English | Русский |
I fear the gentleman to whom Miss Amelia's letters were addressed was rather an obdurate critic. Such a number of notes followed Lieutenant Osborne about the country, that he became almost ashamed of the jokes of his mess-room companions regarding them, and ordered his servant never to deliver them except at his private apartment. He was seen lighting his cigar with one, to the horror of Captain Dobbin, who, it is my belief, would have given a bank-note for the document. | Боюсь, что джентльмен, к которому были адресованы письма мисс Эмилии, отличался критическим складом ума. Где бы ни находился поручик Осборн, за ним по пятам следовало такое множество записок, что в офицерском собрании ему покоя не было от всяких шуточек. В конце концов он приказал слуге передавать их ему, только когда он будет один у себя в комнате. Кто-то видел, как он зажигал одной из них сигару, к ужасу капитана Доббина, который, я уверен, не пожалел бы банковского билета за такой автограф. |
For some time George strove to keep the liaison a secret. There was a woman in the case, that he admitted. "And not the first either," said Ensign Spooney to Ensign Stubble. "That Osborne's a devil of a fellow. There was a judge's daughter at Demerara went almost mad about him; then there was that beautiful quadroon girl, Miss Pye, at St. Vincent's, you know; and since he's been home, they say he's a regular Don Giovanni, by Jove." | Долгое время Джордж старался держать свои сердечные дела в секрете. Что тут была замешана дама - этого он не скрывал. "И не первая, - говорил прапорщик Спуни прапорщику Стаблу. - Этот Осборн - настоящий дьявол! В Демераре дочка судьи просто с ума по нем сходила, и потом еще эта красавица квартеронка мисс Пай в Сент-Винсенте. А уж с тех пор как полк вернулся домой, он, говорят, стал сущим Дон-Жуаном, ей-богу!" |
Stubble and Spooney thought that to be a "regular Don Giovanni, by Jove" was one of the finest qualities a man could possess, and Osborne's reputation was prodigious amongst the young men of the regiment. He was famous in field-sports, famous at a song, famous on parade; free with his money, which was bountifully supplied by his father. His coats were better made than any man's in the regiment, and he had more of them. He was adored by the men. He could drink more than any officer of the whole mess, including old Heavytop, the colonel. He could spar better than Knuckles, the private (who would have been a corporal but for his drunkenness, and who had been in the prize-ring); and was the best batter and bowler, out and out, of the regimental club. He rode his own horse, Greased Lightning, and won the Garrison cup at Quebec races. There were other people besides Amelia who worshipped him. Stubble and Spooney thought him a sort of Apollo; Dobbin took him to be an Admirable Crichton; and Mrs. Major O'Dowd acknowledged he was an elegant young fellow, and put her in mind of Fitzjurld Fogarty, Lord Castlefogarty's second son. | По мнению Стабла и Спуни, стать "сущим Дон-Жуаном, ей-богу" - значило обладать самым лестным для мужчины качеством. Да и вообще репутация Осборна среди полковой молодежи стояла очень высоко. Он отличался во всех видах спорта, и в пении застольных песен, и на смотрах; сыпал деньгами, которыми его щедро снабжал отец, и одевался лучше всех в полку, обладая самым богатым и добротным гардеробом. Солдаты его обожали. Он мог перепить всякого другого офицера в собрании, не исключая старика Хэвитопа, полковника; он мог устоять в боксе даже против рядового Наклза, который раньше выступал на ринге и которого давно произвели бы в капралы, не будь он отпетым пьяницей; был лучшим игроком в крикетной команде полкового клуба; скакал на собственной лошади Молнии и выиграл гарнизонный кубок на квебекских скачках. Не только Эмилия боготворила Осборна - Стабл и Спуни видели в нем некоего Аполлона; Доббин считал его Чудо-Крайтоном, а супруга майора, миссис О'Дауд, соглашалась, что он блестящий кавалер и напоминает ей Фицджеральда Фогарти, второго сына лорда Каслфогарти. |
Well, Stubble and Spooney and the rest indulged in most romantic conjectures regarding this female correspondent of Osborne's-- opining that it was a Duchess in London who was in love with him--or that it was a General's daughter, who was engaged to somebody else, and madly attached to him--or that it was a Member of Parliament's lady, who proposed four horses and an elopement--or that it was some other victim of a passion delightfully exciting, romantic, and disgraceful to all parties, on none of which conjectures would Osborne throw the least light, leaving his young admirers and friends to invent and arrange their whole history. | Итак, Стабл, Спуни и вся остальная компания предавались самым романтическим догадкам насчет корреспондентки Осборна, высказывая мнение, что в него влюбилась некая герцогиня в Лондоне, или что это дочь генерала - она сговорена с другим, а сама без памяти от Джорджа, или жена некоего члена парламента, которая спит и видит, как бы бежать с ним на четверке вороных; называли и другие жертвы страсти, восхитительно пламенной, романтической и одинаково компрометантной для обеих сторон. Но в ответ на все эти догадки Джордж хранил упорное молчание, предоставляя своим юным почитателям и друзьям изобретать всякие истории и разукрашивать их всеми средствами своей фантазии. |
And the real state of the case would never have been known at all in the regiment but for Captain Dobbin's indiscretion. The Captain was eating his breakfast one day in the mess-room, while Cackle, the assistant-surgeon, and the two above-named worthies were speculating upon Osborne's intrigue--Stubble holding out that the lady was a Duchess about Queen Charlotte's court, and Cackle vowing she was an opera-singer of the worst reputation. At this idea Dobbin became so moved, that though his mouth was full of eggs and bread-and-butter at the time, and though he ought not to have spoken at all, yet he couldn't help blurting out, | В полку так бы ничего и не узнали, если бы не нескромность капитана Доббина. Однажды капитан сидел за завтраком в офицерском собрании, когда Кудахт, помощник полкового лекаря и оба ранее названных достойных джентльмена обсуждали на все лады интрижку Осборна. Стабл твердил, что его дама сердца - герцогиня и что она близка ко двору королевы Шарлотты, а Кудахт божился, что она оперная певица самой незавидной репутации. Услышав это, Доббин так возмутился, что, хотя рот его был набит яйцами и хлебом с маслом и хотя ему вообще следовало бы молчать, не удержался и выпалил: |
"Cackle, you're a stupid fool. You're always talking nonsense and scandal. Osborne is not going to run off with a Duchess or ruin a milliner. Miss Sedley is one of the most charming young women that ever lived. He's been engaged to her ever so long; and the man who calls her names had better not do so in my hearing." | - Кудахт, вы совершеннейший болван! Вечно вы несете чепуху и сплетничаете. Осборн не собирается убегать с герцогинями или губить модисток. Мисс Седли - одна из самых очаровательных молодых особ, какие когда-либо жили на свете. Джордж давным-давно с ней: помолвлен. И я никому не советовал бы говорить о ней гадости в моем присутствии! |
With which, turning exceedingly red, Dobbin ceased speaking, and almost choked himself with a cup of tea. The story was over the regiment in half-an-hour; and that very evening Mrs. Major O'Dowd wrote off to her sister Glorvina at O'Dowdstown not to hurry from Dublin--young Osborne being prematurely engaged already. | На этом Доббин прервал свою речь, весь красный от волнения, и едва не поперхнулся чаем. Спустя полчаса эта история облетела весь полк, и в тот же вечер жена майора, миссис О'Дауд, написала своей сестре Глорвине в О'Даудстаун, чтобы та не торопилась с отъездом из Дублина: молодой Осборн, оказывается, давно помолвлен. |
She complimented the Lieutenant in an appropriate speech over a glass of whisky-toddy that evening, and he went home perfectly furious to quarrel with Dobbin (who had declined Mrs. Major O'Dowd's party, and sat in his own room playing the flute, and, I believe, writing poetry in a very melancholy manner)--to quarrel with Dobbin for betraying his secret. | В тот же самый вечер за стаканом шотландского грога она, как водится, поздравила поручика, и Осборн, взбешенный, отправился домой отчитать Доббина (который отклонил приглашение на вечер к майорше О'Дауд и сидел у себя в комнате, играя на флейте и, как мне думается, сочиняя стихи самого меланхолического свойства) - за то, что он выдал его тайну. |
"Who the deuce asked you to talk about my affairs?" Osborne shouted indignantly. "Why the devil is all the regiment to know that I am going to be married? Why is that tattling old harridan, Peggy O'Dowd, to make free with my name at her d--d supper-table, and advertise my engagement over the three kingdoms? After all, what right have you to say I am engaged, or to meddle in my business at all, Dobbin?" | - Кой черт просил тебя трезвонить о моих делах? - набросился Осборн на приятеля. - За каким дьяволом нужно знать всему полку, что я собираюсь жениться? К чему позволять этой болтунье, старой ведьме Пегги О'Дауд, трепать мое имя за ее распроклятым ужином и звонить в колокола о моей помолвке на все три королевства? Да, кроме того, Доббин. какое ты имел право говорить, что я помолвлен, и вообще вмешиваться в мои дела? |
"It seems to me," Captain Dobbin began. | - Мне кажется... - начал капитан Доббин. |
"Seems be hanged, Dobbin," his junior interrupted him. "I am under obligations to you, I know it, a d--d deal too well too; but I won't be always sermonised by you because you're five years my senior. I'm hanged if I'll stand your airs of superiority and infernal pity and patronage. Pity and patronage! I should like to know in what I'm your inferior?" | - Наплевать, что тебе кажется! - перебил его младший товарищ. - Я тебе кругом обязан, я это знаю, знаю слишком хорошо! Но не хочу я вечно выслушивать всякие твои наставления только потому, что ты меня на пять лет старше! Не стану я, черт возьми, терпеть твой тон превосходства, твое проклятое снисхождение и покровительство. Да, снисхождение и покровительство! Хотелось бы мне знать, чем я тебя хуже? |
"Are you engaged?" Captain Dobbin interposed. | - Ты помолвлен? - прервал его капитан Доббин. |
"What the devil's that to you or any one here if I am?" | - Какое, черт подери, дело тебе или кому угодно, помолвлен я или нет? |
"Are you ashamed of it?" Dobbin resumed. | - Ты стыдишься этого? - продолжал Доббин. |
"What right have you to ask me that question, sir? I should like to know," George said. | - Какое вы имеете право, сэр, задавать мне подобный вопрос, хотелось бы мне знать? |
"Good God, you don't mean to say you want to break off?" asked Dobbin, starting up. | - Великий боже! Уж не собираешься ли ты отказаться от помолвки? - спросил Доббин, вскакивая с места. |
"In other words, you ask me if I'm a man of honour," said Osborne, fiercely; "is that what you mean? You've adopted such a tone regarding me lately that I'm ------ if I'll bear it any more." | - Иными словами, вы меня спрашиваете, честный ли я человек или нет? - окончательно разъярился Осборн. - Это вы имеете в виду? За последнее время вы усвоили себе со мной такой тон, что будь я... если стану и дальше это терпеть! |
"What have I done? I've told you you were neglecting a sweet girl, George. I've told you that when you go to town you ought to go to her, and not to the gambling-houses about St. James's." | - Что же я такого сделал? Я только говорил тебе, что ты невнимателен к очень милой девушке, Джордж. Я говорил тебе, что, когда ты ездишь в Лондон, тебе нужно сидеть у нее, а не в игорных домах в районе Сент-Джеймса, |
"You want your money back, I suppose," said George, with a sneer. | - Очевидно, вы не прочь получить обратно свои деньги, - сказал Джордж с усмешкой. |
"Of course I do--I always did, didn't I?" says Dobbin. "You speak like a generous fellow." | - Конечно, не прочь и всегда был не прочь, разве тебе это не известно? - ответил Доббин. - Ты говоришь, как подобает благородному человеку. |
"No, hang it, William, I beg your pardon"--here George interposed in a fit of remorse; "you have been my friend in a hundred ways, Heaven knows. You've got me out of a score of scrapes. When Crawley of the Guards won that sum of money of me I should have been done but for you: I know I should. But you shouldn't deal so hardly with me; you shouldn't be always catechising me. I am very fond of Amelia; I adore her, and that sort of thing. Don't look angry. She's faultless; I know she is. But you see there's no fun in winning a thing unless you play for it. Hang it: the regiment's just back from the West Indies, I must have a little fling, and then when I'm married I'll reform; I will upon my honour, now. And--I say--Dob-- don't be angry with me, and I'll give you a hundred next month, when I know my father will stand something handsome; and I'll ask Heavytop for leave, and I'll go to town, and see Amelia to-morrow-- there now, will that satisfy you?" | - Нет, к черту, Уильям, прошу прощения! - перебил его Джордж в порыве раскаяния. - Ты выручал меня по-дружески один бог знает сколько сотен раз! Ты вызволял меня из множества всяких бед! Когда гвардеец Кроули обыграл меня на такую огромную сумму, я пропал бы, если бы не ты. Непременно пропал бы, не спорь! Но только зачем ты вечно изводишь меня, пристаешь со всякими расспросами. Я очень люблю Эмилию, я обожаю ее... и тому подобное. Не смотри на меня сердито. Она само совершенство, я знаю это. Но, видишь ли, всякий интерес теряется, когда что-нибудь само дается тебе в руки. Черт побери! Полк только что вернулся из Вест-Индии, надо же мне немного побеситься, а потом, когда я женюсь, я исправлюсь... Честное слово, я образумлюсь! И... слушай, Доб, не сердись, я отдам тебе в следующем месяце ту сотню фунтов - отец, я знаю, раскошелится! И я отпрошусь у Хэвитопа в отпуск, съезжу в Лондон и завтра же повидаюсь с Эмилией... Ну, как? Удовлетворен? |
"It is impossible to be long angry with you, George," said the good- natured Captain; "and as for the money, old boy, you know if I wanted it you'd share your last shilling with me." | - На тебя, Джордж, нельзя долго сердиться, - промолвил добряк-капитан, - а что касается денег, старина, то ты ведь сам знаешь: нуждайся я в них, и ты поделишься со мной последним шиллингом. |
"That I would, by Jove, Dobbin," George said, with the greatest generosity, though by the way he never had any money to spare. | - Конечно, Доббин, честное слово! - заявил Джордж с необычайным великодушием, хотя, по правде сказать, у него никогда не бывало свободных денег. |
"Only I wish you had sown those wild oats of yours, George. If you could have seen poor little Miss Emmy's face when she asked me about you the other day, you would have pitched those billiard-balls to the deuce. Go and comfort her, you rascal. Go and write her a long letter. Do something to make her happy; a very little will." | - Одного я только желал бы: чтобы ты, Джордж, наконец перебесился. Если бы ты видел личико бедняжки мисс Эмми, когда она на днях справлялась у меня о тебе, ты послал бы свои бильярды куда-нибудь подальше. Поезжай утешь ее, негодный! Поди напиши ей длинное письмо. Сделай что-нибудь, чтобы ее порадовать. Для этого так мало нужно. |
"I believe she's d--d fond of me," the Lieutenant said, with a self- satisfied air; and went off to finish the evening with some jolly fellows in the mess-room. | - Она и в самом деле чертовски в меня влюблена, - сказал Осборн с самодовольным видом и отправился в офицерское собрание заканчивать вечер в кругу веселых товарищей. |
Amelia meanwhile, in Russell Square, was looking at the moon, which was shining upon that peaceful spot, as well as upon the square of the Chatham barracks, where Lieutenant Osborne was quartered, and thinking to herself how her hero was employed. Perhaps he is visiting the sentries, thought she; perhaps he is bivouacking; perhaps he is attending the couch of a wounded comrade, or studying the art of war up in his own desolate chamber. And her kind thoughts sped away as if they were angels and had wings, and flying down the river to Chatham and Rochester, strove to peep into the barracks where George was. . . . All things considered, I think it was as well the gates were shut, and the sentry allowed no one to pass; so that the poor little white-robed angel could not hear the songs those young fellows were roaring over the whisky-punch. | Тем временем на Рассел-сквер Эмплия смотрела на луну, озарявшую тихую площадь так же, как и плац перед Чатемскими казармами, где был расквартирован полк поручика Осборна, и размышляла, чем-то сейчас занят ее герой. Быть может, он на бивуаке, думалось ей; быть может, делает обход часовых; быть может, дежурит у ложа раненого товарища или же изучает военное искусство в своей одинокой комнатке. И ее тихие думы полетели вдаль, словно были ангелами и обладали крыльями, вниз по реке, к Чатему и Рочестеру, стремясь заглянуть в казармы, где находился Джордж... Если принять это в соображение, то, пожалуй, удачно, что ворота оказались запертыми и часовой никого не пропускал в казармы, - бедному ангелочку в белоснежных одеждах не привелось услышать, какие песни орали наши молодые люди за стаканом пунша. |
The day after the little conversation at Chatham barracks, young Osborne, to show that he would be as good as his word, prepared to go to town, thereby incurring Captain Dobbin's applause. | На другой день после упомянутой беседы в Чатемских казармах молодой Осборн, решив показать другу, как он держит слово, собрался ехать в Лондон, чем вызвал горячее одобрение капитана Доббина. |
"I should have liked to make her a little present," Osborne said to his friend in confidence, "only I am quite out of cash until my father tips up." | - Мне хотелось бы сделать ей какой-нибудь подарочек, - признался Джордж другу, - но только я сижу без гроша, пока отец не расщедрится. |
But Dobbin would not allow this good nature and generosity to be balked, and so accommodated Mr. Osborne with a few pound notes, which the latter took after a little faint scruple. | Доббин не мог допустить, чтобы такой порыв великодушия и щедрости пропал зря, и потому ссудил Осборна несколькими фунтовыми билетами, которые тот и принял, немного поломавшись. |
And I dare say he would have bought something very handsome for Amelia; only, getting off the coach in Fleet Street, he was attracted by a handsome shirt-pin in a jeweller's window, which he could not resist; and having paid for that, had very little money to spare for indulging in any further exercise of kindness. Never mind: you may be sure it was not his presents Amelia wanted. When he came to Russell Square, her face lighted up as if he had been sunshine. The little cares, fears, tears, timid misgivings, sleepless fancies of I don't know how many days and nights, were forgotten, under one moment's influence of that familiar, irresistible smile. He beamed on her from the drawing-room door-- magnificent, with ambrosial whiskers, like a god. Sambo, whose face as he announced Captain Osbin (having conferred a brevet rank on that young officer) blazed with a sympathetic grin, saw the little girl start, and flush, and jump up from her watching-place in the window; and Sambo retreated: and as soon as the door was shut, she went fluttering to Lieutenant George Osborne's heart as if it was the only natural home for her to nestle in. Oh, thou poor panting little soul! The very finest tree in the whole forest, with the straightest stem, and the strongest arms, and the thickest foliage, wherein you choose to build and coo, may be marked, for what you know, and may be down with a crash ere long. What an old, old simile that is, between man and timber! | И я осмеливаюсь утверждать, что Джордж непременно купил бы для Эмилии что-нибудь очень красивое, но только при выходе из экипажа на Флит-стрит он загляделся на красивую булавку для галстука в витрине какого-то ювелира - и не мог устоять против соблазна. Когда он заплатил за нее, у него осталось слишком мало денег, чтобы позволить себе какое-нибудь дальнейшее проявление любезности. Но ничего: поверьте, Эмилии вовсе не нужны были его подарки. Когда он пожаловал на Рассел-сквер, лицо у нее просияло, словно Джордж был ее солнцем. Маленькие горести, опасения, слезы, робкие сомнения, тревожные думы многих дней и бессонных ночей были мгновенно забыты под действием этой знакомой неотразимой улыбки. Когда он появился в дверях гостиной, великолепный, с надушенными бакенбардами, разливая сияние, словно какое-то божество, Самбо, прибежавший доложить о капитане Осборне (на радостях он произвел молодого офицера в следующий чин), тоже просиял сочувственной улыбкой, а увидев, как девушка вздрогнула, залилась румянцем и быстро поднялась, оставив свой наблюдательный пункт у окна, поспешил ретироваться; и как только дверь за ним закрылась, Эмилия, вся трепеща, бросилась на грудь к Джорджу Осборну, словно это было естественное убежище, где она могла укрыться. О бедная, растревоженная малютка! Самое красивое дерево в лесу, с самым прямым стволом, с самыми крепкими ветвями и самой густой листвой, на котором ты собираешься вить свое гнездо и ворковать, может быть, обречено на сруб и скоро с треском рухнет... Какое старое-старое сравнение человека со строевым лесом! |
In the meanwhile, George kissed her very kindly on her forehead and glistening eyes, and was very gracious and good; and she thought his diamond shirt-pin (which she had not known him to wear before) the prettiest ornament ever seen. | Джордж между тем нежно целовал Эмилию в лоб и сияющие глаза и был весьма мил и добр; а она думала о том, что ею брильянтовая булавка в галстуке (которой она еще на нем не видала) - самое прелестное украшение, какое только можно себе вообразить. |
The observant reader, who has marked our young Lieutenant's previous behaviour, and has preserved our report of the brief conversation which he has just had with Captain Dobbin, has possibly come to certain conclusions regarding the character of Mr. Osborne. Some cynical Frenchman has said that there are two parties to a love- transaction: the one who loves and the other who condescends to be so treated. Perhaps the love is occasionally on the man's side; perhaps on the lady's. Perhaps some infatuated swain has ere this mistaken insensibility for modesty, dulness for maiden reserve, mere vacuity for sweet bashfulness, and a goose, in a word, for a swan. Perhaps some beloved female subscriber has arrayed an ass in the splendour and glory of her imagination; admired his dulness as manly simplicity; worshipped his selfishness as manly superiority; treated his stupidity as majestic gravity, and used him as the brilliant fairy Titania did a certain weaver at Athens. I think I have seen such comedies of errors going on in the world. But this is certain, that Amelia believed her lover to be one of the most gallant and brilliant men in the empire: and it is possible Lieutenant Osborne thought so too. | Наблюдательный читатель, от которого не ускользнуло кое-что и в прошлом поведении нашего молодого офицера и который сохранил в памяти наш рассказ о краткой беседе, имевшей место между ним и капитаном Доббином, вероятно, пришел уже к кое-каким заключениям касательно характера мистера Осборна. Некий циник-француз сказал, что в любовных делах всегда есть две стороны: одна любит, а другая позволяет, чтобы ее любили. Иногда любящей стороной является мужчина, иногда женщина. Не раз бывало, что какой-нибудь ослепленный пастушок по ошибке принимал бесчувственность за скромность, тупость за девичью сдержанность, полнейшую пустоту за милую застенчивость, - одним словом, гусыню - за лебедя! Быть может, и какая-нибудь наша милая читательница наряжает осла во всю пышность и блеск своего воображения, восхищаясь его тупоумием, как мужественной простотой, преклоняясь перед его себялюбием, как перед мужественной гордостью, усматривая в его глупости величественную важность; словом, обходясь с ним так, как блистательная фея Титания с неким афинским ткачом. Мне сдается, я видел, как разыгрываются в этом мире подобные "комедии ошибок". Во всяком случае, несомненно, что Эмилия считала своего возлюбленного одним из самых доблестных и неотразимых мужчин во всей империи. Вполне возможно, что и сам Осборн придерживался этого мнения. |
He was a little wild: how many young men are; and don't girls like a rake better than a milksop? He hadn't sown his wild oats as yet, but he would soon: and quit the army now that peace was proclaimed; the Corsican monster locked up at Elba; promotion by consequence over; and no chance left for the display of his undoubted military talents and valour: and his allowance, with Amelia's settlement, would enable them to take a snug place in the country somewhere, in a good sporting neighbourhood; and he would hunt a little, and farm a little; and they would be very happy. As for remaining in the army as a married man, that was impossible. Fancy Mrs. George Osborne in lodgings in a county town; or, worse still, in the East or West Indies, with a society of officers, and patronized by Mrs. Major O'Dowd! Amelia died with laughing at Osborne's stories about Mrs. Major O'Dowd. He loved her much too fondly to subject her to that horrid woman and her vulgarities, and the rough treatment of a soldier's wife. He didn't care for himself--not he; but his dear little girl should take the place in society to which, as his wife, she was entitled: and to these proposals you may be sure she acceded, as she would to any other from the same author. | Джордж был несколько легкомыслен. Но разве не легкомысленны многие молодые люди? И разве девушкам не правятся больше повесы, чем рохли? Просто он еще не перебесился, но скоро перебесится. Выйдет в отставку - ведь мир уже объявлен, корсиканское чудовище заключено на острове Эльба, всякому продвижению по службе настал конец, и нет никаких перспектив для дальнейшего применения его несомненных военных талантов и его доблести. Получаемых от отца средств в добавление к приданому Эмилии хватит на то, чтобы уютно устроиться где-нибудь в деревне, в какой-нибудь местности, где можно развлекаться спортом. Джордж стал бы немножко охотиться, немножко заниматься сельским хозяйством, и они с Эмилией были бы счастливы. О том, чтобы оставаться в армии в качестве женатого человека, наш герой и думать не хотел. Представьте себе миссис Джордж Осборн на офицерской квартире в какой-нибудь провинциальной дыре. Или, еще того хуже, в Ост- или Вест-Индии, в обществе офицеров, под крылышком майорши миссис О'Дауд. Эмилия умирала со смеху, слушая рассказы Осборна о майорше. Нет, он слишком горячо любит Эмилию, чтобы заставлять ее сносить вульгарные выходки этой ужасной женщины и обрекать на суровую долю жены военного. О себе-то он не заботится, но его дорогая девочка должна запять в обществе место, подобающее его жене. Можете быть уверены, что она соглашалась со всеми этими планами, как согласилась бы со всякими другими, лишь бы они исходили от того же лица. |
Holding this kind of conversation, and building numberless castles in the air (which Amelia adorned with all sorts of flower-gardens, rustic walks, country churches, Sunday schools, and the like; while George had his mind's eye directed to the stables, the kennel, and the cellar), this young pair passed away a couple of hours very pleasantly; and as the Lieutenant had only that single day in town, and a great deal of most important business to transact, it was proposed that Miss Emmy should dine with her future sisters-in-law. This invitation was accepted joyfully. He conducted her to his sisters; where he left her talking and prattling in a way that astonished those ladies, who thought that George might make something of her; and he then went off to transact his business. | Поддерживая такой разговор и строя бесчисленные воздушные замки (которые Эмилия украшала всевозможными цветниками, тенистыми аллеями, деревенскими церквами, воскресными школами и тому подобным, тогда как мысли Джорджа были направлены на конюшни, псарни и винный погреб), наша юная чета провела очень весело часа два. А так как в распоряжении поручика был всего лишь один день и его ждала в Лондоне куча самых неотложных дел, то было внесено предложение, чтобы Эмилия пообедала у своих будущих золовок. Это предложение было с радостью принято. Джордж проводил Эмилию к сестрам и там оставил ее (причем Эмилия на этот раз болтала и щебетала с таким оживлением, что удивила молодых девиц, решивших, что Джордж, пожалуй, может сделать из нее что-нибудь путное), а сам отправился по своим делам. |
In a word, he went out and ate ices at a pastry-cook's shop in Charing Cross; tried a new coat in Pall Mall; dropped in at the Old Slaughters', and called for Captain Cannon; played eleven games at billiards with the Captain, of which he won eight, and returned to Russell Square half an hour late for dinner, but in very good humour. | Другими словами, он вышел из дому, съел порцию мороженого в кондитерской на Чаринг-Кросс, примерил новый сюртук на Пэл-Мэл, забежал к "Старому Слотеру" проведать капитана Кеннона, сыграл с капитаном одиннадцать партий на бильярде, из которых выиграл восемь, и вернулся на Рассел-сквер, опоздав на полчаса к обеду, но зато в отличнейшем расположении духа. |
It was not so with old Mr. Osborne. When that gentleman came from the City, and was welcomed in the drawing-room by his daughters and the elegant Miss Wirt, they saw at once by his face--which was puffy, solemn, and yellow at the best of times--and by the scowl and twitching of his black eyebrows, that the heart within his large white waistcoat was disturbed and uneasy. When Amelia stepped forward to salute him, which she always did with great trembling and timidity, he gave a surly grunt of recognition, and dropped the little hand out of his great hirsute paw without any attempt to hold it there. He looked round gloomily at his eldest daughter; who, comprehending the meaning of his look, which asked unmistakably, "Why the devil is she here?" said at once: | В совершенно ином состоянии духа был старый мистер Осборн. Когда этот джентльмен приехал из Сити и был встречен в гостиной дочерьми и чопорной мисс Уирт, они сразу увидели по его лицу - оно и в лучшую-то пору было одутловатым, торжественно-важным и желтым - и по нахмуренным, судорожно подергивающимся черным бровям, что за его широким белым жилетом бьется сердце, чем-то расстроенное и взволнованное. Когда же Эмилия подошла к нему поздороваться, что она всегда делала с превеликим трепетом и робостью, старик что-то глухо проворчал вместо приветствия и выпустил ее руку из своей большой волосатой лапы, не сделав ни малейшей попытки пожать эти маленькие пальчики. Он мрачно оглянулся на старшую дочь, которая безошибочно поняла значение этого взгляда, вопрошавшего: "На кой черт она здесь?" - и сейчас же ответила: |
"George is in town, Papa; and has gone to the Horse Guards, and will be back to dinner." | - Джордж в городе, папа. Он поехал в казармы и будет к обеду. |
"O he is, is he? I won't have the dinner kept waiting for him, Jane"; | - Ах, вот как, он здесь? Имей в виду, Джейн, ждать с обедом мы его не будем! |
with which this worthy man lapsed into his particular chair, and then the utter silence in his genteel, well-furnished drawing- room was only interrupted by the alarmed ticking of the great French clock. | С этими словами достойный муж опустился в свое любимое кресло, и в аристократически холодной, пышно обставленной гостиной воцарилась мертвая тишина, нарушаемая только испуганным тиканьем больших французских часов. |
When that chronometer, which was surmounted by a cheerful brass group of the sacrifice of Iphigenia, tolled five in a heavy cathedral tone, Mr. Osborne pulled the bell at his right hand- violently, and the butler rushed up. | Когда этот хронометр, увенчанный жизнерадостной бронзовой группой, изображавшей жертвоприношение Ифигении, гулко, словно почтенный осипший соборный колокол, отсчитал пять ударов, мистер Осборн яростно дернул за сонетку, и в гостиную поспешно вошел дворецкий. |
"Dinner!" roared Mr. Osborne. | - Обедать! - рявкнул мистер Осборн. |
"Mr. George isn't come in, sir," interposed the man. | - Мистер Джордж еще не вернулся, сэр, - доложил слуга. |
"Damn Mr. George, sir. Am I master of the house? DINNER!" | - К черту мистера Джорджа, сэр! Разве я не хозяин в доме? Обедать! |
Mr. Osborne scowled. Amelia trembled. A telegraphic communication of eyes passed between the other three ladies. The obedient bell in the lower regions began ringing the announcement of the meal. The tolling over, the head of the family thrust his hands into the great tail-pockets of his great blue coat with brass buttons, and without waiting for a further announcement strode downstairs alone, scowling over his shoulder at the four females. | Мистер Осборн грозно насупился, Эмилия задрожала. Остальные три дамы обменялись взглядами, посылая друг другу телеграфные знаки. Послушный колокол на нижнем этаже зазвонил, извещая о трапезе. Когда звон замолк, глава семейства засунул руки в широкие карманы длинного синего сюртука с бронзовыми пуговицами и, не дожидаясь дальнейшего приглашения, стал спускаться по лестнице один, хмурясь через плечо на четырех женщин. |
"What's the matter now, my dear?" asked one of the other, as they rose and tripped gingerly behind the sire. | - В чем дело, дорогая? - спрашивали они друг дружку, сорвавшись со своих мест и на цыпочках поспешая за родителем. |
"I suppose the funds are falling," whispered Miss Wirt; and so, trembling and in silence, this hushed female company followed their dark leader. They took their places in silence. He growled out a blessing, which sounded as gruffly as a curse. The great silver dish-covers were removed. Amelia trembled in her place, for she was next to the awful Osborne, and alone on her side of the table--the gap being occasioned by the absence of George. | - Должно быть, фонды упали на бирже, - прошептала мисс Уирт; и с трепетом, в молчанье, оробевшая дамская компания трусцой последовала за своим мрачным главою. Все молча расселись за столом. Старик пробурчал молитву, прозвучавшую с суровостью проклятия. Большие серебряные крышки были сняты с блюд. Эмилия дрожала, сидя на своем месте, - она была ближайшей соседкой грозного Осборна, и, кроме нее, по сю сторону стола никого больше не было - свободное место принадлежало Джорджу. |
"Soup?" says Mr. Osborne, clutching the ladle, fixing his eyes on her, in a sepulchral tone; and having helped her and the rest, did not speak for a while. | - Супу? - замогильным голосом вопросил мистер Осборн, схватив разливательную ложку и пронизывая взором Эмилию. Налив ей и всем остальным, он некоторое время не произносил ни слова. |
"Take Miss Sedley's plate away," at last he said. "She can't eat the soup--no more can I. It's beastly. Take away the soup, Hicks, and to-morrow turn the cook out of the house, Jane." | - Уберите тарелку мисс Седли, - приказал он наконец. - Она не может есть этот суп, да и я не могу. Он никуда не годится. Уберите суп, Хикс, а ты, Джейн, завтра же прогони кухарку! |
Having concluded his observations upon the soup, Mr. Osborne made a few curt remarks respecting the fish, also of a savage and satirical tendency, and cursed Billingsgate with an emphasis quite worthy of the place. Then he lapsed into silence, and swallowed sundry glasses of wine, looking more and more terrible, till a brisk knock at the door told of George's arrival when everybody began to rally. | Сделав эти замечания насчет супа, мистер Осборн очень кратко высказался относительно рыбы, также в весьма свирепом и ядовитом тоне, и помянул недобрым словом Биллингсгетский рынок с решительностью, вполне достойной этого места; после чего он в полном молчании стал пить вино, принимая все более и более грозный вид, пока резкий стук в дверь не возвестил о прибытии Джорджа, отчего все несколько оживились. |
"He could not come before. General Daguilet had kept him waiting at the Horse Guards. Never mind soup or fish. Give him anything--he didn't care what. Capital mutton--capital everything." | Он не мог прийти раньше. Генерал Дагилет заставил его дожидаться в конногвардейских казармах. Все равно, супу или рыбы. Дайте что-нибудь. Ему совершенно безразлично. Чудесная баранина, да и все чудесно! |
His good humour contrasted with his father's severity; and he rattled on unceasingly during dinner, to the delight of all--of one especially, who need not be mentioned. | Радужное настроение молодого офицера представляло разительный контраст с суровостью его отца. И Джордж в течение всего обеда без умолку болтал, к полному восхищению всех, а особенно одной из присутствующих, называть которую нет надобности. |
As soon as the young ladies had discussed the orange and the glass of wine which formed the ordinary conclusion of the dismal banquets at Mr. Osborne's house, the signal to make sail for the drawing-room was given, and they all arose and departed. Amelia hoped George would soon join them there. She began playing some of his favourite waltzes (then newly imported) at the great carved-legged, leather- cased grand piano in the drawing-room overhead. This little artifice did not bring him. He was deaf to the waltzes; they grew fainter and fainter; the discomfited performer left the huge instrument presently; and though her three friends performed some of the loudest and most brilliant new pieces of their repertoire, she did not hear a single note, but sate thinking, and boding evil. Old Osborne's scowl, terrific always, had never before looked so deadly to her. His eyes followed her out of the room, as if she had been guilty of something. When they brought her coffee, she started as though it were a cup of poison which Mr. Hicks, the butler, wished to propose to her. What mystery was there lurking? Oh, those women! They nurse and cuddle their presentiments, and make darlings of their ugliest thoughts, as they do of their deformed children. | Как только молодые леди покончили с апельсинами и стаканом вина, которым обычно завершались унылые трапезы в доме мистера Осборна, был дан сигнал к отплытию, и дамы поднялись со своих мест и удалились в гостиную. Эмилия надеялась, что Джордж скоро присоединится к ним. Она принялась играть его любимые вальсы (лишь недавно ввезенные в Англию) на большом, одетом в кожаный чехол рояле с высокими резными ножками. Но эта маленькая уловка не привлекла Джорджа. Он оставался глух к призыву вальсов; звуки становились все нерешительнее и постепенно замирали. Огорченная музыкантша оставила наконец в покое огромный инструмент. И хотя три ее приятельницы исполнили несколько бравурных пьесок, представлявших самое свежее и блестящее пополнение их репертуара, Эмилия не слышала ни единой ноты и сидела задумавшись, предчувствуя сердцем какую-то беду. Нахмуренные брови старика Осборна, и обычно-то грозные, никогда еще так не страшили Эмилию. Его взгляд провожал ее до порога столовой, словно она была в чем-то виновата. Когда ей подали кофе, она вздрогнула, точно дворецкий, мистер Хикс, предложил ей чашу с ядом. Какая тайна скрывалась за всем этим? О женщины! Они возятся и нянчатся со своими предчувствиями и любовно носится с самыми мрачными мыслями, как матери с увечными детьми. |
The gloom on the paternal countenance had also impressed George Osborne with anxiety. With such eyebrows, and a look so decidedly bilious, how was he to extract that money from the governor, of which George was consumedly in want? He began praising his father's wine. That was generally a successful means of cajoling the old gentleman. | Угрюмый вид отца заронил некоторые опасения и в душу Джорджа Осборна. Если родитель так хмурит брови, если у него такой невероятно желчный вид, то как выжать из него деньги, в которых молодой офицер отчаянно нуждался? И Джордж пустился расхваливать родительское вино. Это был обычный способ умаслить старого джентльмена. |
"We never got such Madeira in the West Indies, sir, as yours. Colonel Heavytop took off three bottles of that you sent me down, under his belt the other day." | - Мы никогда не получали в Вест-Индии такой мадеры, как ваша, сэр. Полковник Хэвитоп вылакал три бутылки из тех, что вы послали мне прошлый раз. |
"Did he?" said the old gentleman. "It stands me in eight shillings a bottle." | - Правда? - сказал старый джентльмен. - Она обходится мне по восемь шиллингов за бутылку. |
"Will you take six guineas a dozen for it, sir?" said George, with a laugh. "There's one of the greatest men in the kingdom wants some." | - Не возьмете ли вы шесть гиней за дюжину такой мадеры, сэр? - продолжал Джордж со смехом. - Один из самых великих людей в королевстве хотел бы приобрести такого винца. |
"Does he?" growled the senior. "Wish he may get it." | - Да что ты? - проворчал старик. - Что ж, желаю ему удачи! |
"When General Daguilet was at Chatham, sir, Heavytop gave him a breakfast, and asked me for some of the wine. The General liked it just as well--wanted a pipe for the Commander-in-Chief. He's his Royal Highness's right-hand man." | - Когда генерал Дагилет был в Чатеме, сэр, Хэвитоп давал завтрак в его честь и попросил меня ссудить ему несколько бутылок вашей мадеры. Генералу она страшно поправилась, и он пожелал приобрести для главнокомандующего целую бочку. Он правая рука его королевского высочества! |
"It is devilish fine wine," said the Eyebrows, and they looked more good-humoured; and George was going to take advantage of this complacency, and bring the supply question on the mahogany, when the father, relapsing into solemnity, though rather cordial in manner, bade him ring the bell for claret. | - Да, вино недурное! - заметили нахмуренные брови, и настроение их явственно улучшилось. Джордж собирался уже воспользоваться благоприятной минутой, чтобы поговорить о деньгах, когда отец, опять напустивший на себя важность, велел сыну, впрочем довольно сердечным тоном, позвонить, чтобы подали красного вина. |
"And we'll see if that's as good as the Madeira, George, to which his Royal Highness is welcome, I'm sure. | - Посмотрим, Джордж, уступит ли оно мадере, которая, конечно, к услугам его королевского высочества. |
And as we are drinking it, I'll talk to you about a matter of importance." | А пока мы будем распивать вино, я хочу поговорить с тобой об одном важном деле. |
Amelia heard the claret bell ringing as she sat nervously upstairs. She thought, somehow, it was a mysterious and presentimental bell. Of the presentiments which some people are always having, some surely must come right. | Эмилия, сидевшая наверху в тревожном ожидании, слышала звонок, требовавший красного вина. Невольно она подумала, что это какой-то зловещий звонок, предвещающий недоброе. Если вас постоянно томят предчувствия, то некоторые из них обязательно сбудутся, будьте уверены! |
"What I want to know, George," the old gentleman said, after slowly smacking his first bumper--"what I want to know is, how you and--ah- -that little thing upstairs, are carrying on?" | - Вот что мне хотелось бы знать, Джордж, - начал старый джентльмен, смакуя первые глотки вина. - Вот что мне хотелось бы знать: как у тебя и... гм... и у этой малышки наверху обстоят дела? |
"I think, sir, it is not hard to see," George said, with a self- satisfied grin. "Pretty clear, sir.--What capital wine!" | - Мне кажется, сэр, это нетрудно заметить, - сказал Джордж с самодовольной усмешкой. - Достаточно ясно, сэр... Какое чудесное вино! |
"What d'you mean, pretty clear, sir?" | - Что это значит - достаточно ясно, сэр? |
"Why, hang it, sir, don't push me too hard. I'm a modest man. I-- ah--I don't set up to be a lady-killer; but I do own that she's as devilish fond of me as she can be. Anybody can see that with half an eye." | - Черт возьми, сэр, не нажимайте на меня так энергически! Я человек скромный. Я... гм... не считаю себя покорителем сердец, но должен признаться, что она чертовски влюблена в меня!.. Всякий это заметит, если он не слепой. |
"And you yourself?" | - А ты сам? |
"Why, sir, didn't you order me to marry her, and ain't I a good boy? Haven't our Papas settled it ever so long?" | - Да разве, сэр, вы не приказывали мне жениться на ней? А ведь я пай-мальчик! И разве наши родители не уладили этот вопрос в незапамятные времена? |
"A pretty boy, indeed. Haven't I heard of your doings, sir, with Lord Tarquin, Captain Crawley of the Guards, the Honourable Mr. Deuceace and that set. Have a care sir, have a care." | - Нечего сказать, пай-мальчик! Вы думаете, я по слышал о ваших делах, сэр, с лордом Тарквином, с капитаном гвардии Кроули, достопочтенным мистером Дьюсэйсом и тому подобное? Берегитесь, сэр, берегитесь! |
The old gentleman pronounced these aristocratic names with the greatest gusto. Whenever he met a great man he grovelled before him, and my-lorded him as only a free-born Briton can do. He came home and looked out his history in the Peerage: he introduced his name into his daily conversation; he bragged about his Lordship to his daughters. He fell down prostrate and basked in him as a Neapolitan beggar does in the sun. George was alarmed when he heard the names. He feared his father might have been informed of certain transactions at play. But the old moralist eased him by saying serenely: | Старый джентльмен произносил эти аристократические имена с величайшим смаком. Где бы он ни встречал вельможу, он раболепствовал перед ним и величал его милордом с таким пылом, на какой способен только свободнорожденный бритт. Приезжая домой, он выискивал в Книге пэров биографию этого лица и поминал его на каждом третьем слове, хвастаясь сиятельным знакомством перед дочерьми. Он простирался перед ним ниц и грелся в его лучах, как неаполитанский нищий греется на солнце. Джордж встревожился, услышав перечисленные фамилии. Он испугался, не осведомлен ли отец о некоторых его делишках за карточным столом. Но старый моралист успокоил его, заявив невозмутимо: |
"Well, well, young men will be young men. And the comfort to me is, George, that living in the best society in England, as I hope you do; as I think you do; as my means will allow you to do--" | - Ну, ладно, ладно! Молодые люди все одинаковы. Меня утешает, Джордж, что ты вращаешься в лучшем английском обществе... надеюсь, что это так, верю и надеюсь... мои средства дают тебе эту возможность. |
"Thank you, sir," says George, making his point at once. "One can't live with these great folks for nothing; and my purse, sir, look at it"; and he held up a little token which had been netted by Amelia, and contained the very last of Dobbin's pound notes. | - Благодарю вас, сэр, - сказал Джордж, сразу хватая быка за рога. - Но нельзя жить среди такой знати, не имея ни гроша в кармане. А мой кошелек - вот, взгляните, сэр! - И он поднял двумя пальцами подарочек, связанный Эмилией и содержавший в себе последний фунтовый билет из числа полученных от Доббина. |
"You shan't want, sir. The British merchant's son shan't want, sir. My guineas are as good as theirs, George, my boy; and I don't grudge 'em. Call on Mr. Chopper as you go through the City to-morrow; he'll have something for you. I don't grudge money when I know you're in good society, because I know that good society can never go wrong. There's no pride in me. I was a humbly born man--but you have had advantages. Make a good use of 'em. Mix with the young nobility. There's many of 'em who can't spend a dollar to your guinea, my boy. And as for the pink bonnets (here from under the heavy eyebrows there came a knowing and not very pleasing leer)--why boys will be boys. Only there's one thing I order you to avoid, which, if you do not, I'll cut you off with a shilling, by Jove; and that's gambling." | - Вы не будете нуждаться, сэр. Сын английского купца не будет нуждаться, сэр! Мои гинеи не хуже, чем у них, Джордж, мой мальчик! И я не трясусь над ними. Зайди к мистеру Чопперу, когда будешь завтра в Сити: у него найдется кое-что для тебя. Я не жалею денег, когда мне известно, что ты в хорошем обществе, потому что в хорошем обществе ты не свихнешься. Не думай, что во мне говорит гордость. Я рожден в скромной доле, но тебе больше повезло. Воспользуйся же своим положением, водись со знатной молодежью. Многим из них не под силу истратить шиллинг там, где ты можешь кинуть гинею, мой мальчик. А что касается розовых шляпок (тут из-под нависших бровей был брошен многозначительный, но не очень приятный взгляд) - что ж, мальчишки все одинаковы! Есть только одна вещь, которой я приказываю тебе избегать, а в случае непослушания не дам тебе больше ни шиллинга, клянусь богом! Это касается игры, сэр! |
"Oh, of course, sir," said George. | - Ну конечно, сэр! - сказал Джордж. |
"But to return to the other business about Amelia: why shouldn't you marry higher than a stockbroker's daughter, George--that's what I want to know?" | - Однако вернемся к вопросу об Эмилии. Почему бы тебе не жениться на какой-нибудь девице познатнее дочери биржевого маклера, Джордж? Вот что мне хотелось бы знать! |
"It's a family business, sir,".says George, cracking filberts. "You and Mr. Sedley made the match a hundred years ago." | - Ведь это дело семейное, сэр, - сказал Джордж, пощелкивая орехи. - Вы с мистером Седли договорились о пашем браке чуть ли не сто лет тому назад! |
"I don't deny it; but people's positions alter, sir. I don't deny that Sedley made my fortune, or rather put me in the way of acquiring, by my own talents and genius, that proud position, which, I may say, I occupy in the tallow trade and the City of London. I've shown my gratitude to Sedley; and he's tried it of late, sir, as my cheque-book can show. George! I tell you in confidence I don't like the looks of Mr. Sedley's affairs. My chief clerk, Mr. Chopper, does not like the looks of 'em, and he's an old file, and knows 'Change as well as any man in London. Hulker & Bullock are looking shy at him. He's been dabbling on his own account I fear. They say the Jeune Amelie was his, which was taken by the Yankee privateer Molasses. And that's flat--unless I see Amelia's ten thousand down you don't marry her. I'll have no lame duck's daughter in my family. Pass the wine, sir--or ring for coffee." | - Так-то оно так, но времена меняются, сэр. Я не отрицаю, что Седли помог мне сколотить состояние, или, вернее сказать, направил мои способности и таланты по верному пути, вследствие чего я и завоевал то руководящее положение, которое, смею надеяться, я занимаю в торговле свечным салом и в Сити. Я доказал Седли свою признательность, и он подверг ее слишком серьезным испытаниям за последнее время, сэр, как это вам подтвердит, сэр, моя чековая книжка. Джордж! Скажу тебе по секрету: мне не нравится, как идут дела у мистера Седли. Мой главный конторщик, мистер Чоппер, придерживается того же мнения, а он человек опытный и знает биржу, как никто в Лондоне. "Халкер и Буллок" сторонятся Седли. Боюсь, что он промахнулся в своих расчетах. Говорят, будто судно "Jeune Emilie" {"Юная Эмилия" (франц.).}, захваченное американским капером "Меласса", принадлежало ему. Так и знай: пока я не буду уверен, что за Эмилией дают десять тысяч приданого, ты не женишься на ней. Не желаю вводить в свою семью дочь банкрота! Ну-ка, налей мне еще вина... или лучше позвони, чтобы подали кофе! |
With which Mr. Osborne spread out the evening paper, and George knew from this signal that the colloquy was ended, and that his papa was about to take a nap. | С этими словами мистер Осборн развернул вечернюю газету, и Джордж понял по этому намеку, что беседа кончена и папаша хочет немножко вздремнуть. |
He hurried upstairs to Amelia in the highest spirits. What was it that made him more attentive to her on that night than he had been for a long time--more eager to amuse her, more tender, more brilliant in talk? Was it that his generous heart warmed to her at the prospect of misfortune; or that the idea of losing the dear little prize made him value it more? | Он поспешил наверх к Эмилии в очень веселом расположении духа. Что заставило его быть в этот вечер таким внимательным к ней, чего уж давно не замечалось, так усердно занимать ее, быть таким нежным, таким блестящим собеседником? Великодушное ли его сердце прониклось теплотой в предвидении несчастья, или же мысль об утрате этого маленького сокровища заставила Джорджа ценить его больше? |
She lived upon the recollections of that happy evening for many days afterwards, remembering his words; his looks; the song he sang; his attitude, as he leant over her or looked at her from a distance. As it seemed to her, no night ever passed so quickly at Mr. Osborne's house before; and for once this young person was almost provoked to be angry by the premature arrival of Mr. Sambo with her shawl. | Эмилия много дней потом жила впечатлениями этого счастливого вечера, вспоминала слова Джорджа, его взгляды, романсы, которые он пел, его позу, когда он склонялся над ней или же смотрел на нее издали. Ей казалось, что никогда еще ни один вечер в доме мистера Осборна не проходил так быстро. И впервые наша молодая девица едва не рассердилась, когда за нею раньше времени явился мистер Самбо с ее шалью. |
George came and took a tender leave of her the next morning; and then hurried off to the City, where he visited Mr. Chopper, his father's head man, and received from that gentleman a document which he exchanged at Hulker & Bullock's for a whole pocketful of money. As George entered the house, old John Sedley was passing out of the banker's parlour, looking very dismal. But his godson was much too elated to mark the worthy stockbroker's depression, or the dreary eyes which the kind old gentleman cast upon him. Young Bullock did not come grinning out of the parlour with him as had been his wont in former years. | На следующее утро Джордж зашел к Эмилии и нежно с нею распрощался, а затем поспешил в Сити, где посетил мистера Чоппера, главного конторщика отца, и получил от этого джентльмена документ, который и обменял у "Халкера и Буллока" на целую кучу денег. Когда Джордж входил в банкирскую контору, старый Джон Седли выходил из приемной банкира с очень мрачным видом, но крестник был слишком весело настроен, чтобы заметить угнетенное состояние достойного биржевого маклера или печальный взгляд, которым окинул его старый добряк. Молодой Буллок не выглянул из приемной с веселой улыбкой, чтобы проводить старика, как это бывало в прежние годы. |
And as the swinging doors of Hulker, Bullock & Co. closed upon Mr. Sedley, Mr. Quill, the cashier (whose benevolent occupation it is to hand out crisp bank-notes from a drawer and dispense sovereigns out of a copper shovel), winked at Mr. Driver, the clerk at the desk on his right. Mr. Driver winked again. | И когда широкие двери банкирского дома "Халкер, Буллок и Кo" закрылись за мистером Седли, кассир мистер Квил (чье человеколюбивое занятие состоит в том, чтобы выдавать хрустящие банковые билеты из ящика конторки и выбрасывать медной лопаточкой соверены) подмигнул мистеру Драйверу, конторщику, сидевшему справа от него. Мистер Драйвер подмигнул в ответ. |
"No go," Mr. D. whispered. | - Не выгорело, - шепнул мистер Драйвер. |
"Not at no price," Mr. Q. said. "Mr. George Osborne, sir, how will you take it?" | - Да, дело дрянь! - сказал мистер Квил. - Как позволите уплатить вам, мистер Джордж Осборн? |
George crammed eagerly a quantity of notes into his pockets, and paid Dobbin fifty pounds that very evening at mess. | Джордж живо рассовал по карманам кучу банковых билетов, и в тот же вечер в офицерском собрании он рассчитался с Доббином, вернув ему пятьдесят фунтов. |
That very evening Amelia wrote him the tenderest of long letters. Her heart was overflowing with tenderness, but it still foreboded evil. What was the cause of Mr. Osborne's dark looks? she asked. Had any difference arisen between him and her papa? Her poor papa returned so melancholy from the City, that all were alarmed about him at home--in fine, there were four pages of loves and fears and hopes and forebodings. | И в этот самый вечер Эмилия написала ему нежнейшее из своих длинных писем. Сердце ее было преисполнено любви, но все еще чуяло беду. "Почему мистер Осборн так мрачен? - спрашивала она. - Не вышло ли у них чего-нибудь с ее отцом? Бедный папа вернулся из Сити таким расстроенным, что все домашние за него в тревоге", - словом, целых четыре страницы любви, опасений, надежд и предчувствий. |
"Poor little Emmy--dear little Emmy. How fond she is of me," George said, as he perused the missive--"and Gad, what a headache that mixed punch has given me!" | - Бедняжка Эмми... милая моя маленькая Эмми! Как она влюблена в меня, - говорил Джордж, пробегая глазами ее послание. - Черт возьми, до чего же голова трещит от этого пунша! |
Poor little Emmy, indeed. | В самом деле - бедняжка Эмми! |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая