Краткая коллекция англтекстов

Чарльз Теккерей

Vanity Fair/Ярмарка тщеславия

CHAPTER XXIX/ГЛАВА XXIX Brussels/Брюссель

English Русский
Mr. Jos had hired a pair of horses for his open carriage, with which cattle, and the smart London vehicle, he made a very tolerable figure in the drives about Brussels. George purchased a horse for his private riding, and he and Captain Dobbin would often accompany the carriage in which Jos and his sister took daily excursions of pleasure. They went out that day in the park for their accustomed diversion, and there, sure enough, George's remark with regard to the arrival of Rawdon Crawley and his wife proved to be correct. In the midst of a little troop of horsemen, consisting of some of the very greatest persons in Brussels, Rebecca was seen in the prettiest and tightest of riding-habits, mounted on a beautiful little Arab, which she rode to perfection (having acquired the art at Queen's Crawley, where the Baronet, Mr. Pitt, and Rawdon himself had given her many lessons), and by the side of the gallant General Tufto. Мистер Джоз нанял пару лошадей для своей открытой коляски и благодаря им и своему изящному лондонскому экипажу имел вполне приличный вид во время своих прогулок по Брюсселю. Джордж купил себе верховую лошадь и вместе с капитаном Доббином часто сопровождал коляску, в которой Джоз с сестрой ежедневно ездили кататься. В этот день они выехали в парк на свою обычную прогулку, и там предположение Джорджа о прибытии Родона Кроули и его жены подтвердилось. Среди маленькой кавалькады, сплошь состоявшей из английских офицеров в высоких чипах, они увидели Ребекку в очаровательной, плотно облегавшей ее амазонке, верхом на прекрасной арабской лошадке, на которой она ездила превосходно (это искусство она приобрела в Королевском Кроули, где баронет, мистер Питт и сам Родон давали ей уроки); рядом с ней ехал доблестный генерал Тафто.
"Sure it's the Juke himself," cried Mrs. Major O'Dowd to Jos, who began to blush violently; "and that's Lord Uxbridge on the bay. How elegant he looks! Me brother, Molloy Malony, is as like him as two pays." - Да это сам герцог! - закричала миссис О'Дауд Джозу, который тут же покраснел, как пион. - А это, на гнедом, лорд Аксбридж. Какой у него бравый вид! Мой брат Моллой Мелони похож на него как две капли воды.
Rebecca did not make for the carriage; but as soon as she perceived her old acquaintance Amelia seated in it, acknowledged her presence by a gracious nod and smile, and by kissing and shaking her fingers playfully in the direction of the vehicle. Then she resumed her conversation with General Tufto, who asked Ребекка но подъехала к коляске; но, заметив сидевшую в ней Эмилию, приветствовала ее нежными словами и улыбкой, послала ей воздушный поцелуй, игриво помахала ручкой в сторону экипажа, а затем продолжала беседу с генералом Тафто. Генерал спросил:
"who the fat officer was in the gold-laced cap?" - Кто этот толстый офицер в фуражке с золотым галуном?
on which Becky replied, "that he was an officer in the East Indian service." И Ребекка ответила, что это "один офицер Ост-Индской армии".
But Rawdon Crawley rode out of the ranks of his company, and came up and shook hands heartily with Amelia, and said to Jos, "Well, old boy, how are you?" and stared in Mrs. O'Dowd's face and at the black cock's feathers until she began to think she had made a conquest of him. Зато Родон Кроули, отделившись от своей компании, подъехал к ним, сердечно пожал руку Эмилии, сказал Джозу: "Как живете, приятель?" - и так уставился на миссис О'Дауд и на ее черные петушьи перья, что той подумалось, уж не покорила ли она его сердце.
George, who had been delayed behind, rode up almost immediately with Dobbin, and they touched their caps to the august personages, among whom Osborne at once perceived Mrs. Crawley. He was delighted to see Rawdon leaning over his carriage familiarly and talking to Amelia, and met the aide-de-camp's cordial greeting with more than corresponding warmth. The nods between Rawdon and Dobbin were of the very faintest specimens of politeness. Джордж и Доббин, нагнавшие в это время коляску, отдали честь высокопоставленным особам, среди которых Осборн сразу заметил миссис Кроули. Он увидел, как Родон, фамильярно склонившись к его коляске, разговаривал с Эмилией, и так обрадовался, что ответил на сердечное приветствие адыотанта с несколько даже излишней горячностью. Родон и Доббин обменялись сугубо сдержанными поклонами.
Crawley told George where they were stopping with General Tufto at the Hotel du Parc, and George made his friend promise to come speedily to Osborne's own residence. Кроули рассказал Джорджу, что они остановились с генералом Тафто в "Hotel dn Pare", и Джордж взял со своего друга обещание в самом скором времени посетить их.
"Sorry I hadn't seen you three days ago," George said. "Had a dinner at the Restaurateur's--rather a nice thing. Lord Bareacres, and the Countess, and Lady Blanche, were good enough to dine with us--wish we'd had you." - Страшно жалею, что не встретился с вами три дня назад, - сказал Джордж. - Я давал обед в ресторане... было очень мило. Лорд Бейракрс, графиня и леди Бланш были так добры, что отобедали с нами. Жаль, что вас не было.
Having thus let his friend know his claims to be a man of fashion, Osborne parted from Rawdon, who followed the august squadron down an alley into which they cantered, while George and Dobbin resumed their places, one on each side of Amelia's carriage. Сообщив таким образом старому знакомому о своих притязаниях на звание светского человека, Джордж расстался с Родоном, который поскакал по аллее вслед за блестящей кавалькадой, в то время как Джордж и Доббин заняли места по обе стороны экипажа Эмилии.
"How well the Juke looked," Mrs. O'Dowd remarked. "The Wellesleys and Malonys are related; but, of course, poor I would never dream of introjuicing myself unless his Grace thought proper to remember our family-tie." - Ну не красавец ли герцог! - заметила миссис О'Дауд. - Вы знаете, Уэлсли и Мелони в родстве. Но у меня, конечно, и в мыслях нет представиться его светлости, разве что он сам вспомнит о наших родственных узах.
"He's a great soldier," Jos said, much more at ease now the great man was gone. "Was there ever a battle won like Salamanca? Hey, Dobbin? But where was it he learnt his art? In India, my boy! The jungle's the school for a general, mark me that. I knew him myself, too, Mrs. O'Dowd: we both of us danced the same evening with Miss Cutler, daughter of Cutler of the Artillery, and a devilish fine girl, at Dumdum." - Он замечательный вопи, - сказал Джоз, чувствуя себя гораздо свободнее теперь, когда велнкий человек уехал. - Что может сравниться с победой при Саламанке? А, Доббин? Но где он научился своему искусству? В Индии, мой милый! Джунгли - отличная школа для полководца, заметьте это. Я ведь тоже с ним знаком, миссис О'Дауд; на одном балу в Думдуме мы оба танцевали с мисс Катлер, дочерью Катлера, который в артиллерии... чертовски хорошенькая девушка!
The apparition of the great personages held them all in talk during the drive; and at dinner; and until the hour came when they were all to go to the Opera. Появление высоких особ служило им темой для разговора во время всей прогулки, и за обедом, и позже, до самого того часа, когда все собрались ехать в оперу.
It was almost like Old England. The house was filled with familiar British faces, and those toilettes for which the British female has long been celebrated. Mrs. O'Dowd's was not the least splendid amongst these, and she had a curl on her forehead, and a set of Irish diamonds and Cairngorms, which outshone all the decorations in the house, in her notion. Her presence used to excruciate Osborne; but go she would upon all parties of pleasure on which she heard her young friends were bent. It never entered into her thought but that they must be charmed with her company. Казалось, они и не уезжали из старой Англии. Театр был переполнен знакомыми английскими лицами и туалетами того сорта, какими издавна славятся англичанки. Миссис О'Дауд занимала среди них не последнее место: на лбу у нее вился кокетливый локон, а ее убор из ирландских алмазов и желтых самоцветов затмевал, по ее мнению, все драгоценности, какие были в театре. Ее присутствие было пыткой для Осборна, но она неизменно появлялась на всех сборищах, где бывали ее молодые друзья. Ей и в голову не приходило, что они не жаждут ее общества.
"She's been useful to you, my dear," George said to his wife, whom he could leave alone with less scruple when she had this society. "But what a comfort it is that Rebecca's come: you will have her for a friend, and we may get rid now of this damn'd Irishwoman." - Она была полезна тебе, дорогая, - сказал Джордж жене, которую он мог с более спокойной совестью оставлять одну в обществе жены майора. - Но как приятно, что приехала Ребекка: теперь ты будешь проводить время с нею, и мы можем отделаться от этой несносной ирландки.
To this Amelia did not answer, yes or no: and how do we know what her thoughts were? Эмилия не ответила ни да ни нет, - и как нам знать, о чем она подумала?
The coup d'oeil of the Brussels opera-house did not strike Mrs. O'Dowd as being so fine as the theatre in Fishamble Street, Dublin, nor was French music at all equal, in her opinion, to the melodies of her native country. She favoured her friends with these and other opinions in a very loud tone of voice, and tossed about a great clattering fan she sported, with the most splendid complacency. Общий вид брюссельского оперного театра не произвел на миссис О'Дауд сильного впечатления, так как театр на Фишембл-стрит в Дублине был гораздо красивее, да и французская музыка, по ее мнению, не могла сравниться с мелодиями ее родной страны. Эти и другие наблюдения она громко высказывала своим друзьям, самодовольно обмахиваясь большим скрипучим веером.
"Who is that wonderful woman with Amelia, Rawdon, love?" said a lady in an opposite box (who, almost always civil to her husband in private, was more fond than ever of him in company). - Родон, дорогой мой, кто эта поразительная женщина рядом с Эмилией? - спросила сидевшая в противоположной ложе дама (наедине она почти всегда была вежлива со своим мужем, а на людях - неизменно нежна).
"Don't you see that creature with a yellow thing in her turban, and a red satin gown, and a great watch?" - Видишь, вон то существо в тюрбане с какой-то желтой штукой, в красном атласном платье и с огромными часами?
"Near the pretty little woman in white?" asked a middle-aged gentleman seated by the querist's side, with orders in his button, and several under-waistcoats, and a great, choky, white stock. - Рядом с хорошенькой женщиной в белом? - спросил сидевший возле нее джентльмен средних лет с орденами в петлице, в нескольких жилетах и с туго накрахмаленным белым галстуком.
"That pretty woman in white is Amelia, General: you are remarking all the pretty women, you naughty man." - Хорошенькая женщина в белом? Это Эмилия, генерал... Вы всегда замечаете всех хорошеньких женщин, негодный вы человек!
"Only one, begad, in the world!" said the General, delighted, and the lady gave him a tap with a large bouquet which she had. - Только одну, клянусь! - воскликнул восхищенный генерал, а дама слегка ударила его большим букетом, который держала в руке.
"Bedad it's him," said Mrs. O'Dowd; "and that's the very bokay he bought in the Marshy aux Flures!" - А ведь это он, - сказала миссис О'Дауд, - и букет тот самый, который он купил тогда на рынке.
and when Rebecca, having caught her friend's eye, performed the little hand-kissing operation once more, Mrs. Major O'D., taking the compliment to herself, returned the salute with a gracious smile, which sent that unfortunate Dobbin shrieking out of the box again. Когда Ребекка, поймав взгляд подруги, проделала свой маленький маневр с воздушным поцелуем, миссис О'Дауд, приняв приветствие на свой счет, ответила на него такой грациозной улыбкой, что несчастный Доббин фыркнул и выскочил из ложи.
At the end of the act, George was out of the box in a moment, and he was even going to pay his respects to Rebecca in her loge. He met Crawley in the lobby, however, where they exchanged a few sentences upon the occurrences of the last fortnight. По окончании действия Джордж сразу же отправился засвидетельствовать свое почтение Ребекке. В коридоре он встретил Кроули, с которым обменялся замечаниями относительно событий последних двух недель.
"You found my cheque all right at the agent's? George said, with a knowing air. - Ну что, мой чек оказался в порядке? - спросил Джордж с многозначительным видом.
"All right, my boy," Rawdon answered. "Happy to give you your revenge. Governor come round?" - В полном порядке, мой милый, - отвечал Родон. - Рад буду дать вам отыграться. Как панаша, смилостивился?
"Not yet," said George, "but he will; and you know I've some private fortune through my mother. Has Aunty relented?" - Еще нет, - сказал Джордж, - но к тому идет; да у меня есть и свои деньги, полученные от матери. А тетушка ваша смягчилась?
"Sent me twenty pound, damned old screw. When shall we have a meet? The General dines out on Tuesday. Can't you come Tuesday? I say, make Sedley cut off his moustache. What the devil does a civilian mean with a moustache and those infernal frogs to his coat! By-bye. Try and come on Tuesday"; and Rawdon was going-off with two brilliant young gentlemen of fashion, who were, like himself, on the staff of a general officer. - Подарила мне двадцать фунтов, проклятая старая скряга!.. Когда же мы увидимся? Генерал во вторник не обедает дома. Может быть, вы приедете во вторник?.. Да, заставьте вы Седли сбрить усы. Какого черта нужны штатскому усы и эта дурацкая венгерка? Ну, а затем до свидания. Постарайтесь быть во вторник. - И Родон двинулся прочь с двумя молодыми франтоватыми джентльменами, которые, так же как и он, состояли в штабе генерала.
George was only half pleased to be asked to dinner on that particular day when the General was not to dine. Джордж остался не очень доволен приглашением на обед как раз в тот день, когда генерала не будет дома.
"I will go in and pay my respects to your wife," said he; at which Rawdon said, - Я зайду засвидетельствовать свое почтение вашей жене, - сказал он, на что Родон ответил:
"Hm, as you please," looking very glum, and at which the two young officers exchanged knowing glances. George parted from them and strutted down the lobby to the General's box, the number of which he had carefully counted. - Гм... Если хотите. - Вид у него при этом был весьма мрачный, а оба юных офицера лукаво переглянулись. Джордж попрощался с ним и гордо проследовал по коридору к ложе генерала, номер которой он заранее себе заметил.
"Entrez," said a clear little voice, and our friend found himself in Rebecca's presence; who jumped up, clapped her hands together, and held out both of them to George, so charmed was she to see him. The General, with the orders in his button, stared at the newcomer with a sulky scowl, as much as to say, who the devil are you? - Entrez {Войдите (франц.).}. - раздался звонкий голосок, и наш друг предстал перед Ребеккой. Та мигом вскочила, захлопала в ладоши и протянула Джорджу обе руки, так рада была она его видеть. Генерал с орденами в петлице грозно посмотрел на него, словно хотел сказать: "Кто вы такой, черт вас возьми?"
"My dear Captain George!" cried little Rebecca in an ecstasy. "How good of you to come. The General and I were moping together tete-a- tete. General, this is my Captain George of whom you heard me talk." - Дорогой капитан Джордж! - воскликнула Ребекка в упоении. - Вот мило, что вы зашли! А мы тут с генералом скучали tete-a-tete. Генерал, это капитан Джордж, о котором я вам рассказывала.
"Indeed," said the General, with a very small bow; "of what regiment is Captain George?" - Да? - проговорил генерал с едва заметным поклоном. - Какого полка, капитан Джордж?
George mentioned the --th: how he wished he could have said it was a crack cavalry corps. Джордж назвал *** полк и горько пожалел, что не служит в каком-нибудь блестящем кавалерийском корпусе.
"Come home lately from the West Indies, I believe. Not seen much service in the late war. Quartered here, Captain George?"--the General went on with killing haughtiness. - Вы, кажется, недавно из Вест-Индии? В последней кампании не участвовали? Здесь расквартированы, капитан Джордж? - продолжал генерал с убийственной надменностью.
"Not Captain George, you stupid man; Captain Osborne," Rebecca said. - Вовсе не капитан Джордж, глупый вы человек! Капитан Осбори, - перебила его Ребекка.
The General all the while was looking savagely from one to the other. Генерал хмуро поглядывал то на капитана, то на Ребекку.
"Captain Osborne, indeed! Any relation to the L------ Osbornes?" - Капитан Осборн, да? Родственник Осборнов из Л.?
"We bear the same arms," George said, as indeed was the fact; Mr. Osborne having consulted with a herald in Long Acre, and picked the L------ arms out of the peerage, when he set up his carriage fifteen years before. The General made no reply to this announcement; but took up his opera-glass--the double-barrelled lorgnon was not invented in those days--and pretended to examine the house; but Rebecca saw that his disengaged eye was working round in her direction, and shooting out bloodshot glances at her and George. - У нас один герб, - ответил Джордж. И это действительно было так: пятнадцать лет назад мистер Осборн, посоветовавшись с одним знатоком геральдики с Лонг-Акра, выбрал себе в "Книге пэров" герб Осборнов из Л. и украсил им свою карету. Генерал ничего не ответил на это заявление; он взял подзорную трубку - биноклей в то время еще не было - и сделал вид, что рассматривает зрительную залу. Но Ребекка отлично видела, что его не вооруженный трубкой глаз смотрит в ее сторону и бросает на нее и на Джорджа свирепые взгляды. Она удвоила свою приветливость.
She redoubled in cordiality. "How is dearest Amelia? But I needn't ask: how pretty she looks! And who is that nice good-natured looking creature with her--a flame of yours? O, you wicked men! And there is Mr. Sedley eating ice, I declare: how he seems to enjoy it! General, why have we not had any ices?" - Как поживает дорогая Эмилия? Впрочем, нечего и спрашивать, - она так прелестна! А кто эта добродушная на вид особа рядом с нею: ваша пассия? О вы, негодные мужчины! А вон мистер Седли кушает мороженое, и с каким наслаждением! Генерал, почему у нас нет мороженого?
"Shall I go and fetch you some?" said the General, bursting with wrath. - Прикажете пойти и принести вам? - спросил генерал, едва сдерживая бешенство.
"Let ME go, I entreat you," George said. - Позвольте мне пойти, прошу вас, - сказал Джордж.
"No, I will go to Amelia's box. Dear, sweet girl! Give me your arm, Captain George"; and so saying, and with a nod to the General, she tripped into the lobby. She gave George the queerest, knowingest look, when they were together, a look which might have been interpreted, "Don't you see the state of affairs, and what a fool I'm making of him?" But he did not perceive it. He was thinking of his own plans, and lost in pompous admiration of his own irresistible powers of pleasing. - Нет, я хочу сама зайти в ложу к Эмилии. Дорогая, милая девочка! Дайте мне вашу руку, капитан Джордж! - И, кивнув головой генералу, Ребекка легкой походкой вышла в коридор. Очутившись с Джорджем наедине, она взглянула на него лукаво, словно хотела сказать: "Вы видите, каково положение дел и как я его дурачу". Но Джордж не понял этого, занятый своими собственными планами и погруженный в самодовольное созерцание своей неотразимости.
The curses to which the General gave a low utterance, as soon as Rebecca and her conqueror had quitted him, were so deep, that I am sure no compositor would venture to print them were they written down. They came from the General's heart; and a wonderful thing it is to think that the human heart is capable of generating such produce, and can throw out, as occasion demands, such a supply of lust and fury, rage and hatred. Проклятия, которыми вполголоса разразился генерал, как только Ребекка и ее похититель его покинули, были так выразительны, что, наверно, ни один наборщик не решился бы их набрать, хотя бы они и были написаны. Они вырвались у генерала прямо из сердца, - уму непостижимо, как человеческое сердце способно порождать подобные чувства и по мере надобности выбрасывать из себя такой огромный запас страсти и бешенства, ненависти и гнева!
Amelia's gentle eyes, too, had been fixed anxiously on the pair, whose conduct had so chafed the jealous General; but when Rebecca entered her box, she flew to her friend with an affectionate rapture which showed itself, in spite of the publicity of the place; for she embraced her dearest friend in the presence of the whole house, at least in full view of the General's glass, now brought to bear upon the Osborne party. Mrs. Rawdon saluted Jos, too, with the kindliest greeting: she admired Mrs. O'Dowd's large Cairngorm brooch and superb Irish diamonds, and wouldn't believe that they were not from Golconda direct. She bustled, she chattered, she turned and twisted, and smiled upon one, and smirked on another, all in full view of the jealous opera-glass opposite. And when the time for the ballet came (in which there was no dancer that went through her grimaces or performed her comedy of action better), she skipped back to her own box, leaning on Captain Dobbin's arm this time. No, she would not have George's: he must stay and talk to his dearest, best, little Amelia. Кроткие глаза Эмилии тоже были с беспокойством устремлены на парочку, поведение которой так раздосадовало ревнивого генерала. Однако Ребекка, войдя в ложу, бросилась к своей приятельнице с самыми бурными выражениями радости, несмотря на то, что это происходило в публичном месте; она обнимала свою милую подругу ил виду у всего театра и главным образом на виду у подзорной трубки генерала, наведенной теперь на ложу Осборнов. С Джоном миссис Родон поздоровалась также очень приветливо, а от большой брошки миссис О'Дауд и ее чудесных ирландских алмазов пришла в восторг и по хотела верить, что они не прибыли прямым путем из Голконды. Она суетилась, болтала, вертелась и кривлялась, улыбалась одному и кокетничала с другим, и все это на виду у ревнивой подзорной трубки, направленной на нее с противоположной стороны залы. А когда начался балет (в котором ни одна танцовщица не проявила столь совершенного искусства пантомимы и не могла сравняться с нею ужимками), она удалилась к себе, на этот раз опираясь на руку капитана Доббина. Нет, нет, Джорджа она ни за что не возьмет с собой: он должен остаться со своей дорогой, прелестной маленькой Эмилией.
"What a humbug that woman is!" honest old Dobbin mumbled to George, when he came back from Rebecca's box, whither he had conducted her in perfect silence, and with a countenance as glum as an undertaker's. "She writhes and twists about like a snake. All the time she was here, didn't you see, George, how she was acting at the General over the way?" - Что за ломака эта женщина, - шепнул честный Доббин Джорджу, вернувшись из ложи Ребекки, куда он проводил ее в полнейшем молчании и с мрачным видом могильщика. - Корчится, извивается, точно змея. Разве ты не видел, Джордж, что все время, пока она была здесь, она просто разыгрывала комедию для того генерала напротив?
"Humbug--acting! Hang it, she's the nicest little woman in England," George replied, showing his white teeth, and giving his ambrosial whiskers a twirl. "You ain't a man of the world, Dobbin. Dammy, look at her now, she's talked over Tufto in no time. Look how he's laughing! Gad, what a shoulder she has! Emmy, why didn't you have a bouquet? Everybody has a bouquet." - Ломака? Разыгрывала комедию? Глупости! Она самая очаровательная женщина в Англии, - отвечал Джордж, показывая свои белые зубы и покручивая надушенные усы. - Ты совершенно не светский человек, Доббин. Посмотри-ка на нее сейчас, она уже успела заговорить Тафто. Видишь, как он смеется? Господи, что у нее за плечи! Эмми, почему у тебя нет букета? У всех дам букеты.
"Faith, then, why didn't you BOY one?" Mrs. O'Dowd said; and both Amelia and William Dobbin thanked her for this timely observation. But beyond this neither of the ladies rallied. Amelia was overpowered by the flash and the dazzle and the fashionable talk of her worldly rival. Even the O'Dowd was silent and subdued after Becky's brilliant apparition, and scarcely said a word more about Glenmalony all the evening. - Так почему же вы ей не купили? - заметила миссис О'Дауд. Эмилия и Уильям Доббин были благодарны ей за это своевременное замечание. Но обе дамы заметно притихли. Эмилия была подавлена блеском, живостью и светским разговором своей соперницы. Даже миссис О'Дауд словно воды в рот набрала после блестящего появления Бекки и за весь вечер не сказала больше ни слова о своем Гленмелони.
"When do you intend to give up play, George, as you have promised me, any time these hundred years?" Dobbin said to his friend a few days after the night at the Opera. - Когда ты наконец бросишь игру, Джордж? Ведь ты уже мне обещал сотни раз! - сказал Доббин своему приятелю несколько дней спустя после вечера, проведенного в опере.
"When do you intend to give up sermonising?" was the other's reply. "What the deuce, man, are you alarmed about? We play low; I won last night. You don't suppose Crawley cheats? With fair play it comes to pretty much the same thing at the year's end." - А когда ты бросишь свои нравоучения? - последовал ответ. - И чего ты, черт возьми, беспокоишься? Играем мы по маленькой. Вчера я выиграл. Не думаешь же ты, что Кроули плутует. При честной игре в конце концов всегда одно на одно выходит.
"But I don't think he could pay if he lost," Dobbin said; - Но едва ли он сможет заплатить тебе, если проиграет. - сказал Доббин.
and his advice met with the success which advice usually commands. Osborne and Crawley were repeatedly together now. General Tufto dined abroad almost constantly. George was always welcome in the apartments (very close indeed to those of the General) which the aide-de-camp and his wife occupied in the hotel. Однако его совет имел такой же успех, как и все вообще советы. Осборн и Кроули встречались теперь постоянно. Генерал Тафто почти всегда обедал вне дома. Джорджа радушно принимали в апартаментах, занимаемых адьютантом и его супругой (и расположенных очень близко к покоям генерала).
Amelia's manners were such when she and George visited Crawley and his wife at these quarters, that they had very nearly come to their first quarrel; that is, George scolded his wife violently for her evident unwillingness to go, and the high and mighty manner in which she comported herself towards Mrs. Crawley, her old friend; and Amelia did not say one single word in reply; but with her husband's eye upon her, and Rebecca scanning her as she felt, was, if possible, more bashful and awkward on the second visit which she paid to Mrs. Rawdon, than on her first call. Поведение Эмилии, когда они с Джорджем явились в гости к Кроули и его жене, чуть не вызвало первой ссоры между супругами. Джордж сильно разбранил жену за ее явную неохоту идти к ним и за высокомерное и гордое обращение с миссис Кроули, ее старой подругой. Эмилия не сказала ни слова в ответ, но во время второго визита, который они отдали миссис Родов, она, чувствуя на себе взгляд мужа и Ребекки, испытующе смотревшей на нее, держалась еще более неловко и застенчиво, чем в первый раз.
Rebecca was doubly affectionate, of course, and would not take notice, in the least, of her friend's coolness. Ребекка, конечно, была сама любезность и словно не замечала холодности подруги.
"I think Emmy has become prouder since her father's name was in the--since Mr. Sedley's MISFORTUNES," Rebecca said, softening the phrase charitably for George's ear. - Эмми как будто загордилась с тех пор, как имя ее отца попало в... со времени неудач мистера Седли, - сказала Ребекка, участливо смягчая свои слова ради Джорджа.
"Upon my word, I thought when we were at Brighton she was doing me the honour to be jealous of me; and now I suppose she is scandalised because Rawdon, and I, and the General live together. Why, my dear creature, how could we, with our means, live at all, but for a friend to share expenses? And do you suppose that Rawdon is not big enough to take care of my honour? But I'm very much obliged to Emmy, very," Mrs. Rawdon said. - Когда мы были в Брайтоне, мне казалось, что она делала мне честь ревновать вас ко мне; а теперь она, вероятно, считает неприличным, что Родон, я и генерал живем в одном доме. Но, дорогой мой, как бы мы при наших средствах могли жить здесь без друга, который делил бы с нами расходы? Или вы думаете, что Родон не в состоянии позаботиться о моей чести? Но все же я очень обязана Эмми, очень обязана, - добавила миссис Родон.
"Pooh, jealousy!" answered George, "all women are jealous." - Ну, какая там ревность! - отвечал Джордж. - Все женщины ревнивы...
"And all men too. Weren't you jealous of General Tufto, and the General of you, on the night of the Opera? Why, he was ready to eat me for going with you to visit that foolish little wife of yours; as if I care a pin for either of you," Crawley's wife said, with a pert toss of her head. "Will you dine here? The dragon dines with the Commander-in-Chief. Great news is stirring. They say the French have crossed the frontier. We shall have a quiet dinner." - И все мужчины также. Разве вы не ревновала меня к генералу Тафто, а генерал к вам в тот вечер в опере? Ведь он готов был съесть меня за то, что я пошла с вами навестить вашу глупенькую жену, как будто мне есть дело до нее или до вас, - продолжала миссис Кроули, дерзко тряхнув головой. - Хотите остаться пообедать? Мой драгун обедает у главнокомандующего. Важные, волнующие новости. Говорят, французы перешли границу. Мы здесь пообедаем с вами спокойно.
George accepted the invitation, although his wife was a little ailing. They were now not quite six weeks married. Another woman was laughing or sneering at her expense, and he not angry. He was not even angry with himself, this good-natured fellow. Джордж принял приглашение, хотя жене его немного нездоровилось. Не прошло и шести недель, как они поженились, а другая женщина уже глумилась над нею, и он не сердился на это. Он не сердился даже на себя, этот добродушный малый.
It is a shame, he owned to himself; but hang it, if a pretty woman WILL throw herself in your way, why, what can a fellow do, you know? I AM rather free about women, he had often said, smiling and nodding knowingly to Stubble and Spooney, and other comrades of the mess- table; and they rather respected him than otherwise for this prowess. Next to conquering in war, conquering in love has been a source of pride, time out of mind, amongst men in Vanity Fair, or how should schoolboys brag of their amours, or Don Juan be popular? "Конечно, это безобразие, - признавался он самому себе. - Но, черт возьми, если хорошенькая женщина вешается вам на шею, что же остается делать? Я довольно-таки смел с женщинами", - часто говорил он, улыбаясь и многозначительно кивая Стаблу, Спуни и другим товарищам в офицерском собрании, которые уважали его за это удальство. После военных побед победы любовные с давних времен служили источником гордости для мужчин на Ярмарке Тщеславия, иначе почему бы школьники хвастались своими амурными делами, а Дон-Жуан приобрел такую популярность?
So Mr. Osborne, having a firm conviction in his own mind that he was a woman-killer and destined to conquer, did not run counter to his fate, but yielded himself up to it quite complacently. And as Emmy did not say much or plague him with her jealousy, but merely became unhappy and pined over it miserably in secret, he chose to fancy that she was not suspicious of what all his acquaintance were perfectly aware--namely, that he was carrying on a desperate flirtation with Mrs. Crawley. He rode with her whenever she was free. He pretended regimental business to Amelia (by which falsehood she was not in the least deceived), and consigning his wife to solitude or her brother's society, passed his evenings in the Crawleys' company; losing money to the husband and flattering himself that the wife was dying of love for him. It is very likely that this worthy couple never absolutely conspired and agreed together in so many words: the one to cajole the young gentleman, whilst the other won his money at cards: but they understood each other perfectly well, and Rawdon let Osborne come and go with entire good humour. Итак, мистер Осборн, твердо убежденный, что он неотразим и создан для того, чтобы побеждать женщин, не пытался противиться своей судьбе, а покорно подчинялся ей. Но так как Эмми не возмущалась и не мучила его ревностью, а только молча страдала, Джордж воображал, что она не подозревает того, о чем все его знакомые были отлично осведомлены, а именно, что он отчаянно волочится за миссис Кроули. Он катался с нею верхом, когда она бывала свободна. Он врал Эмилии про какие-то дела на службе (каковым небылицам она нисколько не верила) и, оставив ее одну или с братом, проводил вечера в обществе Кроули, проигрывая мужу деньги и теша себя мыслью, что жена изнывает от любви к нему. Весьма вероятно, что эти двое никогда прямо не сговаривались, что она будет завлекать юного джентльмена, а он - обыгрывать этого джентльмена в карты, - но они прекрасно понимали друг друга, и Родон добродушно позволял Осборну бывать у них сколько душе угодно.
George was so occupied with his new acquaintances that he and William Dobbin were by no means so much together as formerly. George avoided him in public and in the regiment, and, as we see, did not like those sermons which his senior was disposed to inflict upon him. If some parts of his conduct made Captain Dobbin exceedingly grave and cool; of what use was it to tell George that, though his whiskers were large, and his own opinion of his knowingness great, he was as green as a schoolboy? that Rawdon was making a victim of him as he had done of many before, and as soon as he had used him would fling him off with scorn? He would not listen: and so, as Dobbin, upon those days when he visited the Osborne house, seldom had the advantage of meeting his old friend, much painful and unavailing talk between them was spared. Our friend George was in the full career of the pleasures of Vanity Fair. Джордж был так занят своими новыми друзьями, что они с Уильямом Доббином проводили вместе далеко не так много времени, как раньше. Джордж избегал его и в обществе и в полку, - как мы уже видели, он недолюбливал нравоучения, которыми был не прочь угостить его старшин приятель. Пусть некоторые поступки Джорджа и серьезно огорчали капитана Доббина, но какая польза была убеждать Осборна, что, несмотря на его пышные усы и высокое мнение о своей опытности, он еще мальчишка и что Родон сделал его своей жертвой, как многих других, и, выжав из него все возможное, отшвырнет от себя с презрением? Джордж его не слушал; и так как Доббин, заходя к Осборнам, имел мало случаен встречаться со своим старым другом, то они избегли многих тягостных и бесполезных разговоров. Таким образом, наш друг Джордж без помехи развлекался на Ярмарке Тщеславия.
There never was, since the days of Darius, such a brilliant train of camp-followers as hung round the Duke of Wellington's army in the Low Countries, in 1815; and led it dancing and feasting, as it were, up to the very brink of battle. A certain ball which a noble Duchess gave at Brussels on the 15th of June in the above-named year is historical. All Brussels had been in a state of excitement about it, and I have heard from ladies who were in that town at the period, that the talk and interest of persons of their own sex regarding the ball was much greater even than in respect of the enemy in their front. The struggles, intrigues, and prayers to get tickets were such as only English ladies will employ, in order to gain admission to the society of the great of their own nation. Никогда еще со времени Дария не было у армии такого блестящего обоза, как тот, что в 1815 году сопровождал армию герцога Веллингтона в Нидерландах и в сплошных танцах и пиршествах довел ее, можно сказать, до самого поля сражения. Бал, который дала некая благородная герцогиня в Брюсселе 15 июня вышеупомянутого года, вошел в историю. Приготовления к нему взбудоражили весь город, и я слышал от некоторых леди, живших в то время в Брюсселе, что дамы говорили о нем и интересовались им куда больше, чем наступлением неприятеля. Билеты на этот бал доставали ценою таких стараний, просьб и интриг, какие под стать только английским леди, жаждущим встретиться с высшей знатью своей страны.
Jos and Mrs. O'Dowd, who were panting to be asked, strove in vain to procure tickets; but others of our friends were more lucky. For instance, through the interest of my Lord Bareacres, and as a set- off for the dinner at the restaurateur's, George got a card for Captain and Mrs. Osborne; which circumstance greatly elated him. Dobbin, who was a friend of the General commanding the division in which their regiment was, came laughing one day to Mrs. Osborne, and displayed a similar invitation, which made Jos envious, and George wonder how the deuce he should be getting into society. Mr. and Mrs. Rawdon, finally, were of course invited; as became the friends of a General commanding a cavalry brigade. Джоз и миссис О'Дауд, страстно мечтавшие попасть на этот бал, напрасно старались достать билеты; зато некоторым нашим друзьям повезло. Так, например, Джордж, благодаря влиянию лорда Бейракрса и как бы в отплату за обед в ресторане, получил пригласительный билет на имя капитана и миссис Осборн, каковое обстоятельство заставило его чрезвычайно возгордиться. Доббин пользовался покровительством генерала, командовавшего дивизией, к которой принадлежал его полк, поэтому, явившись как-то к миссис Осборн, он, смеясь, показал ей такое же приглашение, чем вызвал зависть Джоза и удивление Джорджа: как, черт возьми, Доббину удалось пролезть в общество? Мистер и миссис Родон тоже, разумеется, были приглашены - как друзья генерала, командующего кавалерийской бригадой.
On the appointed night, George, having commanded new dresses and ornaments of all sorts for Amelia, drove to the famous ball, where his wife did not know a single soul. After looking about for Lady Bareacres, who cut him, thinking the card was quite enough--and after placing Amelia on a bench, he left her to her own cogitations there, thinking, on his own part, that he had behaved very handsomely in getting her new clothes, and bringing her to the ball, where she was free to amuse herself as she liked. Her thoughts were not of the pleasantest, and nobody except honest Dobbin came to disturb them. В назначенный вечер Джордж, заказавший для Эмилии новое платье и всевозможные украшения, повез ее на знаменитый бал, где она не знала ни единой души. Разыскав леди Бепракрс, - которая даже не удостоила его поклоном, считая, что пригласительного билета для него вполне достаточно, - и усадив Эмилию на стул, он предоставил ее собственным попечениям, считая, что поступил весьма похвально, так как купил ей новое платье и привез на бал, где она вольна была развлекаться, как ей захочется. Ее размышления были не из приятных, и никто, кроме честного Доббина, их не нарушал.
Whilst her appearance was an utter failure (as her husband felt with a sort of rage), Mrs. Rawdon Crawley's debut was, on the contrary, very brilliant. She arrived very late. Her face was radiant; her dress perfection. In the midst of the great persons assembled, and the eye-glasses directed to her, Rebecca seemed to be as cool and collected as when she used to marshal Miss Pinkerton's little girls to church. Numbers of the men she knew already, and the dandies thronged round her. As for the ladies, it was whispered among them that Rawdon had run away with her from out of a convent, and that she was a relation of the Montmorency family. She spoke French so perfectly that there might be some truth in this report, and it was agreed that her manners were fine, and her air distingue. Fifty would-be partners thronged round her at once, and pressed to have the honour to dance with her. But she said she was engaged, and only going to dance very little; and made her way at once to the place where Emmy sate quite unnoticed, and dismally unhappy. And so, to finish the poor child at once, Mrs. Rawdon ran and greeted affectionately her dearest Amelia, and began forthwith to patronise her. She found fault with her friend's dress, and her hairdresser, and wondered how she could be so chaussee, and vowed that she must send her corsetiere the next morning. She vowed that it was a delightful ball; that there was everybody that every one knew, and only a VERY few nobodies in the whole room. It is a fact, that in a fortnight, and after three dinners in general society, this young woman had got up the genteel jargon so well, that a native could not speak it better; and it was only from her French being so good, that you could know she was not a born woman of fashion. Итак, великосветский дебют Эмилии оказался весьма неудачным (ее муж отметил это с глухим раздражением), но зато для миссис Родон Кроули этот вечер был сплошным триумфом. Она приехала очень поздно: лицо ее сняло, платье было совершенством; среди собравшихся знатных особ и под направленными на нее лорнетами Ребекка казалась столь же хладнокровной и спокойной, как в прежнее время, когда водила в церковь воспитанниц мисс Пинкертон. С многими из мужчин она уже была знакома, и денди тотчас окружили ее. Что касается дам, то они шептались между собой о том, что Родон похитил ее из монастыря и что она сродни фамилии Монморанси. Она так прекрасно говорила по-французски, что эти сведения казались правдоподобными, и все соглашались, что манеры ее прелестны и что она distinguee. Пятьдесят кавалеров зараз толпились около нее, прося оказать честь танцевать с ними. Но она отвечала, что уже приглашена и намерена танцевать очень мало. Она направилась прямо к тому месту, где сидела Эмми, никем не замечаемая и глубоко несчастная. Чтобы доконать бедняжку, миссис Родон бросилась к ней, восторженно приветствуя свою дорогую Эмилию, и сейчас же начала ей покровительствовать. Она разбранила платье подруги и ее прическу, подивилась, как она могла быть так chaussee {Обута (франц.).}, и обещала прислать ей на следующее утро свою corsetiere {Корсетницу (франц.).}. Она уверяла, что бал восхитительный, что тут собрались все, кого все знают, а таких, кого никто не знает, лишь очень, очень мало. За какие-нибудь две недели, после трех званых обедов, эта молодая особа как нельзя лучше усвоила светский жаргон; и только по ее прекрасному французскому выговору можно было догадаться, что она не родилась аристократкой.
George, who had left Emmy on her bench on entering the ball-room, very soon found his way back when Rebecca was by her dear friend's side. Becky was just lecturing Mrs. Osborne upon the follies which her husband was committing. Джордж, оставивший Эмми на стуле при входе в залу, не замедлил к ней вернуться, когда Ребекка осчастливила ее своим вниманием. Бекки как раз читала миссис Осборн нотацию по поводу безумств ее мужа.
"For God's sake, stop him from gambling, my dear," she said, "or he will ruin himself. He and Rawdon are playing at cards every night, and you know he is very poor, and Rawdon will win every shilling from him if he does not take care. Why don't you prevent him, you little careless creature? Why don't you come to us of an evening, instead of moping at home with that Captain Dobbin? I dare say he is tres aimable; but how could one love a man with feet of such size? Your husband's feet are darlings--Here he comes. Where have you been, wretch? Here is Emmy crying her eyes out for you. Are you coming to fetch me for the quadrille?" And she left her bouquet and shawl by Amelia's side, and tripped off with George to dance. Women only know how to wound so. There is a poison on the tips of their little shafts, which stings a thousand times more than a man's blunter weapon. Our poor Emmy, who had never hated, never sneered all her life, was powerless in the hands of her remorseless little enemy. - Ради бога, милочка, не давай ему играть, - говорила она, - иначе он себя погубит. Он и Родон каждый вечер играют в карты, а ведь ты знаешь, у него мало денег, и Родон вытянет из него все до последнего шиллинга, если он не образумится. Отчего ты не запретишь ему, беспечное ты существо! Отчего ты не приходишь к нам по вечерам, вместо того чтобы скучать дома в обществе этого капитана Доббина? Согласна, что он tres aimable {Очень мил (франц.).}, но разве может нравиться мужчина с такими громадными ногами? Вот у твоего мужа ноги - прелесть! А, да вот и он! Где вы были, негодный? Эмми тут без вас все глаза выплакала. Вы пришли пригласить меня на кадриль? Она положила рядом с Эмилией шаль и букет и упорхнула танцевать с Джорджем. Только женщины умеют так ранить. Их маленькие стрелы отравлены ядом, который причиняет в тысячу раз больше боли, чем грубое мужское оружие. Наша бедная Эмми не умела ни ненавидеть, ни язвить - как ей было защищаться от своего безжалостного врага?
George danced with Rebecca twice or thrice--how many times Amelia scarcely knew. She sat quite unnoticed in her corner, except when Rawdon came up with some words of clumsy conversation: and later in the evening, when Captain Dobbin made so bold as to bring her refreshments and sit beside her. He did not like to ask her why she was so sad; but as a pretext for the tears which were filling in her eyes, she told him that Mrs. Crawley had alarmed her by telling her that George would go on playing. Джордж танцевал с Ребеккой два или три раза. Эмилия едва ли знала точно, сколько. Она сидела никем не замечаемая, в своем уголке, и только Родон подошел и довольно беспомощно попытался занять ее разговором; да позднее капитан Доббин, набравшись храбрости, принес ей прохладительного питья и сел около нее. Ему не хотелось спрашивать, почему она так печальна, но она сама, стараясь объяснить слезы, навертывавшиеся ей на глаза, сказала, что ее расстроила миссис Кроули, сообщившая ей, что Джордж много играет.
"It is curious, when a man is bent upon play, by what clumsy rogues he will allow himself to be cheated," Dobbin said; and Emmy said, "Indeed." She was thinking of something else. It was not the loss of the money that grieved her. - Удивительное дело: когда человек увлечется картами, он позволяет обманывать себя самым явным плутам, - сказал Доббин; и Эмми согласилась: - Да, правда! - но думала она совсем о другом, и вовсе не потеря денег огорчала ее.
At last George came back for Rebecca's shawl and flowers. She was going away. She did not even condescend to come back and say good- bye to Amelia. The poor girl let her husband come and go without saying a word, and her head fell on her breast. Dobbin had been called away, and was whispering deep in conversation with the General of the division, his friend, and had not seen this last parting. George went away then with the bouquet; but when he gave it to the owner, there lay a note, coiled like a snake among the flowers. Rebecca's eye caught it at once. She had been used to deal with notes in early life. She put out her hand and took the nosegay. He saw by her eyes as they met, that she was aware what she should find there. Her husband hurried her away, still too intent upon his own thoughts, seemingly, to take note of any marks of recognition which might pass between his friend and his wife. These were, however, but trifling. Rebecca gave George her hand with one of her usual quick knowing glances, and made a curtsey and walked away. George bowed over the hand, said nothing in reply to a remark of Crawley's, did not hear it even, his brain was so throbbing with triumph and excitement, and allowed them to go away without a word. Наконец Джордж вернулся за шалью и цветами Ребекки. Она собиралась уезжать и даже не снизошла до того, чтобы подойти проститься с Эмилией. Бедная девочка ни слова не сказала мужу и только еще больше поникла головкой. Доббин в это время был отозван к своему другу, генералу дивизии, и о чем-то говорил с ним вполголоса, а потому не видел этого. Джордж удалился с букетом в руках, но когда он передавал его владелице, в нем лежала записка, свернувшаяся, словно змея, посреди цветов. Ребекка сразу заметила ее. Она давно привыкла иметь дело с записками. Ребекка взяла цветы. Когда взгляды их встретились, Джордж понял, что она знает о содержимом букета. Муж торопил ее, по-видимому, слишком погруженный в свои мысли, чтобы заметить немой разговор между его женой и приятелем. Да и замечать было, в сущности, нечего. Ребекка подала Джорджу руку, бросив на него один из своих быстрых многозначительных взглядов, сделала реверанс и удалилась из залы. Джордж, склоненный над ее рукой, ничего не ответил на замечание Кроули, он даже не слышал его, так был взволнован и возбужден своей победой, - и, не сказав ни слова, дал им уйти.
His wife saw the one part at least of the bouquet-scene. It was quite natural that George should come at Rebecca's request to get her her scarf and flowers: it was no more than he had done twenty times before in the course of the last few days; but now it was too much for her. Эмилия видела лишь первую часть сцены с букетом. Конечно, было естественно, что Джордж пришел по поручению Ребекки за ее талью и цветами, за последние дни она почти привыкла к таким вещам. Но сейчас это переполнило чашу.
"William," she said, suddenly clinging to Dobbin, who was near her, "you've always been very kind to me--I'm--I'm not well. Take me home." - Уильям, - сказала она, невольно цепляясь за Доббина, который снова был около нее, - вы такой добрый. Мне... мне нехорошо. Проводите меня домой.
She did not know she called him by his Christian name, as George was accustomed to do. He went away with her quickly. Her lodgings were hard by; and they threaded through the crowd without, where everything seemed to be more astir than even in the ball-room within. Она не заметила, что назвала его по имени, как называл его Джордж. Доббин поспешно ушел с ней. Жила она поблизости; они пешком протискались через толпу, которая на улице была как будто еще гуще, чем в бальной зале.
George had been angry twice or thrice at finding his wife up on his return from the parties which he frequented: so she went straight to bed now; but although she did not sleep, and although the din and clatter, and the galloping of horsemen were incessant, she never heard any of these noises, having quite other disturbances to keep her awake. Джордж несколько раз сердился на жену, когда, возвращаясь поздно домой, находил ее не в постели, поэтому Эмилия сразу же легла; но, хотя она не уснула, она не слышала непрерывного шума, гама и топота копыт на улице, - другие тревоги не давали ей покоя.
Osborne meanwhile, wild with elation, went off to a play-table, and began to bet frantically. He won repeatedly. Между тем Осборн, в радостном возбуждении, подошел к карточному столу и начал безрассудно понтировать. Он все время выигрывал.
"Everything succeeds with me to-night," he said. But his luck at play even did not cure him of his restlessness, and he started up after awhile, pocketing his winnings, and went to a buffet, where he drank off many bumpers of wine. - Сегодня мне во всем везет, - сказал он. Но даже счастье в игре не могло успокоить его, и спустя некоторое время он вскочил, сунул в карман свой выигрыш и пошел к буфету, где выпил залпом несколько бокалов вина.
Here, as he was rattling away to the people around, laughing loudly and wild with spirits, Dobbin found him. He had been to the card- tables to look there for his friend. Dobbin looked as pale and grave as his comrade was flushed and jovial. Здесь-то и нашел его Доббин в ту минуту, когда он, уже сильно навеселе, громко хохоча, рассказывал какую-то историю. У Доббина, уже давно бродившего между карточными столами в поисках своего друга, вид был настолько же бледный и серьезный, насколько Джордж был весел и разгорячен.
"Hullo, Dob! Come and drink, old Dob! The Duke's wine is famous. Give me some more, you sir"; and he held out a trembling glass for the liquor. - Алло! Доб! Поди сюда, и выпьем, старина Доб! У герцога замечательное вино! Налейте-ка мне еще, сэр. - И он протянул дрожавший в его руке бокал.
"Come out, George," said Dobbin, still gravely; "don't drink." - Уходи отсюда. Джордж! - промолвил Доббин все так же серьезно. - Не пей больше!
"Drink! there's nothing like it. Drink yourself, and light up your lantern jaws, old boy. Here's to you." - Не пить? Да что может быть лучше! Выпей и ты, старина, ты что-то уж очень бледен. Твое здоровье!
Dobbin went up and whispered something to him, at which George, giving a start and a wild hurray, tossed off his glass, clapped it on the table, and walked away speedily on his friend's arm. Доббин подошел ближе и что-то прошептал ему. Джордж вздрогнул, дико прокричал "ура!" и, осушив бокал, стукнул им по столу. Затем он быстро вышел под руку с другом.
"The enemy has passed the Sambre," William said, "and our left is already engaged. Come away. We are to march in three hours." - Неприятель перешел Самбру, - вот что сказал ему Уильям, - и наш левый фланг уже введен в дело. Идем... Мы выступаем через три часа.
Away went George, his nerves quivering with excitement at the news so long looked for, so sudden when it came. What were love and intrigue now? He thought about a thousand things but these in his rapid walk to his quarters--his past life and future chances--the fate which might be before him--the wife, the child perhaps, from whom unseen he might be about to part. Oh, how he wished that night's work undone! and that with a clear conscience at least he might say farewell to the tender and guileless being by whose love he had set such little store! Джордж вышел на улицу, весь дрожа под впечатлением этого известии, столь давно ожидаемого и все же столь неожиданного. Что были теперь любовь и интриги? Быстро шагая домой, он думал о тысяче вещей, но только не об этом - он думал о своей прошлой жизни и надеждах на будущее, о жене, о ребенке, с которым он, возможно, должен расстаться, не увидев его. О, если бы он не совершил того, что совершил в эту ночь! Если бы мог, по крайней мере, с чистой совестью проститься с нежным невинным созданием, любовь которого он так мало ценил!
He thought over his brief married life. In those few weeks he had frightfully dissipated his little capital. How wild and reckless he had been! Should any mischance befall him: what was then left for her? How unworthy he was of her. Why had he married her? He was not fit for marriage. Why had he disobeyed his father, who had been always so generous to him? Hope, remorse, ambition, tenderness, and selfish regret filled his heart. He sate down and wrote to his father, remembering what he had said once before, when he was engaged to fight a duel. Dawn faintly streaked the sky as he closed this farewell letter. He sealed it, and kissed the superscription. He thought how he had deserted that generous father, and of the thousand kindnesses which the stern old man had done him. Он думал о своей короткой супружеской жизни. В эти несколько недель он сильно растратил свой маленький капитал. Как безумен и расточителен он был! Если с ним случится несчастье, что он оставит жене? Как он недостоин ее! Зачем он женился? Он не годится для семейной жизни. Зачем он не послушался отца, который ни в чем ему не отказывал? Надежда, раскаяние, честолюбие, нежность и эгоистические сожаления переполняли его сердце. Он сел и стал писать отцу, вспоминая то, что уже писал однажды, когда ему предстояло драться на дуэли. Полосы зари слабо окрасили небо, когда он кончил свое прощальное письмо. Он запечатал его и поцеловал конверт. Он подумал, что напрасно оскорбил своего великодушного отца, вспомнил тысячи благодеяний, которые оказал ему суровый старик.
He had looked into Amelia's bedroom when he entered; she lay quiet, and her eyes seemed closed, and he was glad that she was asleep. On arriving at his quarters from the ball, he had found his regimental servant already making preparations for his departure: the man had understood his signal to be still, and these arrangements were very quickly and silently made. Should he go in and wake Amelia, he thought, or leave a note for her brother to break the news of departure to her? He went in to look at her once again. Еще раньше, едва вернувшись домой, Джордж заглянул в спальню Эмилии; она лежала тихо, с закрытыми глазами; он рад был, что она уснула. Его денщик уже был занят приготовлениями к походу; он понял сделанный ему знак не шуметь, и все приготовления были очень быстро и бесшумно окончены "Разбудить ли Эмилию, - думал Джордж, - или оставить записку ее брату, прося сообщить ей страшную весть?" Он пошел снова взглянуть на нее.
She had been awake when he first entered her room, but had kept her eyes closed, so that even her wakefulness should not seem to reproach him. But when he had returned, so soon after herself, too, this timid little heart had felt more at ease, and turning towards him as he stept softly out of the room, she had fallen into a light sleep. George came in and looked at her again, entering still more softly. By the pale night-lamp he could see her sweet, pale face-- the purple eyelids were fringed and closed, and one round arm, smooth and white, lay outside of the coverlet. Good God! how pure she was; how gentle, how tender, and how friendless! and he, how selfish, brutal, and black with crime! Heart-stained, and shame- stricken, he stood at the bed's foot, and looked at the sleeping girl. How dared he--who was he, to pray for one so spotless! God bless her! God bless her! He came to the bedside, and looked at the hand, the little soft hand, lying asleep; and he bent over the pillow noiselessly towards the gentle pale face. Она не спала, когда Джордж в первый раз входил в ее комнату, но не открывала глаз, чтобы даже этим не попрекнуть его. Но уже одно то, что он вернулся с бала так скоро после нее, успокоило ее робкое сердечко, и, повернувшись в его сторону, когда он осторожно выходил из комнаты, она задремала. Теперь Джордж вошел еще осторожнее и снова посмотрел на нее. При слабом свете ночника ему видно было ее нежное, бледное личико; покрасневшие веки с длинными ресницами были сомкнуты, круглая белая рука лежала поверх одеяла. Милосердный боже! Как она чиста, как хороша и как одинока! А он - какой он эгоист, грубый и бесчувственный! Охваченный жгучим стыдом, он стоял в ногах кровати и смотрел на спящую. Как он осмеливается, кто он такой, чтобы молиться за такое невинное создание? Бог да благословит ее! Он подошел к кровати, посмотрел на ручку, слабую, тихо лежавшую ручку, и бесшумно склонился над подушкой к кроткому, бледному личику.
Two fair arms closed tenderly round his neck as he stooped down. Две прекрасные руки нежно обвились вокруг его шеи.
"I am awake, George," the poor child said, with a sob fit to break the little heart that nestled so closely by his own. She was awake, poor soul, and to what? At that moment a bugle from the Place of Arms began sounding clearly, and was taken up through the town; and amidst the drums of the infantry, and the shrill pipes of the Scotch, the whole city awoke. - Я не сплю, Джордж, - проговорила бедняжка с рыданием, от которого готово было разорваться ее сердечко, прижавшееся теперь так близко к его сердцу. Она проснулась, но для чего? В эту минуту с плацдарма громко прозвучал рожок, подхваченный затем по всему городу; и от грохота барабанов пехоты и визга шотландских волынок весь город проснулся.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты