| Французский | Русский |
| Usant d'une vieille façon de dire, la citoyenne veuve Gamelin l'avait annoncé : " à force de manger des châtaignes, nous deviendrons châtaignes. " ce jour-là, 13 juillet, elle et son fils avaient dîné, à midi, d'une bouillie de châtaignes. Comme ils achevaient cet austère repas, une dame poussa la porte et emplit soudain l'atelier de son éclat et de ses parfums. évariste reconnut la citoyenne Rochemaure. Croyant qu'elle se trompait de porte et cherchait le citoyen Brotteaux, son ami d'autrefois, il pensait déjà lui indiquer le grenier du ci-devant ou appeler Brotteaux, pour épargner à une femme élégante de grimper par une échelle de meunier ; mais il parut dès l'abord que c'était au citoyen évariste Gamelin qu'elle avait affaire, car elle se déclara heureuse de le rencontrer et de se dire sa servante. | Употребив старинное изречение, вдова Гамлен как то заметила: "Питаясь одними каштанами, сам станешь каштановым". Тринадцатого июля они с сыном пообедали в полдень жидким пюре из каштанов. Когда они кончали скромную трапезу, дверь распахнулась, и в мастерскую вошла дама, сразу наполнив все помещение блеском своей особы и запахом духов. Эварист узнал гражданку Рошмор. Решив, что она ошиблась дверью, разыскивая своего давнишнего друга, гражданина Бротто, он уже собрался показать ей ход на чердак, где жил бывший дворянин, или позвать Бротто вниз, чтобы не заставлять изящную женщину карабкаться по приставной лесенке; однако, как выяснилось сразу, ей нужен был именно гражданин Эварист Гамлен: по ее словам, она была счастлива, что застала его дома и может засвидетельствовать ему свое почтение. |
| Ils n'étaient point tout à fait étrangers l'un à l'autre : ils s'étaient vus plusieurs fois dans l'atelier de David, dans une tribune de l'assemblée, aux Jacobins, chez le restaurateur Vénua : elle l'avait remarqué pour sa beauté, sa jeunesse, son air intéressant. | Они были немного знакомы: несколько раз встречались в мастерской Давида, в местах для зрителей на заседаниях Учредительного собрания, у якобинцев, у ресторатора Венюа; красота, молодость и интересная внешность Эвариста привлекли ее внимание. |
| Portant un chapeau enrubanné comme un mirliton et empanaché comme le couvre-chef d'un représentant en mission, la citoyenne Rochemaure était emperruquée, fardée, mouchetée, musquée, la chair fraîche encore sous tant d'apprêts ; ces artifices violents de la mode trahissaient la hâte de vivre et la fièvre de ces jours terribles aux lendemains incertains. Son corsage à grands revers et à grandes basques, tout reluisant d'énormes boutons d'acier, était rouge sang, et l'on ne pouvait discerner, tant elle se montrait à la fois aristocrate et révolutionnaire, si elle portait les couleurs des victimes ou celles du bourreau. Un jeune militaire, un dragon, l'accompagnait. | Шляпа гостьи была перевита лентами, словно пастушья свирель, и украшена султанами из перьев, словно головной убор посланника; в парике, надушенная мускусом, облепленная мушками, гражданка Рошмор под густым слоем румян и белил еще сохранила свежесть кожи: все эти яростные ухищрения моды свидетельствовали о лихорадочной жажде жизни тех ужасных дней, когда никто не был уверен в будущем. Корсаж с большими отворотами и длинными полами, сверкавший огромными стальными пуговицами, был кроваво красного цвета, но трудно было бы сказать, является ли этот цвет эмблемой жертв или палача, - до того гражданка Рошмор производила одновременно впечатление аристократки и революционерки. Ее сопровождал молодой военный, драгун. |
| La longue canne de nacre à la main, grande, belle, ample, la poitrine généreuse, elle fit le tour de l'atelier, et, approchant de ses yeux gris son lorgnon d'or à deux branches, elle examina les toiles du peintre, souriant, se récriant, portée à l'admiration par la beauté de l'artiste, et flattant pour être flattée. | С длинной перламутровой тростью в руке, высокая, полная, пышногрудая, красивая, она обходила мастерскую и разглядывала висевшие по стенам полотна, поднося к серым глазам золотой лорнет, улыбаясь, выражая вслух свой восторг, вызванный красотою художника, и рассыпаясь в похвалах, чтобы, в свою очередь, заслужить похвалы. |
| -qu'est-ce, demanda la citoyenne, que ce tableau si noble et si touchant d'une femme douce et belle près d'un jeune malade ? | - Что это? - спросила гражданка. - Что означает эта картина? Какой благородный и трогательный вид у этой прекрасной кроткой женщины, склонившейся к юному больному! |
| Gamelin répondit qu'il fallait y voir Oreste veillé par électre sa soeur, et que, s'il l'avait pu achever, ce serait peut-être son moins mauvais ouvrage. | Гамлен объяснил, что это "Электра у изголовья Ореста" и что, если бы ему удалось окончить эту картину, она, вероятно, была бы наиболее удачным его произведением. |
| -le sujet, ajouta-t-il, est tiré de l'Oreste | - Сюжет, - прибавил он, - заимствован из Еврипидова "Ореста". |
