |
| "Because the laundry was making a beast of me. Too much work of that sort drives to drink." | - Потому что прачечная превращала меня в животное. При такой работе поневоле запьешь. |
| She stared at him with horror in her eyes. | Руфь посмотрела на него с ужасом. |
| "Do you mean--?" she quavered. | - Неужели вы?.. - дрожащим голосом спросила она. |
| It would have been easy for him to get out of it; but his natural impulse was for frankness, and he remembered his old resolve to be frank, no matter what happened. | Так легко было бы вывернуться, но Мартин по природе своей был правдив, да еще вспомнил давнее решение говорить правду, чем бы это ни грозило. |
| "Yes," he answered. "Just that. Several times." | - Да, - ответил он, - Бывало. Несколько раз. |
| She shivered and drew away from him. | Она вздрогнула и отодвинулась. |
| "No man that I have ever known did that--ever did that." | - Ни с одним человеком из тех, кого я знаю, этого не бывало. |
| "Then they never worked in the laundry at Shelly Hot Springs," he laughed bitterly. "Toil is a good thing. It is necessary for human health, so all the preachers say, and Heaven knows I've never been afraid of it. But there is such a thing as too much of a good thing, and the laundry up there is one of them. And that's why I'm going to sea one more voyage. It will be my last, I think, for when I come back, I shall break into the magazines. I am certain of it." | - Значит они не работали в прачечной гостиницы в Горячих ключах. - Мартин горько засмеялся. - Труд - хорошая штука. Он необходим для здоровья, так говорят все проповедники, и, бог свидетель, я никогда не боялся тяжелой работы! Но, как известно, хорошенького понемножку, а тамошняя прачечная это уже чересчур. Потому я опять и ухожу в плавание. Думаю, это в последний раз - когда вернусь, непременно возьму эти журналы штурмом. Уверен. |
| She was silent, unsympathetic, and he watched her moodily, realizing how impossible it was for her to understand what he had been through. | Она молчала, явно не сочувствовала ему, и, глядя на нее, Мартин угрюмо подумал: где же ей понять, через что он прошел! |
| "Some day I shall write it up--'The Degradation of Toil' or the 'Psychology of Drink in the Working-class,' or something like that for a title." | - Когда-нибудь я об этом напишу - "Вырождение под гнетом труда", или "Психология пьянства в рабочем классе", или еще как-нибудь в этом роде. |
| Never, since the first meeting, had they seemed so far apart as that day. His confession, told in frankness, with the spirit of revolt behind, had repelled her. But she was more shocked by the repulsion itself than by the cause of it. It pointed out to her how near she had drawn to him, and once accepted, it paved the way for greater intimacy. Pity, too, was aroused, and innocent, idealistic thoughts of reform. She would save this raw young man who had come so far. She would save him from the curse of his early environment, and she would save him from himself in spite of himself. And all this affected her as a very noble state of consciousness; nor did she dream that behind it and underlying it were the jealousy and desire of love. | Никогда еще, с самой первой встречи, не были они так далеки друг от друга, как в этот день. Признание Мартина, откровенность, вызванная духом бунтарства, были отвратительны Руфи. Но само это отвращенье потрясло ее много сильнее, чем вызвавшая его причина. Так, значит, вот насколько стал ей близок Мартин - однажды осознанное, открытие это прокладывало путь к еще большей близости. Притом Руфь еще и пожалела Мартина и по наивности, по совершенному незнанию жизни, задумала его перевоспитать. Она спасет этого неотесанного молодого человека, идущего по неверному пути. Спасет от проклятья, наложенного на него прежним окружением, спасет и, от него самого, ему же наперекор. Она была уверена в высоком благородстве своих побуждений и не подозревала, что источник их - тайная ревность и жажда любви. |
| They rode on their wheels much in the delightful fall weather, and out in the hills they read poetry aloud, now one and now the other, noble, uplifting poetry that turned one's thoughts to higher things. Renunciation, sacrifice, patience, industry, and high endeavor were the principles she thus indirectly preached--such abstractions being objectified in her mind by her father, and Mr. Butler, and by Andrew Carnegie, who, from a poor immigrant boy had arisen to be the book-giver of the world. | Стояла чудесная погожая осень, и они уезжали на велосипедах за город, к холмам, и то он, то она вслух читали стихи, прекрасные строки облагораживали душу, рождали возвышенные мысли. Так она исподволь внушала ему необходимость самоотречения, жертвенности, терпенья, трудолюбия и целеустремленности - тех отвлеченных добродетелей, которые, как она полагала, воплотились в ее отце, и в мистере Батлере, и в Эндрю Карнеги, каковой из нищего мальчишки-эмигранта превратился в филантропа, известного всему миру своими щедрыми пожертвованиями на библиотеки. |
| All of which was appreciated and enjoyed by Martin. He followed her mental processes more clearly now, and her soul was no longer the sealed wonder it had been. He was on terms of intellectual equality with her. But the points of disagreement did not affect his love. His love was more ardent than ever, for he loved her for what she was, and even her physical frailty was an added charm in his eyes. He read of sickly Elizabeth Barrett, who for years had not placed her feet upon the ground, until that day of flame when she eloped with Browning and stood upright, upon the earth, under the open sky; and what Browning had done for her, Martin decided he could do for Ruth. | Мартин дорожил этими днями, радовался им. Он яснее понимал теперь ход ее мыслей, и душа ее уже не была для него непостижимым чудом. Теперь он мог рассуждать с нею обо всем как равный, и расхождения во взглядах никак не умаляли его любовь. Напротив, он любил еще горячее, потому что любил ее такой, какая была она на самом деле, и даже хрупкость прибавляла ей прелести в его глазах. Он знал историю болезненной Элизабет Баррет, которая многие годы не вставала с постели до того самого дня, когда загорелась страстью к Браунингу и сбежала с ним, выпрямилась, ощутила землю под ногами и увидела небо над головой (то, что сделал Браунинг для Элизабет Баррет, он, Мартин, сделает для Руфи. |
| But first, she must love him. The rest would be easy. He would give her strength and health. And he caught glimpses of their life, in the years to come, wherein, against a background of work and comfort and general well-being, he saw himself and Ruth reading and discussing poetry, she propped amid a multitude of cushions on the ground while she read aloud to him. This was the key to the life they would live. And always he saw that particular picture. Sometimes it was she who leaned against him while he read, one arm about her, her head upon his shoulder. Sometimes they pored together over the printed pages of beauty. Then, too, she loved nature, and with generous imagination he changed the scene of their reading--sometimes they read in closed-in valleys with precipitous walls, or in high mountain meadows, and, again, down by the gray sand-dunes with a wreath of billows at their feet, or afar on some volcanic tropic isle where waterfalls descended and became mist, reaching the sea in vapor veils that swayed and shivered to every vagrant wisp of wind. But always, in the foreground, lords of beauty and eternally reading and sharing, lay he and Ruth, and always in the background that was beyond the background of nature, dim and hazy, were work and success and money earned that made them free of the world and all its treasures. | Но прежде она должна его полюбить. Остальное просто. Он даст ей силу и здоровье. Перед ним мелькали картины их жизни в будущем: работа, уют, благополучие во всем, и вот они вдвоем читают стихи и говорят о них, она полулежит на полу, на разбросанных подушках и читает ему вслух. Вот что будет определять их жизнь. И всегда ему рисовалась та же картина. Или вслух читает он, обняв ее одной рукой, а она положила голову ему на плечо. Или они вместе раздумывают над страницами, полными красоты. К тому же Руфь любила природу, и щедрое воображение Мартина переносило их чтения в иные места. И вот они читают в долине отгороженной от всего мира крутыми обрывистыми скалами, или на лугу, высоко в горах, или же среди серых песчаных дюн, и у ног пенятся волны, или далеко-далеко в тропиках на каком-нибудь острове - детище вулкана, где низвергаются водопады и взлетает облако мельчайших брызг и эта влажная завеса колышется и трепещет при каждом дуновенье прихотливого ветерка и уносится к океану. Но на переднем плане всегда они вдвоем, он и Руфь, властелины красоты, они неизменно читают и делятся мыслями, всегда на фоне природы, а еще дальше в глубине всегда смутно, в дымке, видятся работа, успех, заработанные им деньги, которые дают независимость от мира и от всех его сокровищ. |
| "I should recommend my little girl to be careful," her mother warned her one day. | - Я бы посоветовала моей дочурке поостеречься, - сказала однажды Руфи миссис Морз. |
| "I know what you mean. But it is impossible. He if; not--" | - Я знаю, о чем ты. Но это невозможно. Он не... |
| Ruth was blushing, but it was the blush of maidenhood called upon for the first time to discuss the sacred things of life with a mother held equally sacred. | Руфь покраснела, но виной тому было девичье смущение - ведь ей впервые пришлось обсуждать то, что в жизни свято, и обсуждать с матерью, которую она тоже свято чтила. |
| "Your kind." Her mother finished the sentence for her. | - Не твоего круга, - докончила за нее мать. |
| Ruth nodded. | Руфь кивнула. |
| "I did not want to say it, but he is not. He is rough, brutal, strong--too strong. He has not--" | - Мне не хотелось так говорить, но это верно. Он неотесанный, грубый, сильный... чересчур сильный... Его жизнь не была... |
| She hesitated and could not go on. It was a new experience, talking over such matters with her mother. And again her mother completed her thought for her. | Она замялась, не могла договорить. Так ново было говорить на подобные темы с матерью. И опять мать докончила ее мысль. |
| "He has not lived a clean life, is what you wanted to say." | - Его жизнь была не безупречна, вот что ты хотела сказать. |
| Again Ruth nodded, and again a blush mantled her face. | Опять Руфь кивнула и опять залилась краской. |
| "It is just that," she said. "It has not been his fault, but he has played much with--" | - Да, об этом, - сказала она. - Хоть и не по своей вине, но он слишком часто соприкасался с... |
| "With pitch?" | - С грязью? |
| "Yes, with pitch. And he frightens me. Sometimes I am positively in terror of him, when he talks in that free and easy way of the things he has done--as if they did not matter. They do matter, don't they?" | - Да, с грязью. И он меня пугает. Иной раз я в ужас прихожу, с такой легкостью он рассказывает о своих прежних безрассудствах, будто это совершенные пустяки. А это ведь далеко не пустяк, правда? |
| They sat with their arms twined around each other, and in the pause her mother patted her hand and waited for her to go on. | Они сидели обнявшись, и, когда Руфь замолчала, миссис Морэ погладила руку дочери, ждала, что она еще скажет. |
| "But I am interested in him dreadfully," she continued. "In a way he is my protege. Then, too, he is my first boy friend--but not exactly friend; rather protege and friend combined. Sometimes, too, when he frightens me, it seems that he is a bulldog I have taken for a plaything, like some of the 'frat' girls, and he is tugging hard, and showing his teeth, and threatening to break loose." | - Но он мне ужасно интересен, - продолжала Руфь. - В каком-то смысле он мой подопечный. И потом, он мой первый друг-мужчина... ну, не совсем друг, вернее, сразу и друг и подопечный. А подчас, когда он меня пугает, мне кажется, я завела бульдога, просто для развлечения, как иные заводят подружек, но бульдог не игрушка, он тянет вовсю, показывает зубы, и страшно, вдруг сорвется с поводка. |
| Again her mother waited. | И опять мать ждала. |
| "He interests me, I suppose, like the bulldog. And there is much good in him, too; but there is much in him that I would not like in--in the other way. You see, I have been thinking. He swears, he smokes, he drinks, he has fought with his fists (he has told me so, and he likes it; he says so). He is all that a man should not be--a man I would want for my--" her voice sank very low--"husband. Then he is too strong. My prince must be tall, and slender, and dark--a graceful, bewitching prince. No, there is no danger of my failing in love with Martin Eden. It would be the worst fate that could befall me." | - Я думаю, он меня и занимает, почти как бульдог. И в нем много хорошего... хотя много и такого, что мне не понравилось бы, ну, при других отношениях. Вот видишь, я обо всем этом подумала. Он бранится, курит, пьет, он дрался, он сам мне говорил, и ему это нравится... так и сказал. Он совсем не такой, каким должен быть мужчина... каким я хотела бы видеть (тут голос ее стал еле слышен)... мужа. И потом, он чересчур сильный. Мой избранник должен быть высокий, стройный, темноволосый... изящный, пленительный принц. Нет, мне не грозит опасность влюбиться в Мартина Идена. Худшей участи я и представить не могу. |
| "But it is not that that I spoke about," her mother equivocated. "Have you thought about him? He is so ineligible in every way, you know, and suppose he should come to love you?" | - Но я не это имела в виду, - уклончиво возразила мать. - А о нем ты подумала? Видишь ли, он такой во всех отношениях неподходящий, и вдруг он тебя полюбит? |
| "But he does--already," she cried. | - Но он... он уже полюбил! - воскликнула Руфь. |
| "It was to be expected," Mrs. Morse said gently. "How could it be otherwise with any one who knew you?" | - Этого следовало ожидать, - мягко сказала миссис Морз. - Всякий, кто тебя узнает, непременно полюбит. Как может быть иначе? |
| "Olney hates me!" she exclaimed passionately. "And I hate Olney. I feel always like a cat when he is around. I feel that I must be nasty to him, and even when I don't happen to feel that way, why, he's nasty to me, anyway. But I am happy with Martin Eden. No one ever loved me before--no man, I mean, in that way. And it is sweet to be loved--that way. You know what I mean, mother dear. It is sweet to feel that you are really and truly a woman." She buried her face in her mother's lap, sobbing. "You think I am dreadful, I know, but I am honest, and I tell you just how I feel." | - А Олни меня терпеть не может! - горячо воскликнула Руфь. - И я его тоже. При нем меня так и тянет язвить. Просто не могу его не поддеть, а если почему-то не поддену, так все равно он меня подденет. А с Мартином Иденом мне хорошо. Еще никто меня никогда так не любил... то есть, ни один мужчина... такой любовью. А это чудесно - быть любимой... такой любовью. Сама понимаешь, мамочка, о чем я. Так приятно чувствовать себя женщиной. - Всхлипнув, Руфь уткнулась лицом в колени матери. - Наверное, по-твоему, я очень гадкая, но я честно тебе рассказываю, что чувствую. |
| Mrs. Morse was strangely sad and happy. Her child-daughter, who was a bachelor of arts, was gone; but in her place was a woman-daughter. The experiment had succeeded. The strange void in Ruth's nature had been filled, and filled without danger or penalty. This rough sailor-fellow had been the instrument, and, though Ruth did not love him, he had made her conscious of her womanhood. | Миссис Морз слушала со странной печалью и с радостью. Ее дочурка, девочка, ставшая бакалавром изящных искусств, исчезла, уступила место дочери-женщине. Опыт удался. Странный пробел в натуре Руфи заполнился, заполнился безболезненно. Неотесанный матрос сыграл свою роль, и, хотя Руфь не полюбила его, он заставил ее почувствовать себя женщиной. |
| "His hand trembles," Ruth was confessing, her face, for shame's sake, still buried. "It is most amusing and ridiculous, but I feel sorry for him, too. And when his hands are too trembly, and his eyes too shiny, why, I lecture him about his life and the wrong way he is going about it to mend it. But he worships me, I know. His eyes and his hands do not lie. And it makes me feel grown-up, the thought of it, the very thought of it; and I feel that I am possessed of something that is by rights my own--that makes me like the other girls--and--and young women. And, then, too, I knew that I was not like them before, and I knew that it worried you. You thought you did not let me know that dear worry of yours, but I did, and I wanted to--'to make good,' as Martin Eden says." | - У него дрожат руки, - призналась Руфь, от смущения все не смея поднять голову. - Это так забавно, так смешно, но мне и жаль его. А когда руки у него уж очень дрожат, а глаза уж очень сияют, ну, тогда я отчитываю его за то, что он живет не так, как надо, а, стараясь исправиться, идет неверным путем, Но он, меня боготворит, я знаю. Его глаза и руки не лгут. И при мысли об этом, при одной только мысли об этом я чувствую себя совсем взрослой и еще чувствую, есть у меня что-то, что принадлежит только мне... как у всех девушек... и... и молодых женщин. А еще я знаю, прежде я была не такая, как все, я понимала, что тебя это тревожит. Ты думала что не даешь мне заметить свою тайную тревогу, а я заметила и очень хотела... "преуспеть", как говорит Мартин Иден. |
| It was a holy hour for mother and daughter, and their eyes were wet as they talked on in the twilight, Ruth all white innocence and frankness, her mother sympathetic, receptive, yet calmly explaining and guiding. | То был заветный час для матери и дочери, они сумерничали и разговаривали со слезами на глазах, и Руфь была сама невинность и откровенность, мать же, исполненная сочувствия и понимания, спокойно наставляла ее и направляла. |
| "He is four years younger than you," she said. "He has no place in the world. He has neither position nor salary. He is impractical. Loving you, he should, in the name of common sense, be doing something that would give him the right to marry, instead of paltering around with those stories of his and with childish dreams. Martin Eden, I am afraid, will never grow up. He does not take to responsibility and a man's work in the world like your father did, or like all our friends, Mr. Butler for one. Martin Eden, I am afraid, will never be a money-earner. And this world is so ordered that money is necessary to happiness--oh, no, not these swollen fortunes, but enough of money to permit of common comfort and decency. He--he has never spoken?" | - Он на четыре года моложе тебя, - сказала она. - И никак не обеспечен. Ни положения, ни жалованья. Он непрактичен. Если он тебя любит, ему во имя здравого смысла следовало найти место, что дало бы ему право жениться, а он занимается пустяками - пишет рассказики и тешит себя мечтами, как дитя малое. Боюсь, Мартин Иден никогда не повзрослеет. Ему не хватает сознания ответственности. Он не способен взяться за дело, достойное мужчины, как твой отец и все наши знакомые... хотя бы как мистер Батлер. Боюсь, Мартин Иден никогда не научится зарабатывать деньги. А для счастья деньги необходимы, так устроен наш мир... не миллионные состояния нужны, нет, но достаточные средства, чтобы жить прилично и с комфортом. Он... он никогда не заговаривал о своих чувствах? |
| "He has not breathed a word. He has not attempted to; but if he did, I would not let him, because, you see, I do not love him." | - Ни слоном не обмолвился. Даже не пытался А если бы попытался, я бы его остановила, понимаешь, мамочка, я ведь его не люблю. |
| "I am glad of that. I should not care to see my daughter, my one daughter, who is so clean and pure, love a man like him. There are noble men in the world who are clean and true and manly. Wait for them. You will find one some day, and you will love him and be loved by him, and you will be happy with him as your father and I have been happy with each other. And there is one thing you must always carry in mind--" | - Очень рада. Не хотелось бы мне, чтобы моя дочь, моя единственная дочь, воплощение чистоты и добродетели, полюбила такого человека. На свете есть подлинно достойные мужчинычистые, преданные мужественные. Надо только подождать. В один прекрасный день тебе встретится такой человек, ты его полюбишь, и он полюбит тебя, и ты будешь счастлива с ним, как были всегда счастливы друг с другом я и твой отец. И есть одно, о чем всегда следует помнить... |
| "Yes, mother." | - Да, мамочка? |
| Mrs. Morse's voice was low and sweet as she said, | Негромко, с нежностью в голосе миссис Морз сказала: |
| "And that is the children." | - Это дети. |
| "I--have thought about them," Ruth confessed, remembering the wanton thoughts that had vexed her in the past, her face again red with maiden shame that she should be telling such things. | - Я... я об этом думала, - призналась Руфь, вспоминая, как случалось, досаждали ей эти нескромные мысли, и опять залилась краской девичьего смущения оттого, что проходится говорить об этом вслух. |
| "And it is that, the children, that makes Mr. Eden impossible," Mrs. Morse went on incisively. "Their heritage must be clean, and he is, I am afraid, not clean. Your father has told me of sailors' lives, and--and you understand." | - Именно из-за детей мистер Иден тебе совершенно не подходит, - решительно продолжала миссис Морз. - Они не должны унаследовать ничего нечистого, а ему, боюсь, как раз чистоты недостает. Твой отец рассказывал мне, как живут матросы, и... и ты сама понимаешь. |
| Ruth pressed her mother's hand in assent, feeling that she really did understand, though her conception was of something vague, remote, and terrible that was beyond the scope of imagination. | Руфь в знак согласия сжала руку матери; Ей казалось, будто она и вправду поняла, хотя представлялось ей что-то смутное, непостижимое, что-то ужасное, недоступное воображению. |
| "You know I do nothing without telling you," she began. "--Only, sometimes you must ask me, like this time. I wanted to tell you, but I did not know how. It is false modesty, I know it is that, but you can make it easy for me. Sometimes, like this time, you must ask me, you must give me a chance." | - Ты ведь знаешь, я всегда обо всем тебе говорю, - начала она. - Только иногда ты меня спрашивай, вот как в этот раз. Мне хотелось с тобой поделиться, но я не знала, как это сказать. Я знаю, это излишняя стыдливость, но ты мне помоги. Иногда спрашивай меня, вот как в этот раз... помогай мне с тобой делиться. |
| "Why, mother, you are a woman, too!" she cried exultantly, as they stood up, catching her mother's hands and standing erect, facing her in the twilight, conscious of a strangely sweet equality between them. "I should never have thought of you in that way if we had not had this talk. I had to learn that I was a woman to know that you were one, too." | Мамочка, ведь ты тоже женщина! - восторженно воскликнула она, когда они встали, и, осознав странно сладостное равенство с матерью, сжала ее руки, выпрямилась, в сумерках посмотрела ей в лицо. - Если бы не наш разговор, мне и в голову бы это не пришло. Пока я не сознавала, что я женщина, я и о тебе так не думала. |
| "We are women together," her mother said, drawing her to her and kissing her. "We are women together," she repeated, as they went out of the room, their arms around each other's waists, their hearts swelling with a new sense of companionship. | - Мы обе женщины, - сказала мать, притянула Руфь к себе и поцеловала. - Мы обе женщины, - повторила она, когда они, обняв друг друга за талию, выходили из комнаты, радостно взволнованные, что они теперь по-новому сроднились. |
| "Our little girl has become a woman," Mrs. Morse said proudly to her husband an hour later. | - Наша дочурка стала женщиной, - часом позже с гордостью сказала мужу миссис Морз. |
| "That means," he said, after a long look at his wife, "that means she is in love." | Он долгим внимательным взглядом посмотрел на жену. |
| "No, but that she is loved," was the smiling rejoinder. | - Другими словами, - сказал он, - другими словами, она влюбилась. |
| "The experiment has succeeded. She is awakened at last." | - Нет, но она любима, - с улыбкой возразила жена. - Опыт удался. Наконец-то она пробудилась. |
| "Then we'll have to get rid of him." Mr. Morse spoke briskly, in matter- of-fact, businesslike tones. | - Тогда надо от него отделаться, - быстро, сухо, деловито заявил Морз. |
| But his wife shook her head. | Но супруга покачала головой. |
| "It will not be necessary. Ruth says he is going to sea in a few days. When he comes back, she will not be here. We will send her to Aunt Clara's. And, besides, a year in the East, with the change in climate, people, ideas, and everything, is just the thing she needs." | - В этом нет необходимости. Руфь сказала, что он через несколько дней уходит в плавание. А когда вернется, ее здесь не будет. Мы отошлем ее к тетушке Кларе. И притом год на Востокев другой обстановке, среди других людей, других представленийименно это ей и нужно. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая