| Французский | Русский |
| La Seine charriait les glaces de nivôse. Les bassins des Tuileries, les ruisseaux, les fontaines étaient gelés. Le vent du nord soulevait dans les rues des ondes de frimas. Les chevaux expiraient par les naseaux une vapeur blanche ; les citadins regardaient en passant le thermomètre à la porte des opticiens. | На Сене уже показался первый лед нивоза. Бассейны Тюильри, ручейки, фонтаны замерзли. Северный ветер поднимал на улицах облака снежной пыли. У лошадей шел из ноздрей белый пар. Горожане, проходя мимо лавок оптиков, взглядывали на термометр. |
| Un commis essuyait la buée sur les vitres de l'amour peintre et les curieux jetaient un regard sur les estampes à la mode : Robespierre pressant au-dessus d'une coupe un coeur comme un citron, pour en boire le sang, et de grandes pièces allégoriques telles que la tigrocratie de Robespierre ce n'était qu'hydres, serpents, monstres affreux déchaînés sur la France par le tyran. Et l'on voyait encore : l'horrible conspiration de Robespierre, l'arrestation de Robespierre, la mort de Robespierre. | Приказчик протирал заиндевелые окна "Амура Художника", и любопытные останавливались поглазеть на модные эстампы: на Робеспьера, выжимающего над чашей человеческое сердце, словно лимон, чтобы напиться крови, и на большие аллегорические картины, вроде "Тигрократии Робеспьера", представлявшей сплошное нагромождение гидр, змей, страшных чудовищ, которых тиран спустил на Францию. Тут же были выставлены: "Ужасный заговор Робеспьера", "Арест Робеспьера", "Смерть Робеспьера". |
| ce jour-là, après le dîner de midi, Philippe Desmahis entra, son carton sous le bras, à l'amour peintre et apporta au citoyen Jean Blaise une planche qu'il venait de graver au pointillé, le suicide de Robespierre. le burin picaresque du graveur avait fait Robespierre aussi hideux que possible. Le peuple français n'était pas encore saoul de tous ces monuments qui consacraient l'opprobre et l'horreur de cet homme chargé de tous les crimes de la révolution. Pourtant le marchand d'estampes, qui connaissait le public, avertit Desmahis qu'il lui donnerait désormais des sujets militaires à graver. | В этот день, после обеда, Филипп Демаи с папкой под мышкой вошел в лавку Жана Блеза. Он принес ему доску, на которой выгравировал пунктиром "Самоубийство Робеспьера". Язвительно насмешливый резец гравера изобразил Робеспьера настолько отвратительным, насколько это было возможно. Французский народ еще не успел упиться подобными произведениями, пытавшимися увековечить чудовищные и позорные деяния человека, которого теперь винили во всех преступлениях революции. Однако торговец эстампами, знавший публику, предупредил Демаи, что отныне он будет заказывать ему только военные сюжеты. |
| -il va nous falloir des victoires et conquêtes, des sabres, des panaches, des généraux. Nous sommes partis pour la gloire. Je sens cela en moi ; mon coeur bat au récit des exploits de nos vaillantes armées. Et quand j'éprouve un sentiment, il est rare que tout le monde ne l'éprouve pas en même temps. | - Нам понадобятся победы и завоевания, сабли, султаны, генералы. Мы вступили на путь славы. Я это чувствую по себе: сердце у меня усиленно бьется при рассказах о подвигах наших доблестных армий. А когда я испытываю какое нибудь чувство, редко бывает, чтобы все не испытывали его одновременно со мной. |
| Ce qu'il nous faut, ce sont des guerriers et des femmes, Mars et Vénus. | Воины и женщины, Марс и Венера - вот что нам нужно. |
| -citoyen Blaise, j'ai encore chez moi deux ou trois dessins de Gamelin, que vous m'avez donnés à graver. Est-ce pressé ? | - Гражданин Блез, у меня остались еще два - три рисунка Гамлена, которые вы дали мне гравировать. Надо ли с этим поторопиться? |
| -nullement. | - Совершенно незачем. |
| -à propos de Gamelin : hier, en passant sur le boulevard du temple, j'ai vu chez un brocanteur, qui a son échoppe vis-à-vis la maison De Beaumarchais, toutes les toiles de ce malheureux. Il y avait là son Oreste et électre. la tête de l'Oreste, qui ressemble à Gamelin, est vraiment belle, je vous assure... | - Кстати о Гамлене: вчера, проходя по бульвару Тампль, я видел у одного старьевщика, лавка которого помещается как раз напротив дома Бомарше, все полотна этого несчастного, в том числе его "Ореста и Электру". |
| la tête et le bras sont superbes... le brocanteur m'a dit qu'il n'était pas embarrassé de vendre ces toiles à des artistes qui peindront dessus... ce pauvre Gamelin ! Il aurait eu peut-être un talent de premier ordre, s'il n'avait pas fait de politique. | Голова Ореста, похожая на Гамлена, прекрасна, уверяю вас: голова и плечо великолепны: Старьевщик мне сказал, что он продает эти холсты художникам, которые заново будут писать на них свои картины: Бедняга Гамлен! Из него, быть может, выработался бы первоклассный живописец, не займись он политикой. |
| -il avait l'âme d'un criminel ! Répliqua le citoyen Blaise. Je l'ai démasqué, à cette place même, alors que ses instincts sanguinaires étaient encore contenus. Il ne me l'a jamais pardonné... ah ! C'était une belle canaille. | - У него была душа преступника! - возразил гражданин Блез. - Я вывел его на чистую воду вот на этом самом месте, еще в ту пору, когда он не давал воли своим кровожадным инстинктам. Этого он никогда не мог мне простить: О, это был редкий мерзавец! |
| -le pauvre garçon ! Il était sincère. Ce sont les fanatiques qui l'ont perdu. | - Бедняга! Он был искренен. Его погубили фанатики. |
| -vous ne le défendez pas, je pense, Desmahis ! ... il n'est pas défendable. | - Надеюсь, вы не станете оправдывать его, Демаи?.. Ему нет оправдания. |
| -non, citoyen Blaise, il n'est pas défendable. | - Да, гражданин Блез, ему нет оправдания. Гражданин Блез похлопал красавца Демаи по плечу. |
| Et le citoyen Blaise, tapant sur l'épaule du beau Desmahis : -les temps sont changés. On peut vous appeler " Barbaroux, " maintenant que la convention rappelle les proscrits... j'y songe : Desmahis, gravez-moi donc un portrait de Charlotte Corday. | - Времена изменились. Теперь, когда Конвент зовет изгнанников обратно, вас можно называть "Барбару": Знаете, Демаи, что мне пришло в голову? Выгравируйте ка портрет Шарлотты Корде. |
| Une femme grande et belle, brune, enveloppée de fourrures, entra dans le magasin et fit au citoyen Blaise un petit salut intime et discret. C'était Julie Gamelin ; mais elle ne portait plus ce nom déshonoré : elle se faisait appeler " la citoyenne veuve Chassagne " et était habillée, sous son manteau, d'une tunique rouge, en l'honneur des chemises rouges de la terreur. | В лавку вошла закутанная в меха высокая, красивая брюнетка и по приятельски кивнула гражданину Блезу головой. Это была Жюли Гамлен; но она уже не носила этой обесчещенной фамилии, она называла себя вдовой Шассань, и под шубкой на ней была надета красная туника в честь красных рубашек эпохи террора. |
| Julie avait d'abord senti de l'éloignement pour l'amante d'évariste : tout ce qui avait touché à son frère lui était odieux. Mais la citoyenne Blaise, après la mort d'évariste, avait recueilli la malheureuse mère dans les combles de la maison de l'amour peintre. | Сначала Жюли испытывала недобрые чувства к любовнице Эвариста: все, что имело какое либо отношение к брату, было ей ненавистно. Но гражданка Блез после смерти Эвариста приютила его несчастную мать в каморке под самой крышей "Амура Художника". |
| Julie s'y était aussi réfugiée ; puis elle avait retrouvé une place dans la maison de modes de la rue des Lombards. Ses cheveux courts, " à la victime, " son air aristocratique, son deuil lui attiraient les sympathies de la jeunesse dorée. Jean Blaise, que Rose Thévenin avait à demi quitté, lui offrit des hommages qu'elle accepta. Cependant Julie aimait à porter, comme aux jours tragiques, des vêtements d'homme : elle s'était fait faire un bel habit de muscadin et allait souvent, un énorme bâton à la main, souper dans quelque cabaret de Sèvres ou de Meudon avec une demoiselle de modes. Inconsolable de la mort du jeune ci-devant dont elle portait le nom, cette mâle Julie ne trouvait de réconfort à sa tristesse que dans sa fureur, et, quand elle rencontrait des jacobins, elle ameutait contre eux les passants en poussant des cris de mort. Il lui restait peu de temps à donner à sa mère qui, seule dans sa chambre, disait toute la journée son chapelet, trop accablée de la fin tragique de son fils pour en sentir de la douleur. Rose était devenue la compagne assidue d'élodie, qui décidément s'accordait avec ses belles-mères. | Жюли на первых порах тоже нашла там убежище, затем она получила место в модной лавке на Ломбардской улице. Коротко остриженные в стиле "жертвы гильотины" волосы, аристократическая внешность, траур привлекали к ней симпатии золотой молодежи. Жан Блез, которого Роза Тевенен бросила почти совсем, стал проявлять к ней усиленное внимание, и она не отказывалась от его ухаживаний. Как в прежние трагические дни, Жюли любила одеваться в мужской костюм; она заказала себе щегольской фрак и часто отправлялась с огромной тростью в руке в Севр или в Медон поужинать там со знакомой модисткой в каком нибудь кабачке. Мужественная Жюли все еще не могла утешиться после смерти молодого дворянина, чье имя она носила, и только в ярости находила некоторое облегчение своей скорби: встречая якобинцев, она натравливала на них прохожих, настаивая на расправе с ними. Матери она уделяла мало времени, и та, одна в своей каморке, по целым дням перебирала четки: трагическая гибель сына до того потрясла ее, что она даже не чувствовала горя. Роза также стала близкой подругой Элоди, которая обладала способностью отлично уживаться со своими "мачехами". |
| -où est élodie ? Demanda la citoyenne Chassagne. | - Где Элоди? - спросила гражданка Шассань. |
| Jean Blaise fit signe qu'il ne le savait pas. Il ne le savait jamais : il en faisait une ligne de conduite. | Жан Блез отрицательно покачал головой. Он никогда не знал, где его дочь: это было правилом, которого он твердо держался. |
| Julie venait la prendre pour aller voir, en sa compagnie, la Thévenin à Monceaux, où la comédienne habitait une petite maison avec un jardin anglais. | Жюли зашла за ней, чтобы вместе отправиться к Розе Тевенен, в Монсо, где у актрисы был маленький домик с английским садом. |
| à la conciergerie, la Thévenin avait connu un gros fournisseur des armées, le citoyen Montfort. Sortie la première, à la sollicitation de Jean Blaise, elle obtint l'élargissement du citoyen Montfort, qui, sitôt libre, fournit des vivres aux troupes et spécula sur les terrains du quartier de la pépinière. Les architectes Ledoux, Olivier et Wailly y construisaient de jolies maisons, et le terrain y avait, en trois mois, triplé de valeur. Montfort était, depuis la prison du Luxembourg, l'amant de La Thévenin : il lui donna un petit hôtel situé près de Tivoli et de la rue du rocher, qui valait fort cher et ne lui coûtait rien, la vente des lots voisins l'ayant déjà plusieurs fois remboursé. | В Консьержери Роза Тевенен познакомилась с гражданином Монфором, занимавшимся крупными поставками на армию. Когда ее благодаря хлопотам Жана Блеза выпустили на свободу, она добилась освобождения гражданина Монфора, и тот сейчас же по выходе из тюрьмы занялся поставками провианта в воинские части, а также стал скупать земельные участки в квартале, Пепиньер. Архитекторы Леду, Оливье и Вайи настроили там целый ряд хорошеньких домиков, и в каких нибудь три месяца цена земли поднялась втрое. Монфор со времени совместного заключения в Люксембурге был любовником Розы Тевенен: он подарил ей маленький особняк близ Тиволи, на улице Роше. |
| Jean Blaise était galant homme ; il pensait qu'il faut souffrir ce qu'on ne peut empêcher : il abandonna La Thévenin à Montfort sans se brouiller avec elle. | Особняк этот стоил больших денег, но Монфору, можно сказать, достался даром, так как продажа соседних участков с излишком покрыла все расходы. Жан Блез был человек воспитанный: он полагал, что надо мириться с тем, чему мы не в силах воспрепятствовать: он уступил Розу Тевенен Монфору без ссоры. |
| élodie, peu de temps après l'arrivée de Julie à l'amour peintre, descendit toute parée au magasin. Sous son manteau, malgré la rigueur de la saison, elle était nue dans sa robe blanche ; son visage avait pâli, sa taille s'était amincie, ses regards coulaient alanguis et toute sa personne respirait la volupté. | Вскоре после прихода Жюли в лавку спустилась нарядно разодетая Элоди. Несмотря на мороз, на ней под шубкой было надето открытое платье из белой ткани; лицо ее побледнело, талия стала тоньше, глаза светились томностью, и все ее существо дышало сладострастием. |
| Les deux femmes allèrent chez la Thévenin qui les attendait. Desmahis les accompagna : l'actrice le consultait pour la décoration de son hôtel et il aimait élodie qui était à ce moment plus qu'à demi résolue à ne pas le laisser souffrir davantage. | Обе женщины отправились к Розе Тевенен, которая ждала их. Демаи поехал с ними: актриса, обставляя свой особняк, пользовалась его советами, а он любил Элоди, которая уже почти решилась избавить его от дальнейших мук ожидания. |
| Quand les deux femmes passèrent près de Monceaux, où étaient enfouis sous un lit de chaux les suppliciés de la place de la révolution : | Когда они проезжали мимо Монсо, где под слоем извести были зарыты казненные на площади Революции, Жюли заметила: |
| -c'est bon pendant les froids, dit Julie ; mais, au printemps, les exhalaisons de cette terre empoisonneront la moitié de la ville. | - Пока стоят холода, это еще ничего; но весной трупный запах отравит половину города. |
| La Thévenin reçut ses deux amies dans un salon antique dont les canapés et les fauteuils étaient dessinés par David. Des bas-reliefs romains, copiés en camaieu, régnaient sur les murs, au-dessus de statues, de bustes et de candélabres peints en bronze. Elle portait une perruque bouclée, d'un blond de paille. Les perruques, à cette époque, faisaient fureur : on en mettait six ou douze ou dix-huit dans les corbeilles de mariage. Une robe " à la cyprienne " enfermait son corps comme un fourreau. | Роза Тевенен приняла подруг в гостиной, выдержанной в античном стиле; все диваны и кресла были исполнены по рисункам Давида. По стенам, над статуями, над бюстами, над канделябрами, раскрашенными под бронзу, висели одноцветные копии с римских барельефов. Актриса носила белокурый, цвета соломы, парик в буклях. По парикам в ту эпоху сходили с ума: их клали по шести, по двенадцати, по восемнадцати штук в свадебные корзины. Платье в "жипридином" стиле, узкое, как чехол, облегало ее тело. |
| S'étant jeté un manteau sur les épaules, elle mena ses amies et le graveur dans le jardin, que Ledoux lui dessinait et qui n'était encore qu'un chaos d'arbres nus et de plâtras. Elle y montrait toutefois la grotte de Fingal, une chapelle gothique avec une cloche, un temple, un torrent. | Накинув на плечи манто, она повела обеих приятельниц и гравера в сад, который разбивали по плану Леду, но в котором пока были свалены голые деревья и груды щебня. Тем не менее она показала им Фингалов грот, готическую часовню с колоколом, храм, поток. |
| -là, dit-elle, en désignant un bouquet de sapins, je voudrais élever un cénotaphe à la mémoire de cet infortuné Brotteaux Des Ilettes. Je ne lui étais pas indifférente. Il était aimable. Les monstres l'ont égorgé : je l'ai pleuré. Desmahis, vous me dessinerez une urne sur une colonne. | - Здесь, - вздохнула она, подведя гостей к группе елей, - я хотела бы воздвигнуть кенотаф в память несчастного Бротто дез Илетта. Я была к нему не совсем равнодушна. Это был очаровательный человек. Изверги убили его: я пролила немало слез. Демаи, вы нарисуете мне урну на колонне. |
| Et elle ajouta presque aussitôt : | И почти сейчас же вслед за тем прибавила: |
| -c'est désolant... je voulais donner un bal cette semaine, mais tous les joueurs de violons sont retenus trois semaines à l'avance. On danse tous les soirs chez la citoyenne Tallien. | - Ужасно: я хотела дать бал на этой неделе, но все скрипачи приглашены за три недели вперед. У гражданки Тальен танцуют каждый вечер. |
| Après le dîner, la voiture de la Thévenin conduisit les trois amies et Desmahis au théâtre feydeau. | После обеда коляска Розы Тевенен отвезла трех приятельниц и Демаи в театр Фейдо. |
| Tout ce que Paris avait d'élégant y était réuni. | Там собралось все, что было наиболее изящного в Париже: |
| Les femmes, coiffées à " l'antique " ou " à la victime, " en robes très ouvertes, pourpres ou blanches et pailletées d'or ; les hommes portant des collets noirs très hauts et leur menton disparaissant dans de vastes cravates blanches. | женщины, причесанные в стиле "античном" или в стиле "жертвы", в сильно декольтированных платьях, пурпурных или белых, усеянных золотыми блестками, мужчины в высоких черных воротниках и в широких белых галстуках, в которых утопали подбородки. |
| L'affiche annonçait Phèdre et le chien du jardinier. toute la salle réclama l'hymne cher aux muscadins et à la jeunesse dorée, le réveil du peuple. | В этот вечер ставили "Федру" и "Собаку садовника". Весь зал потребовал исполнения "Пробуждения народа" - гимна, любимого щеголями и золотой молодежью. |
| le rideau se leva et un petit homme, gros et court, parut sur la scène : c'était le célèbre Lays. | Взвился занавес, и на сцену вышел толстый, низкорослый человек: это был знаменитый Лаис. |
| Il chanta de sa belle voix de ténor : | Прекрасным тенором он спел: |
| peuple français, peuple de frères ! ... | Народ французский, все мы братья! |
| des applaudissements si formidables éclatèrent que les cristaux du lustre en tintaient. Puis on entendit quelques murmures, et la voix d'un citoyen en chapeau rond répondit, du parterre, par l'hymne des Marseillais : | Раздался такой гром рукоплесканий, что зазвенели хрустальные подвески люстры. Затем послышался невнятный ропот, и голос какого то гражданина в круглой шляпе ответил из партера "Гимном марсельцев": |
| allons, enfants de la patrie ! ... | Вперед, сыны отчизны милой! |
| cette voix fut étouffée sous les huées ; des cris retentirent : | Ему не дали кончить. Раздались свистки и крики: |
| -à bas les terroristes ! Mort aux jacobins ! | - Долой террористов! Смерть якобинцам! |
| Et Lays, rappelé, chanta une seconde fois, l'hymne des thermidoriens : | И Лаис, вызванный еще раз, снова спел гимн термидорианцев: |
| peuple français, peuple de frères ! ... | Народ французский, все мы братья! |
| dans toutes les salles de spectacle on voyait le buste de Marat élevé sur une colonne ou porté sur un socle ; au théâtre feydeau, ce buste se dressait sur un piédouche, du côté " jardin, " contre le cadre de maçonnerie qui fermait la scène. | В зрительных залах решительно всех театров на колонне или на цоколе стоял бюст Марата; в театре Фейдо этот бюст возвышался на пьедестале в одной из ниш, расположенных по обе стороны рампы. |
| Tandis que l'orchestre jouait l'ouverture de Phèdre et Hippolyte, un jeune muscadin, désignant le buste du bout de son gourdin, s'écria : | Во время исполнения оркестром увертюры из "Федры и Ипполита" какой то молодой щеголь крикнул, указывая на бюст концом трости: |
| -à bas Marat ! | - Долой Марата! |
| Toute la salle répéta : | И весь зал подхватил: |
| -à bas Marat ! à bas Marat ! | - Долой Марата! Долой Марата! |
| Et des voix éloquentes dominèrent le tumulte : | Из общего гула вырвались отдельные красноречивые возгласы: |
| -c'est une honte que ce buste soit encore debout ! | - Позор, что этот бюст еще здесь! |
| -l'infâme Marat règne partout, pour notre déshonneur ! Le nombre de ces bustes égale celui des têtes qu'il voulait couper. | - Гнусный Марат, к стыду нашему, царит еще повсюду! Количество его бюстов не меньше количества голов, которые он хотел отсечь. |
| -crapaud venimeux ! | - Ядовитая жаба! |
| -tigre ! | - Тигр! |
| -noir serpent ! | - Черная змея! |
| Soudain un spectateur élégant monte sur le rebord de sa loge, pousse le buste, le renverse. Et la tête de plâtre tombe en éclats sur les musiciens, aux applaudissements de la salle, qui, soulevée, entonne debout le réveil du peuple : | Вдруг какой то франт взбирается на выступ ложи, толкает бюст и сбрасывает его. Осколки гипса падают на головы музыкантам под рукоплескания всего зрительного зала, который подымается и стоя поет "Пробуждение народа": |
| peuple français, peuple de frères ! ... | Народ французский, все мы братья! |
| parmi les chanteurs les plus enthousiastes, élodie reconnut le joli dragon, le petit clerc de procureur, Henry, son premier amour. | Среди наиболее восторженных певцов Элоди узнала красивого драгуна Анри, прокурорского писца, свою первую любовь. |
| Après la représentation, le beau Desmahis appela un cabriolet, et reconduisit la citoyenne Blaise à l'amour peintre. | После спектакля красавец Демаи позвал кабриолет и отвез гражданку Элоди к "Амуру Художнику". |
| dans la voiture, l'artiste prit la main d'élodie entre ses mains : | В коляске молодой человек взял руку Элоди в обе руки: |
| -vous le croyez, élodie, que je vous aime ? | - Верите вы, Элоди, что я вас люблю? |
| -je le crois, puisque vous aimez toutes les femmes. | - Верю, потому что вы любите всех женщин. |
| -je les aime en vous. | - Я люблю их в вашем лице. Она улыбнулась. |
| Elle sourit : -j'assumerais une grande charge, malgré les perruques noires, blondes, rousses qui font fureur, si je me destinais à être pour vous toutes les sortes de femmes. | - Я взяла бы на себя нелегкую задачу, даже несмотря на модные теперь черные, белокурые и рыжие парики, если бы решилась заменять вам женщин всех типов. |
| -élodie, je vous jure... | - Элоди, клянусь вам: |
| -quoi ! Des serments, citoyen Desmahis ? Ou vous avez beaucoup de candeur, ou vous m'en supposez trop. | - Что? Клятвы, гражданин Демаи? Либо вы меня считаете наивной, либо вы сами слишком наивны. |
| Desmahis ne trouvait rien à répondre, et elle se félicita comme d'un triomphe de lui avoir ôté tout son esprit. | Демаи не нашелся что ответить, и она с удовольствием подумала, что он от нее без ума. |
| Au coin de la rue de la loi, ils entendirent des chants et des cris et virent des ombres s'agiter autour d'un brasier. C'était une troupe d'élégants, qui, au sortir du théâtre-français, brûlaient un mannequin représentant l'ami du peuple. | На углу улицы Закона они услыхали пение и крики; вокруг костра шевелились какие то тени. Это была куча щеголей, которые по выходе из Французского театра сжигали чучело, представлявшее Друга Народа. |
| Rue honoré, le cocher heurta de son bicorne une effigie burlesque de Marat, pendue à la lanterne. | На улице Оноре кучер задел шляпой карикатурное изображение Марата, повешенное на фонаре. |
| Le cocher, mis en joie par cette rencontre, se tourna vers les bourgeois et leur conta comment, la veille au soir, le tripier de la rue montorgueil avait barbouillé de sang la tête de Marat en disant : " c'est ce qu'il aimait, " comment des petits garçons de dix ans avaient jeté le buste à l'égout, et avec quel à-propos les citoyens avaient crié : " voilà son Panthéon ! " | Придя в веселое настроение, возница обернулся к седокам и рассказал им, как накануне продавец требухи на улице Монторгейль вымазал кровью бюст Марата, приговаривая: "Это он любил больше всего на свете"; как затем десятилетние мальчишки бросили бюст в сточную канаву и как присутствовавшие при этом граждане воскликнули: "Вот его Пантеон!" |
| cependant l'on entendait chanter chez tous les traiteurs et tous les limonadiers : peuple français, peuple de frères ! ... | Во всех ресторанах и у всех торговцев лимонадом, мимо которых они проезжали, публика пела: |
| arrivée à l'amour peintre : | Народ французский, все мы братья! |
| -adieu, fit élodie, en sautant de cabriolet. | Когда они очутились у ворот "Амура Художника", Элоди, выпрыгнув из кабриолета, сказала: |
| - Прощайте! | |
| Mais Desmahis la supplia tendrement, et fut si pressant avec tant de douceur, qu'elle n'eut pas le courage de le laisser à la porte. | Но молодой человек так нежно, так настойчиво и вместе с тем так кротко стал умолять ее, что у нее не хватило решимости захлопнуть перед ним дверь. |
| -il est tard, fit-elle ; vous ne resterez qu'un instant. | - Уже поздно, - сказала она. - Я впущу вас только на минутку. |
| Dans la chambre bleue, elle ôta son manteau et parut dans sa robe blanche à l'antique, pleine et tiède de ses formes. | В голубой спальне она сбросила шубку и осталась в белом "античном" платье, обрисовывавшем ее формы и согретом ее телом. |
| -vous avez peut-être froid, dit-elle. Je vais allumer le feu : il est tout préparé. | - Может быть, вам холодно? - спросила она. - Я разведу огонь: дрова уже приготовлены. |
| Elle battit le briquet et mit dans le foyer une allumette enflammée. | Она высекла огонь и положила горящую лучинку в камин. |
| Philippe la prit dans ses bras avec cette délicatesse qui révèle la force, et elle en ressentit une douceur étrange. Et, comme déjà elle pliait sous les baisers, elle se dégagea : | Филипп заключил Элоди в объятия с тою нежной осторожностью, которая свидетельствует о силе, и это доставило ей какое то особое удовольствие. Уже почти не сопротивляясь его поцелуям, она вдруг высвободилась из его рук. |
| -laissez-moi. | - Оставьте меня! |
| Elle se décoiffa lentement devant la glace de la cheminée ; puis elle regarda, avec mélancolie, la bague d'argent où la figure de Marat, toute usée, écrasée, ne se distinguait plus. Elle la regarda jusqu'à ce que les larmes eussent brouillé sa vue, l'ôta doucement et la jeta dans les flammes. | Стоя перед каминным зеркалом, она медленно сняла шляпу, затем взглянула с грустью на кольцо, которое носила на безыменном пальце левой руки, маленький серебряный перстенек со сплющенным, полустертым изображением Марата. Она смотрела на него, пока слезы не затуманили ей глаз, потом тихонько сняла его и кинула в огонь. |
| Alors, brillante de larmes et de sourire, belle de tendresse et d'amour, elle se jeta dans les bras de Philippe. | И лишь после этого, улыбаясь сквозь слезы, похорошев от нежности и любви, она бросилась в объятия Филиппа. |
| La nuit était avancée déjà quand la citoyenne Blaise ouvrit à son amant la porte de l'appartement et lui dit tout bas dans l'ombre : | Было уже далеко за полночь, когда гражданка Блез отперла своему любовнику дверь квартиры и шепнула ему в темноте: |
| -adieu, mon amour... c'est l'heure où mon père peut rentrer : si tu entends du bruit dans l'escalier, monte vite à l'étage supérieur et ne descends que quand il n'y aura plus de danger qu'on te voie. Pour te faire ouvrir la porte de la rue, frappe trois coups à la fenêtre de la concierge. Adieu, ma vie ! Adieu, mon âme ! | - Прощай, любовь моя! Сейчас должен вернуться отец. Если ты услышишь шаги на лестнице, быстро поднимись этажом выше и не спускайся, пока не убедишься, что всякая опасность миновала. Внизу постучи три раза в окно привратнице: она выпустит тебя на улицу. Прощай, жизнь моя! Прощай, моя душа! |
| Les derniers tisons brillaient dans l'âtre. élodie laissa retomber sur l'oreiller sa tête heureuse et lasse. | Последние угли догорели в камине. Элоди, счастливая и усталая, бессильно опустила голову на подушку. |