| d'Euripide. J'avais lu, dans une traduction déjà ancienne de cette tragédie, une scène qui m'avait frappé d'admiration : celle où la jeune électre, soulevant son frère sur son lit de douleur, essuie l'écume qui lui souille la bouche, écarte de ses yeux les cheveux qui l'aveuglent et prie ce frère chéri d'écouter ce qu'elle lui va dire dans le silence des Furies... en lisant et relisant cette traduction, je sentais comme un brouillard qui me voilait les formes grecques et que je ne pouvais dissiper. Je m'imaginais le texte original plus nerveux et d'un autre accent. éprouvant un vif désir de m'en faire une idée exacte, j'allai prier Monsieur Gail, qui professait alors le grec au collège de France (c'était en 91), de m'expliquer cette scène mot à mot. Il me l'expliqua comme je le lui demandais et je m'aperçus que les anciens sont beaucoup plus simples et plus familiers qu'on ne se l'imagine. Ainsi, électre dit à Oreste : " frère chéri, que ton sommeil m'a causé de joie ! Veux-tu que je t'aide à te soulever ? " et Oreste répond : " oui, aide-moi, prends-moi, et essuie ces restes d'écume attachés autour de ma bouche et de mes yeux. | Я как то прочел в одном старинном переводе этой трагедии сцену, которая привела меня в восторг: юная Электра, приподняв брата на ложе скорби, вытирает пену на губах страдальца, поправляет волосы, падающие ему на глаза, и умоляет горячо любимого брата выслушать ее, пока безмолвствуют фурии: Перечитав несколько раз это место, я все таки чувствовал, что мой взор застилает как бы туман, мешающий мне различать греческие формы, который я никак не мог рассеять. Мне казалось, что текст оригинала должен звучать несколько иначе и, во всяком случае, взволнованнее. Охваченный горячим желанием получить о нем ясное понятие, я попросил господина Геля, преподававшего тогда (это было в девяносто первом году) греческий язык в Коллеж де Франс, перевести мне эту сцену дословно. Он исполнил мою просьбу, и я убедился, что древние гораздо проще и безыскусственнее, чем мы воображаем. Так, например, Электра говорит Оресту: "Любимый брат, как я рада, что ты уснул! Хочешь, я помогу тебе привстать?" А Орест отвечает: "Да, помоги мне, приподыми меня, вытри пену, засохшую на губах и на глазах. |
| Mets ta poitrine contre la mienne et écarte de mon visage ma chevelure emmêlée : car elle me cache les yeux... " tout plein de cette poésie si jeune et si vive, de ces expressions naives et fortes, j'esquissai le tableau que vous voyez, citoyenne. | Прижми меня к своей груди и поправь мне волосы: они закрывают мне глаза:" Взволнованный до глубины души этой поэзией, столь юной и столь живой, этими словами, наивными и в то же время исполненными силы, я сделал этот набросок, привлекший к себе ваше внимание, гражданка. |
| Le peintre, qui, d'ordinaire, parlait si discrètement de ses oeuvres, ne tarissait pas sur celle-là. | Художник, обычно высказывавшийся крайне сдержанно о своих произведениях, по поводу этой картины мог говорить без конца. |
| Encouragé par un signe que lui fit la citoyenne Rochemaure en soulevant son lorgnon, il poursuivit : | Ободренный знаком, который ему сделала гражданка Рошмор, поднесшая лорнет к глазам, он продолжал: |
| -Hennequin a traité en maître les fureurs d'Oreste. | - Геннекен мастерски изобразил ярость Ореста. |
| Mais Oreste nous émeut encore plus dans sa tristesse que dans ses fureurs. Quelle destinée que la sienne ! C'est par piété filiale, par obéissance à des ordres sacrés qu'il a commis ce crime dont les Dieux doivent l'absoudre, mais que les hommes ne pardonneront jamais. Pour venger la justice outragée, il a renié la nature, il s'est fait inhumain, il s'est arraché les entrailles. Il reste fier sous le poids de son horrible forfait... c'est ce que j'aurais voulu montrer dans ce groupe du frère et de la soeur. | Но Орест волнует нас своей скорбью еще больше, чем яростью. Как трагична его судьба! Движимый сыновней любовью, покорный священным велениям, совершил он преступление, в котором боги должны его оправдать, но которого люди ему никогда не простят. Чтобы отомстить за поруганную справедливость, он преступил законы естества, отрекся от своей человеческой природы, вырвал сердце из своей груди. Он гордо несет бремя своего ужасного и доблестного злодеяния: Вот что мне хотелось выразить этой группой. |
| Il s'approcha de la toile et la regarda avec complaisance. | Подойдя к холсту, он разглядывал его с любовью. |
| -certaines parties, dit-il, sont à peu près terminées ; la tête et le bras droit d'Oreste, par exemple. | - Некоторые места, - заметил он, - дописаны почти совсем; например, голова и рука Ореста. |
| -c'est un morceau admirable... et Oreste vous ressemble, citoyen Gamelin. | - Восхитительная вещь!.. И Орест похож на вас, гражданин Гамлен. |
| -vous trouvez ? Fit le peintre avec un sourire grave. | - Вы находите? - степенно улыбнулся художник. |
| Elle prit la chaise que Gamelin lui tendait. | Она села на стул, который ей пододвинул Гамлен. |
| Le jeune dragon se tint debout à son côté, la main sur le dossier de la chaise où elle était assise. | Молодой драгун, стоя подле нее, оперся рукой на спинку стула. |
| à quoi l'on pouvait voir que la révolution était accomplie, car, sous l'ancien régime, un homme n'eût jamais, en compagnie, touché seulement du doigt le siège où se trouvait une dame, formé par l'éducation aux contraintes, parfois assez rudes, de la politesse, estimant d'ailleurs que la retenue gardée dans la société donne un prix singulier à l'abandon secret et que, pour perdre le respect, il fallait l'avoir. | Уже одно это свидетельствовало о том, что произошла революция: при старом режиме мужчина никогда не позволил бы себе в обществе даже пальцем дотронуться до кресла, в котором сидит дама; ибо он был воспитан в правилах вежливости, иногда весьма стеснительных, и кроме того считал, что сдержанность в обществе придавала особую цену вольному обращению с глазу на глаз и что, дабы потерять уважение, надлежало его иметь. |
| Louise Masché De Rochemaure, fille d'un lieutenant des chasses du roi, veuve d'un procureur et, durant vingt ans, fidèle amie du financier Brotteaux des Ilettes, avait adhéré aux principes nouveaux. On l'avait vue, en juillet 1790, bêcher la terre du champ de mars. Son penchant décidé pour les puissances l'avait portée facilement des feuillants aux girondins et aux montagnards, tandis qu'un esprit de conciliation, une ardeur d'embrassement et un certain génie divers d'intrigue l'attachaient encore aux aristocrates et aux contre-révolutionnaires. C'était une personne très répandue, fréquentant guinguettes, théâtres, traiteurs à la mode, tripots, salons, bureaux de journaux, antichambres de comités. La révolution lui apportait nouveautés, divertissements, sourires, joies, affaires, entreprises fructueuses. Nouant des intrigues politiques et galantes, jouant de la harpe, dessinant des paysages, chantant des romances, dansant des danses grecques, donnant à souper, recevant de jolies femmes, comme la comtesse De Beaufort et l'actrice Descoings, tenant toute la nuit table de trente-et-un et de biribi et faisant rouler la rouge et la noire, elle trouvait encore le temps d'être pitoyable à ses amis. Curieuse, agissante, brouillonne, frivole, connaissant les hommes, ignorant les foules, aussi étrangère aux opinions qu'elle partageait qu'à celles qu'il lui fallait répudier, ne comprenant absolument rien à ce qui se passait en France, elle se montrait entreprenante, hardie et toute pleine d'audace par ignorance du danger et par une confiance illimitée dans le pouvoir de ses charmes. | Луиза Маше де Рошмор, дочь поручика королевского егерского полка, вдова прокурора и в течение двадцати лет верная подруга финансиста Бротто дез Илетт, примкнула к новым идеям. В июле 1790 года видели, как она рыла землю на Марсовом поле. Свою неодолимую склонность к властям предержащим она легко перенесла с фельянов на жирондистов, затем на монтаньяров, но в то же время благодаря врожденной любви к компромиссам, чрезмерной общительности и какой то страсти к интригам гражданка Рошмор не порывала связи с аристократами и контрреволюционерами. Это была особа, знакомая решительно со всеми, посещавшая кабачки, театры, модных рестораторов, игорные дома, салоны, редакции газет, приемные комитетов. Революция принесла ей всякие новшества, развлечения, удовольствия, радости, дела, доходные предприятия. Заводя политические и любовные интриги, играя на арфе, рисуя пейзажи, исполняя романсы, танцуя греческие танцы, задавая ужины, принимая у себя красивых женщин, вроде графини де Бофор или актрисы Декуэн, просиживая ночи напролет за игрой в тридцать одно, бириби или рулетку, она находила еще время для друзей, которых не оставляла своим вниманием. Любопытная, деятельная, взбалмошная, фривольная, изучив мужчин, но совсем не зная толпы, чуждая взглядам, которые она разделяла, не в меньшей мере, чем тем, которые она принуждена была отвергать, совсем не понимая, что творится во Франции, она была предприимчива, смела и отважна, как потому, что не сознавала опасности, так и потому, что безгранично верила в могущество своих чар. |
| Le militaire qui l'accompagnait était dans la fleur de la jeunesse. Un casque de cuivre, garni d'une peau de panthère et la crête ornée de chenille ponceau, ombrageait sa tête de chérubin et répandait sur son dos une longue et terrible crinière. Sa veste rouge, en façon de brassière, se gardait de descendre jusqu'aux reins pour n'en pas cacher l'élégante cambrure. Il portait à la ceinture un énorme sabre, dont la poignée en bec d'aigle resplendissait. | Сопровождавший ее военный был совсем молодой человек; медный шлем, украшенный шкурой пантеры, с гребнем, отделанным пунцовой синелью, отбрасывал тень на его лицо херувима, а страшная длинная грива ниспадала на спину. Красная куртка, в форме нагрудника, доходила лишь до бедер, чтобы не скрывать их изящного изгиба. У пояса висел огромный палаш со сверкающей рукоятью в виде орлиного клюва. |
| Une culotte à pont, d'un bleu tendre, moulait les muscles élégants de ses jambes, et des soutaches d'un bleu sombre dessinaient leurs riches arabesques sur ses cuisses. Il avait l'air d'un danseur costumé pour quelque rôle martial et galant, dans Achille à Seyros ou les noces d'Alexandre, par un élève de David attentif à serrer la forme. | Бледно голубые штаны, застегивавшиеся сбоку, плотно облегали его красивые ноги, пышные узоры темно синего сутажа украшали ляжки. Он имел вид танцовщика, наряженного для воинственной и галантной роли, чтобы какой нибудь ученик Давида, стремящийся лаконично передать формы, мог писать с него "Ахилла на Скиросе" или "Бракосочетание Александра". |
| Gamelin se rappelait confusément l'avoir déjà vu. | Гамлен смутно помнил, что он как будто уже встречал его. |
| C'était en effet le militaire qu'il avait rencontré, quinze jours auparavant, haranguant le peuple sur les galeries du théâtre de la nation. | Действительно, это был тот самый военный, которого он недели две тому назад видел на галерее Национального театра ораторствующим перед толпой. |
| La citoyenne Rochemaure le nomma : | Гражданка Рошмор представила его: |
| -le citoyen Henry, membre du comité révolutionnaire de la section des droits de l'homme. | - Гражданин Анри, член Революционного комитета секции Прав Человека. |
| Elle l'avait toujours dans ses jupes, miroir d'amour et certificat vivant de civisme. | Она всюду таскала его с собой: он был для нее зеркалом любви и живым свидетельством ее патриотизма. |
| La citoyenne félicita Gamelin de ses talents et lui demanda s'il ne consentirait pas à dessiner une carte pour une marchande de modes à qui elle s'intéressait. Il y traiterait un sujet approprié : une femme essayant une écharpe devant une psyché, par exemple, ou une jeune ouvrière portant sous son bras un carton à chapeau. | Гражданка езде раз рассыпалась в похвалах таланту Гамлена и спросила, не согласится ли он написать вывеску для модистки, которой ей хотелось бы помочь. Он мог бы изобразить подходящий сюжет: например, женщину, примеряющую шарф перед "психеей", или юную мастерицу со шляпной картонкой в руке.; |
| Comme capables d'exécuter un petit ouvrage de ce genre, on lui avait parlé du fils Fragonard, du jeune Ducis et aussi d'un nommé Prudhomme ; mais elle préférait s'adresser au citoyen évariste Gamelin. Toutefois elle n'en vint, sur cet article, à rien de précis, et l'on sentait qu'elle avait mis cette commande en avant uniquement pour engager la conversation. En effet elle était venue pour tout autre chose. Elle réclamait du citoyen Gamelin un bon office : sachant qu'il connaissait le citoyen Marat, elle venait lui demander de l'introduire chez l'ami du peuple, avec qui elle désirait avoir un entretien. | Как на людей, способных выполнить эту небольшую работу, ей указали на Фрагонара сына, на молодого Дюси, а также на некоего Прюдома, но она предпочла обратиться к Эваристу Гамлену. Однако она не высказалась определенно по этому поводу, и вообще чувствовалось, что заказ был лишь предлогом, чтобы завязать разговор. На самом деле ее привело сюда нечто совсем другое. Зная, что гражданин Гамлен знаком с гражданином Маратом, она просила оказать ей услугу и представить ее Другу Народа, с которым она желала побеседовать. |
| Gamelin répondit qu'il était un trop petit personnage pour la présenter à Marat, et que, du reste, elle n'avait que faire d'un introducteur : Marat, bien qu'accablé d'occupations, n'était pas l'homme invisible qu'on avait dit. | Гамлен ответил, что он человек слишком незначительный, чтобы ввести ее в дом к Марату, и что, в конце концов, ей не нужно никакого посредника: как ни занят Марат, он все таки, вопреки тому, что говорят, доступен любому гражданину. |
| Et Gamelin ajouta : | И Гамлен прибавил: |
| -il vous recevra, citoyenne, si vous êtes malheureuse : car son grand coeur le rend accessible à l'infortune et pitoyable à toutes les souffrances. | - Он примет вас, гражданка, если вы несчастны, ибо у него великое сердце, отзывчивое на страдания и жалостливое к скорбящим. |
| Il vous recevra si vous avez quelque révélation à lui faire intéressant le salut public : il a voué ses jours à démasquer les traîtres. | Он примет вас, если вы намерены сделать ему какое нибудь сообщение, касающееся общественного блага: он посвятил себя делу разоблачения изменников. |
| La citoyenne Rochemaure répondit qu'elle serait heureuse de saluer en Marat un citoyen illustre, qui avait rendu de grands services au pays, qui était capable d'en rendre de plus grands encore, et qu'elle souhaitait mettre ce législateur en rapport avec des hommes bien intentionnés, des philanthropes favorisés par la fortune et capables de lui fournir des moyens nouveaux de satisfaire son ardent amour de l'humanité. | Гражданка Рошмор ответила, что она была бы счастлива приветствовать в лице Марата знаменитого гражданина, оказавшего отечеству великие услуги, способного оказать еще большие, и что она хотела бы свести этого законодателя с богатыми филантропами, которые имеют благие намерения и могли бы дать ему новые средства удовлетворить его пылкую любовь к человечеству. |
| -il est désirable, ajouta-t-elle, de faire coopérer les riches à la prospérité publique. | - Желательно, - прибавила она, - привлечь богачей к деятельности на пользу общества. |
| De vrai, la citoyenne avait promis au banquier Morhardt de le faire dîner avec Marat. | На самом же деле гражданка обещала банкиру Морхардту свести его за обедом с Маратом. |
| Morhardt, Suisse comme l'ami du peuple, avait lié partie avec plusieurs députés à la convention, Julien (de Toulouse), Delaunay (d'Angers) et l'ex-capucin Chabot pour spéculer sur les actions de la compagnie des Indes. Le jeu, très simple, consistait à faire tomber ces actions à 650 livres par des motions spoliatrices, afin d'en acheter le plus grand nombre possible à ce prix et de les relever ensuite à 4 000 ou 5 000 livres par des motions rassurantes. Mais Chabot, Julien, Delaunay étaient percés à jour. On suspectait Lacroix, Fabre D'églantine et même Danton. | Швейцарец, как и Друг Народа, Морхардт вошел в соглашение с несколькими членами Конвента - Жюльеном (из Тулузы), Делоне (из Анжера) и бывшим капуцином Шабо - в целях спекуляции акциями Индийской компании. Эта крайне несложная игра сводилась к тому, чтобы путем мошеннических махинаций заставить упасть акции до шестисот пятидесяти ливров и, скупив их по этой цене в возможно большем количестве, успокоительными мероприятиями вздуть затем цену до четырех - пяти тысяч. Но Шабо, Жюльен, Делоне были окончательно скомпрометированы. Лакруа, Фабр д'Эглантин и даже Дантон находились под подозрением. |
| L'homme de l'agio, le baron De Batz, cherchait de nouveaux complices à la convention et conseillait au banquier Morhardt de voir Marat. | Главный биржевой воротила барон де Батц искал в Конвенте новых сообщников и советовал банкиру Морхардту познакомиться с Маратом. |
| Cette pensée des agioteurs contre-révolutionnaires n'était pas aussi étrange qu'elle semblait tout d'abord. Toujours ces gens-là s'efforçaient de se liguer avec les puissances du jour, et, par sa popularité, par sa plume, par son caractère, Marat était une puissance formidable. Les girondins sombraient ; les dantonistes, battus par la tempête, ne gouvernaient plus. Robespierre, l'idole du peuple, était d'une probité jalouse, soupçonneux et ne se laissait point approcher. Il importait de circonvenir Marat, de s'assurer sa bienveillance pour le jour où il serait dictateur, et tout présageait qu'il le deviendrait : sa popularité, son ambition, son empressement à recommander les grands moyens. Et peut-être, après tout, que Marat rétablirait l'ordre, les finances, la prospérité. Plusieurs fois il s'était élevé contre les énergumènes qui renchérissaient sur lui de patriotisme ; depuis quelque temps, il dénonçait les démagogues presque autant que les modérés. Après avoir excité le peuple à pendre les accapareurs dans leur boutique pillée, il exhortait les citoyens au calme et à la prudence ; il devenait un homme de gouvernement. | Мысль контрреволюционной шайки спекулянтов была не так неправдоподобна, как это казалось с первого взгляда. Эти люди всегда старались завязать сношения с теми, кто в данный момент стоял у власти, а Марат, благодаря своей популярности, перу, характеру являлся огромной силой. Дни жирондистов были сочтены: дантонисты, сраженные бурей, выпустили из рук кормило правления. Народный кумир, Робеспьер, был неподкупно честен, подозрителен и недоступен. Поэтому необходимо было обойти Марата, заручиться его благосклонностью в ожидании того дня, когда он станет диктатором; а все говорило за то, что он им станет: его популярность, его честолюбие, его склонность к решительным мерам. В конце концов, не было ничего невозможного в том, что Марат восстановит порядок, финансы, благосостояние. Уже не раз ополчался он против фанатиков, пытавшихся превзойти его своим патриотизмом; с некоторого времени он изобличал демагогов почти так же, как умеренных. После того, как он убеждал народ вешать спекулянтов, разграбив их лавки, теперь он призывал граждан к спокойствию и благоразумию: он становился государственным мужем. |
| Malgré certains bruits qu'on semait sur lui comme sur tous les autres hommes de la révolution, ces écumeurs d'or ne le croyaient pas corruptible, mais ils le savaient vaniteux et crédule : ils espéraient le gagner par des flatteries et surtout par une familiarité condescendante, qu'ils croyaient de leur part la plus séduisante des flatteries. Ils comptaient, grâce à lui, souffler le froid et le chaud sur toutes les valeurs qu'ils voudraient acheter et revendre, et le pousser à servir leurs intérêts en croyant n'agir que dans l'intérêt public. | Несмотря на слухи, распространяемые о нем, как и о прочих деятелях революции, эти хищники не сомневались в его неподкупности; но они знали, что он тщеславен и легковерен, и надеялись обойти его лестью и в особенности снисходительно фамильярным обращением, которое, по их мнению, было приятней всякой лести. Они рассчитывали при его содействии играть на повышении и понижении всех ценностей, которые они пожелали бы купить или продать, и полагали, что он будет служить их интересам, воображая, будто работает лишь на благо общества. |
| Grande appareilleuse, bien qu'elle fût encore dans l'âge des amours, la citoyenne Rochemaure s'était donné la mission de réunir le législateur journaliste au banquier et sa folle imagination lui représentait l'homme des caves, aux mains encore rougies du sang de septembre, engagé dans le parti des financiers dont elle était l'agent, jeté par sa sensibilité même et sa candeur en plein agio, dans ce monde, qu'elle chérissait, d'accapareurs, de fournisseurs, d'émissaires de l'étranger, de croupiers et de femmes galantes. | Сводня по призванию, хотя она еще не достигла того возраста, когда женщина отказывается от любви, гражданка Рошмор задалась целью свести законодателя журналиста с банкиром, и ее безумная фантазия рисовала ей революционера, с руками, еще обагренными кровью сентябрьских жертв, участником шайки финансистов, агентом которых она состояла; она уже ясно представляла себе его втянутым, в силу свойственной ему чувствительности и доверчивости, в самый центр биржевых спекуляций, в круг людей, которых она так любила, - в мир скупщиков, поставщиков, заграничных эмиссаров, крупье, светских Цирцей. |
| Elle insista pour que le citoyen Gamelin la conduisît chez l'ami du peuple, qui habitait non loin, dans la rue des cordeliers, près de l'église. | Она настаивала на том, чтобы Гамлен повел ее к Другу Народа, живущему неподалеку, на улице Кордельеров, близ церкви. |
| Après avoir fait un peu de résistance, le peintre céda au voeu de la citoyenne. | После некоторого сопротивления художник уступил желанию гражданки. |
| Le dragon Henry, invité à se joindre à eux, refusa, alléguant qu'il entendait garder sa liberté, même à l'égard du citoyen Marat, qui, sans doute, avait rendu des services à la république, mais maintenant faiblissait : n'avait-il pas, dans sa feuille, conseillé la résignation au peuple de Paris ? | Драгун Анри, которому они предложили присоединиться к ним, отказался, ссылаясь на то, что он хочет сохранить свободу даже по отношению к гражданину Марату, оказавшему, бесспорно, услуги республике, но в последнее время обнаружившему некоторые признаки слабости: разве не он в своей газете советовал парижскому населению мириться с выпадающими ему на долю тяготами? |
| Et le jeune Henry, d'une voix mélodieuse, avec de longs soupirs, déplora la république trahie par ceux en qui elle avait mis son espoir : Danton repoussant l'idée d'un impôt sur les riches, Robespierre s'opposant à la permanence des sections, Marat dont les conseils pusillanimes brisaient l'élan des citoyens. | И Анри мелодичным голосом, перемежая свою речь глубокими вздохами, оплакивал республику, преданную теми, на кого она возложила все свои упования: Робеспьером, восстающим против несменяемости секций; Маратом, чьи малодушные советы угашают пыл граждан. |
| -oh ! S'écria-t-il, que ces hommes paraissent faibles auprès de Leclerc et de Jacques Roux ! ... | - Ах, - воскликнул он, - какими слабыми кажутся эти люди по сравнению с Леклерком и Жаком Ру!.. |
| Roux ! Leclerc ! Vous êtes les vrais amis du peuple ! | Ру: Леклерк! Вы - истинные друзья народа! |
| Gamelin n'entendit point ces propos, qui l'eussent indigné : il était allé dans la pièce voisine passer son habit bleu. | Гамлен не слышал этих речей, которые, несомненно, возмутили бы его: он вышел в соседнюю комнату, чтобы переодеться в голубей фрак. |
| -vous pouvez être fière de votre fils, dit la citoyenne Rochemaure à la citoyenne Gamelin. Il est grand par le talent et par le caractère. | - Вы можете гордиться сыном, - сказала гражданка Рошмор гражданке Гамлен. - Он так талантлив и так благороден! |
| La citoyenne veuve Gamelin donna, en réponse, un bon témoignage de son fils, sans toutefois s'enorgueillir de lui devant une dame de haut parage, car elle avait appris dans son enfance que le premier devoir des petits est l'humilité envers les grands. Elle était encline à se plaindre, n'en ayant que trop sujet et trouvant dans ses plaintes un soulagement à ses peines. Elle révélait abondamment ses maux à ceux qu'elle croyait capables de les soulager, et Madame De Rochemaure lui semblait de ceux-là. Aussi, mettant à profit l'instant favorable, elle conta tout d'une haleine la détresse de la mère et du fils, qui tous deux mouraient de faim. On ne vendait plus de tableaux : la révolution avait tué le commerce comme avec un couteau. Les vivres étaient rares et hors de prix... | Вдова Гамлен подтвердила достоинства своего сына, однако сделала это нисколько не кичась перед дамой знатного происхождения, так как ей с детства внушали, что смирение перед сильными мира сего - первейшая обязанность бедных людей. Имея немало поводов быть недовольной своей судьбой, она всегда была склонна жаловаться на нее, и эти жалобы приносили ей некоторое облегчение. Она охотно делилась своим горем со всяким, кого считала в состоянии помочь ей, и госпожа Рошмор произвела на нее впечатление именно такой особы. Воспользовавшись благоприятным моментом, она одним духом рассказала о нужде, в которой находились они с сыном, чуть не помирая с голоду. Картин никто не покупал: революция, как ножом, подрезала торговлю. Съестных припасов мало, и они недоступны. |
| et la bonne dame expédiait ses lamentations avec toute la volubilité de ses lèvres molles et de sa langue épaisse, afin de les avoir dépêchées toutes quand reparaîtrait son fils dont la fierté n'eût point approuvé de telles plaintes. Elle s'efforçait d'émouvoir dans le moins de temps possible une dame qu'elle jugeait riche et répandue, et de l'intéresser au sort de son enfant. Et elle sentait que la beauté d'évariste conspirait avec elle pour attendrir une femme bien née. | И старушка со всей быстротой, на какую только были способны ее дряблые губы и неповоротливый язык, торопилась выложить все, что могла, до появления Эвариста, который из гордости не одобрил бы этих сетований. Она старалась поскорее разжалобить и заинтересовать участью сына даму, которую считала богатой и влиятельной. И она сознавала, что красота Эвариста поможет ей растрогать знатную посетительницу. |
| En effet, la citoyenne Rochemaure montra de la sensibilité : elle s'émut à l'idée des souffrances d'évariste et de sa mère et rechercha les moyens de les adoucir. Elle ferait acheter les ouvrages du peintre par des hommes riches de ses amis. | Действительно, гражданка Рошмор не осталась нечувствительной: она растрогалась примысли о страданиях Эвариста и его матери и призадумалась над тем, каким образом можно им помочь. Она заставит своих друзей, богатых людей, покупать картины художника! |
| -car, dit-elle en souriant, il y a encore de l'argent en France, mais il se cache. | - Есть еще деньги во Франции, - сказала она, улыбаясь, - только их не держат на виду. |
| Mieux encore : puisque l'art était perdu, elle procurerait à évariste un emploi chez Morhardt ou chez les frères Perregaux, ou une place de commis chez un fournisseur aux armées. | Или нет, еще лучше: раз искусство погибло, она устроит Эвариста на службу к Морхардту, либо к братьям Перрего, либо определит его в качестве доверенного лица к какому нибудь военному поставщику. |
| Puis elle songea que ce n'était pas cela qu'il fallait à un homme de ce caractère ; et, après un moment de réflexion, elle fit signe qu'elle avait trouvé : | Но потом она решила, что для человека с таким характером это - неподходящее дело. После минутного размышления она радостно всплеснула руками: |
| -il reste à nommer plusieurs jurés au tribunal révolutionnaire. Juré, magistrat, voilà ce qui convient à votre fils. Je suis en relation avec les membres du comité de salut public ; je connais Robespierre l'aîné ; son frère soupe très souvent chez moi. Je leur parlerai. | - Остается назначить еще нескольких присяжных заседателей в Революционный трибунал. Присяжный, судья - вот кем должен быть ваш сын! Я знакома с членами Комитета общественного спасения; я знаю Робеспьера старшего; его брат часто ужинает у меня. Я переговорю с ними. |
| Je ferai parler à Montané, à Dumas, à Fouquer. | Я попрошу кого следует переговорить с Монтане, с Дюма, с Фукье. |
| La citoyenne Gamelin, émue et reconnaissante, mit un doigt sur sa bouche : évariste rentrait dans l'atelier. | Гражданка Гамлен, взволнованная, преисполненная благодарности, приложила палец ко рту: в мастерскую входил Эварист. |
| Il descendit avec la citoyenne Rochemaure l'escalier sombre, dont les degrés de bois et de carreaux étaient recouverts d'une crasse antique. | Вместе с гражданкой Рошмор он спустился по темной лестнице, деревянные ступени которой, выложенные изразцами, были покрыты слоем давнишней грязи. |
| Sur le pont-neuf, où le soleil, déjà bas, allongeait l'ombre du piédestal qui avait porté le cheval de bronze et que pavoisaient maintenant les couleurs de la nation, une foule d'hommes et de femmes du peuple écoutaient, par petits groupes, des citoyens qui parlaient à vois basse. La foule, consternée, gardait un silence coupé par intervalles de gémissements et de cris de colère. Beaucoup s'en allaient d'un pas rapide vers la rue de Thionville, ci-devant rue dauphine ; Gamelin, s'étant glissé dans un de ces groupes, entendit que Marat venait d'être assassiné. | На Новом мосту, где солнце, уже клонившееся к закату, удлиняло тень от пьедестала, на котором некогда красовался бронзовый конь и который теперь был расцвечен национальными флагами, группы мужчин и женщин из простонародья прислушивались к речам отдельных граждан, говоривших шепотом. Толпа, подавленная, хранила молчание, порою прерывая его стонами и гневными возгласами. Многие поспешным шагом направлялись на Тионвилльскую улицу, бывшую улицу Дофина. Гамлен, подойдя к одной из кучек, узнал, что только что убили Марата. |
| Peu à peu la nouvelle se confirmait et se précisait : il avait été assassiné dans sa baignoire, par une femme venue exprès de Caen pour commettre ce crime. | Мало помалу известие подтвердилось; сообщали подробности: его заколола в ванне женщина, прибывшая нарочно из Кана, чтобы совершить это преступление. |
| Certains croyaient qu'elle s'était enfuie ; mais la plupart disaient qu'elle avait été arrêtée. | Некоторые предполагали, что она спаслась бегством, но большинство утверждало, что ее задержали. |
| Ils étaient là, tous, comme un troupeau sans berger. | Они толклись, как стадо, покинутое пастухом. |
| Ils songeaient : " Marat, sensible, humain, bienfaisant, Marat n'est plus là pour nous guider, lui qui ne s'est jamais trompé, qui devinait tout, qui osait tout révéler ! ... | "Нет уже Марата, - думали они, - чувствительного, отзывчивого, доброго Марата, руководившего нами, никогда не ошибавшегося, угадывавшего все, смело разоблачавшего все козни!.. |
| que faire, que devenir ? Nous avons perdu notre conseiller, notre défenseur, notre ami. " ils savaient d'où venait le coup, et qui avait dirigé le bras de cette femme. Ils gémissaient : | Как быть, что делать? Мы потеряли нашего советчика, нашего защитника, нашего друга". Они знали, откуда нанесен удар и кто направил руку этой женщины. |
| -Marat a été frappé par les mains criminelles qui veulent nous exterminer. Sa mort est le signal de l'égorgement de tous les patriotes. | - Марат, - тяжко вздыхали они, - убит теми же преступными руками, которые хотят и нас уничтожить. Его смерть - сигнал к поголовному истреблению всех патриотов. |
| On rapportait diversement les circonstances de cette mort tragique et les dernières paroles de la victime ; on faisait des questions sur l'assassin, dont on savait seulement que c'était une jeune femme envoyée par les traîtres fédéralistes. | По разному передавали подробности этой трагической смерти и последние слова жертвы; расспрашивали об убийце, о которой было известно только то, что это молодая женщина, подосланная изменниками федералистами. |
| Montrant les ongles et les dents, les citoyennes vouaient la criminelle au supplice et, trouvant la guillotine trop douce, réclamaient pour ce monstre le fouet, la roue, l'écartèlement, et imaginaient des tortures nouvelles. | Гражданки в исступлении настаивали на немедленной казни преступницы и, находя смерть на гильотине слишком легкой, требовали для этого изверга бича, колесования, четвертования, изобретали новые пытки. |
| Des gardes nationaux en armes traînaient à la section un homme à l'air résolu. Ses vêtements étaient en lambeaux ; des filets de sang coulaient sur sa face pâle. On l'avait surpris disant que Marat avait mérité son sort en provoquant sans cesse au pillage et au meurtre. Et ç'avait été à grand'peine que les miliciens l'avaient soustrait à la fureur populaire. | Национальные гвардейцы, с шашками наголо, волокли в секцию какого то человека с решительным выражением лица. Одежда на нем висела клочьями; кровь тонкими струйками стекала по бледным щекам. |
| On le désignait du doigt comme un complice de l'assassin, et des menaces de mort s'élevaient sur son passage. | Его схватили в ту минуту, когда он говорил, что Марат заслужил свою участь, так как сам постоянно призывал к грабежам и убийствам. И с большим трудом страже удалось укрыть его от ярости толпы. На него указывали пальцем, как на сообщника убийцы, ему угрожали смертью. |
| Gamelin restait stupide de douleur. De maigres larmes séchaient dans ses yeux ardents. à sa douleur filiale se mêlaient une sollicitude patriotique et une piété populaire qui le déchiraient. | Гамлен оцепенел от скорби. Скудные слезы сохли у него на воспаленных глазах. К сыновнему горю примешивались патриотическая тревога и любовь к народу, раздиравшие ему сердце. |
| Il songeait : " après Le Peltier, après Bourdon, Marat ! ... | "После Ле Пельтье, - думал он, - после Бурдона - Марат!.. |
| je reconnais le sort des patriotes : massacrés au Champ De Mars, à Nancy, à Paris, ils périront tous. " et il songeait au traître Wimpfen qui naguère encore, à la tête d'une horde de soixante mille royalistes, marchait sur Paris, et qui, s'il n'avait été arrêté à Vernon par les braves patriotes, eût mis à feu et à sang la ville héroique et condamnée. | Вот он, жребий патриотов: перебиты на Марсовом поле, в Нанси, в Париже; погибнут все". И мысль его обращалась к изменнику Вимпфену, который еще недавно во главе шестидесятитысячной орды роялистов шел на Париж, и, если бы под Верноном ему не преградили дорогу доблестные патриоты, он предал бы огню и мечу героический, многострадальный город. |
| Et combien de périls encore, combien de projets criminels, combien de trahisons, que la sagesse et la vigilance de Marat pouvaient seules connaître et déjouer ! Qui saurait après lui dénoncer Custine oisif dans le camp de César et refusant de débloquer Valenciennes, Biron inactif dans la Basse-vendée, laissant prendre Saumur et assiéger Nantes, Dillon trahissant la patrie dans l'Argonne ? ... | А сколько еще впереди опасностей, сколько преступных замыслов, сколько измен, которые могла бы предугадать и раскрыть только мудрость и бдительность Марата! Кто, кроме него, смог бы изобличить Кюстина, бездействующего в лагере Цезаря и отбивающегося освободить от блокады Валансьен? Бипона ничего не предпринимающего в Нижней Ванде, допускающего взятие Сомюра и Нанта? Дилпона предающего родину в Аргоннах?.. |
| cependant, autour de lui, de moment en moment, grandissait la clameur sinistre : | Вокруг него с каждой минутой усиливались зловещие вопли: |
| -Marat est mort ; les aristocrates l'ont tué ! | - Марата нет в живых! Его убили аристократы! |
| Comme, le coeur gros de douleur, de haine et d'amour, il s'en allait rendre un hommage funèbre au martyr de la liberté, une vieille paysanne qui portait la coiffe limousine s'approcha de lui et lui demanda si ce Monsieur Marat, qui avait été assassiné, n'était pas monsieur le curé Mara, de Saint-pierre-de-Queyroix. | Когда, исполненный скорби, ненависти и любви, он направлялся отдать последний долг мученику свободы, старуха крестьянка в шерстяном чепце подошла к нему и спросила, какого это господина Марата убили: не священника ли из Сен Пьер де Керуа? |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая