Краткая коллекция текстов на французском языке
Victir Hugo/Виктор Гюго
Notre Dame de Paris/Собор Парижской богоматери
IV. 'ANA(KH/IV. 'Anagkh
| France | Русский |
| Il advint que par une belle matinée de ce même mois de mars, je crois que c'était le samedi 29, jour de saint Eustache, notre jeune ami l'écolier Jehan Frollo du Moulin s'aperçut en s'habillant que ses grègues qui contenaient sa bourse ne rendaient aucun son métallique. | Однажды, в погожее утро того же марта месяца, кажется в субботу 29 числа, в день св. Евстафия, наш молодой друг, школяр Жеан Фролло Мельник, одеваясь, заметил, что карман его штанов, где лежал кошелек, не издает больше металлического звука. |
| -- Pauvre bourse ! dit-il en la tirant de son gousset, quoi ! pas le moindre petit parisis ! comme les dés, les pots de bière et Vénus t'ont cruellement éventrée ! comme te voilà vide, ridée et flasque ! Tu ressembles à la gorge d'une furie ! Je vous le demande, messer Cicero et messer Seneca, dont je vois les exemplaires tout racornis épars sur le carreau, que me sert de savoir, mieux qu'un général des monnaies ou qu'un juif du Pont-aux-Changeurs, qu'un écu d'or à la couronne vaut trente-cinq unzains de vingt-cinq sous huit deniers parisis chaque, et qu'un écu au croissant vaut trente-six unzains de vingt-six sous et six deniers tournois pièce, si je n'ai pas un misérable liard noir à risquer sur le double-six ! Oh ! consul Cicero ! ce n'est pas là une calamité dont on se tire avec des périphrases, des quemadmodum et des verum enim vero ! | -- Бедный кошелек! -- воскликнул он, вытаскивая его на свет божий. Как! Ни одного су? Здорово же тебя выпотрошили кости, пиво и Венера! Ты совсем пустой, сморщенный, дряблый! Точно грудь ведьмы! Я спрашиваю вас, государи мои, Цицерон и Сенека, произведения которых в покоробленных переплетах валяются вон там, на полу, я спрашиваю вас, какая мне польза, если я лучше любого начальника монетного двора или еврея с моста Менял знаю, что золотое экю с короной весит тридцать пять унции по двадцать шесть су и восемь парижских денье каждая, что экю с полумесяцем весит тридцать шесть унций по двадцать шесть су и шесть турских денье каждая, -- какая мне от этого польза, если у меня нет даже презренного лиара, чтобы поставить на двойную шестерку в кости? О консул Цицерон, вот бедствие, из которою не выпутаешься пространными рассуждениями и всякими quemadmodum и nerut etn vero! [95] |
| Il s'habilla tristement. Une pensée lui était venue tout en ficelant ses bottines, mais il la repoussa d'abord ; cependant elle revint, et il mit son gilet à l'envers, signe évident d'un violent combat intérieur. Enfin il jeta rudement son bonnet à terre et s'écria : | Он продолжал одеваться. В то время как он уныло зашнуровывал башмаки, его осенила мысль, но он отогнал ее; однако она вернулась, и он надел жилет наизнанку -- явный признак сильнейшей внутренней борьбы. Наконец, с сердцем швырнув свою шапочку оземь, он воскликнул: |
| -- Tant pis ! il en sera ce qu'il pourra. Je vais aller chez mon frère. J'attraperai un sermon, mais j'attraperai un écu. | -- Тем хуже! Будь что будет! Пойду к брату! Нарвусь на проповедь, зато раздобуду хоть одно экю. |
| Alors il endossa précipitamment sa casaque à mahoîtres fourrées, ramassa son bonnet et sortit en désespéré. | Набросив на себя кафтан с подбитыми мехом широкими рукавами, он подобрал с пола шапочку и в совершенном отчаянии выбежал из дому. |
| Il descendit la rue de la Harpe vers la Cité. En passant devant la rue de la Huchette, l'odeur de ces admirables broches qui tournaient incessamment vint chatouiller son appareil olfactif, et il donna un regard d'amour à la cyclopéenne rôtisserie qui arracha un jour au cordelier Calatagirone cette pathétique exclamation : Veramente, queste rotisserie sono cosa stupenda ! Mais Jehan n'avait pas de quoi déjeuner, et il s'enfonça avec un profond soupir sous le porche du Petit-Châtelet, énorme double-trèfle de tours massives qui gardait l'entrée de la Cité. | Он спустился по улице Подъемного моста к Сите. Когда он проходил по улице Охотничьего рожка, восхитительный запах мяса, которое жарилось на непрестанно повертывавшихся вертелах, защекотал его обоняние. Он любовно взглянул на гигантскую съестную лавку, при виде которой у францисканского монаха Калатажирона однажды вырвалось патетическое восклицание Veramente, questo rotisserie sono cosa stupenda! [96] Но Жеану нечем было заплатить за завтрак, и он, тяжело вздохнув, вошел под портик Пти-Шатле, громадный шестигранник массивных башен, охранявших вход в Сите. |
| Il ne prit pas même le temps de jeter une pierre en passant, comme c'était l'usage, à la misérable statue de ce Périnet Leclerc qui avait livré le Paris de Charles VI aux anglais, crime que son effigie, la face écrasée de pierres et souillée de boue, a expié pendant trois siècles au coin des rues de la Harpe et de Bussy, comme à un pilori éternel. | Он даже не приостановился, чтобы, по обычаю, швырнуть камнем в статую презренного Перине-Леклерка, сдавшего при Карле VI Париж англичанам, преступление, за которое его статуя с лицом, избитым камнями и испачканным грязью, несла наказание целых три столетия, стоя на перекрестке улиц Подъемного моста и Бюси, словно у вечного позорного столба. |
| Le Petit-Pont traversé, la rue Neuve-Sainte-Geneviève enjambée, Jehan de Molendino se trouva devant Notre-Dame. Alors son indécision le reprit, et il se promena quelques instants autour de la statue de M. Legris, en se répétant avec angoisse : | Перейдя Малый мост и быстро миновав Новую СентЖеневьевскую улицу, Жеан де Молендино очутился перед Собором Парижской Богоматери. Тут им вновь овладела нерешительность, и некоторое время он прогуливался вокруг статуи "господина Легри", повторяя с тоской: |
| Le sermon est sûr, l'écu est douteux ! | -- Проповедь -- вне сомнения, а вот экю -- сомнительно! |
| Il arrêta un bedeau qui sortait du cloître. | Он окликнул выходившего из собора причетника: |
| -- Où est monsieur l'archidiacre de Josas ? | -- Где архидьякон Жозасский? |
| -- Je crois qu'il est dans sa cachette de la tour, dit le bedeau, et je ne vous conseille pas de l'y déranger, à moins que vous ne veniez de la part de quelqu'un comme le pape ou monsieur le roi. | -- Кажется, в своей башенной келье, -- ответил причетник. -- Я вам не советую его беспокоить, если только, конечно, вы не посол от кого-нибудь вроде папы или короля. |
| Jehan frappa dans ses mains. | Жеан захлопал в ладоши: |
| -- Bédiable ! voilà une magnifique occasion de voir la fameuse logette aux sorcelleries ! | -- Черт возьми! Прекрасный случай взглянуть на эту пресловутую колдовскую нору! |
| Déterminé par cette réflexion, il s'enfonça résolument sous la petite porte noire, et se mit à monter la vis de Saint-Gilles qui mène aux étages supérieurs de la tour. | Это соображение придало ему решимости: он смело направился к маленькой темной двери и стал взбираться по винтовой лестнице св. Жиля, ведущей в верхние ярусы башни. |
| -- Je vais voir ! se disait-il chemin faisant. Par les corbignolles de la sainte Vierge ! ce doit être chose curieuse que cette cellule que mon révérend frère cache comme son pudendum ! On dit qu'il y allume des cuisines d'enfer, et qu'il y fait cuire à gros feu la pierre philosophale. Bédieu ! je me soucie de la pierre philosophale comme d'un caillou, et j'aimerais mieux trouver sur son fourneau une omelette d'oeufs de Pâques au lard que la plus grosse pierre philosophale du monde ! | "Клянусь пресвятой девой, -- размышлял он по дороге, -- прелюбопытная вещь, должно быть, эта каморка, которую мой уважаемый братец скрывает, точно свой срам. Говорят, он разводит там адскую стряпню и варит на большом огне философский камень. Фу, дьявол! Мне этот философский камень так же нужен, как булыжник. Я предпочел бы увидеть на его очаге небольшую яичницу на сале, чем самый большой философский камень!" |
| Parvenu sur la galerie des colonnettes, il souffla un moment, et jura contre l'interminable escalier par je ne sais combien de millions de charretées de diables, puis il reprit son ascension par l'étroite porte de la tour septentrionale aujourd'hui interdite au public. Quelques moments après avoir dépassé la cage des cloches, il rencontra un petit palier pratiqué dans un renfoncement latéral et sous la voûte une basse porte ogive dont une meurtrière, percée en face dans la paroi circulaire de l'escalier, lui permit d'observer l'énorme serrure et la puissante armature de fer. Les personnes qui seraient curieuses aujourd'hui de visiter cette porte la reconnaîtront à cette inscription, gravée en lettres blanches dans la muraille noire : J'ADORE CORALIE, 1823. SIGNE UGENE. Signé est dans le texte. | Добравшись до галереи с колоннами, он перевел дух, ругая бесконечную лестницу и призывая на нее миллионы чертей; затем, войдя в узкую дверку северной башни, ныне закрытую для публики, он опять стал подниматься. Через несколько минут, миновав колокольную клеть, он увидел небольшую площадку, устроенную в боковом углублении, а под сводом -- низенькую стрельчатую дверку. Свет, падавший из бойницы, пробитой против нее в круглой стене лестничной клетки, позволял разглядеть огромный замок и массивные железные скрепы. Те, кто в настоящее время поинтересуются взглянуть на эту дверь, узнают ее по надписи, выцарапанной белыми буквами на черной стене: Я обожаю Карали 1823. Подписано Эжен. "Подписано" значится в самом тексте. |
| -- Ouf ! dit l'écolier ; c'est sans doute ici. | -- Уф! -- вздохнул школяр. -- Должно быть, здесь! |
| La clef était dans la serrure. La porte était tout contre. Il la poussa mollement, et passa sa tête par l'entr'ouverture. | Ключ торчал в замке. Жеан стоял возле самой двери. Тихонько приоткрыв ее, он просунул в проем голову. |
| Le lecteur n'est pas sans avoir feuilleté l'oeuvre admirable de Rembrandt, ce Shakespeare de la peinture. Parmi tant de merveilleuses gravures, il y a en particulier une eau-forte qui représente, à ce qu'on suppose, le docteur Faust, et qu'il est impossible de contempler sans éblouissement. C'est une sombre cellule. Au milieu est une table chargée d'objets hideux, têtes de mort, sphères, alambics, compas, parchemins hiéroglyphiques. Le docteur est devant cette table, vêtu de sa grosse houppelande et coiffé jusqu'aux sourcils de son bonnet fourré. On ne le voit qu'à mi-corps. Il est à demi levé de son immense fauteuil, ses poings crispés s'appuient sur la table, et il considère avec curiosité et terreur un grand cercle lumineux, formé de lettres magiques, qui brille sur le mur du fond comme le spectre solaire dans la chambre noire. Ce soleil cabalistique semble trembler à l'oeil et remplit la blafarde cellule de son rayonnement mystérieux. C'est horrible et c'est beau. | Читателю, конечно, приходилось видеть великолепные произведения Рембрандта, этого Шекспира живописи. Среди ею чудесных гравюр особо примечателен офорт, изображающий, как полагают, доктора Фауста. На этот офорт нельзя смотреть без глубокого волнения. Перед вами мрачная келья. Посреди нее стол, загроможденный странными предметами: это черепа, глобусы, реторты, циркули, пергаменты, покрытые иероглифами. Ученый сидит перед столом, облаченный в широкую мантию; меховая шапка надвинута на самые брови. Видна лишь верхняя половина туловища. Он привстал со своего огромного кресла, сжатые кулаки его опираются на стол. Он с любопытством и ужасом всматривается в светящийся широкий круг, составленный из каких-то магических букв и горящий на задней стене комнаты, как солнечный спектр в камереобскуре. Это кабалистическое солнце словно дрожит и освещает сумрачную келью таинственным сиянием. Это и жутко и прекрасно! |
| Quelque chose d'assez semblable à la cellule de Faust s'offrit à la vue de Jehan quand il eut hasardé sa tête par la porte entre-bâillée. C'était de même un réduit sombre et à peine éclairé. Il y avait aussi un grand fauteuil et une grande table, des compas, des alambics, des squelettes d'animaux pendus au plafond, une sphère roulant sur le pavé, des hippocéphales pêle-mêle avec des bocaux où tremblaient des feuilles d'or, des têtes de mort posées sur des vélins bigarrés de figures et de caractères, de gros manuscrits empilés tout ouverts sans pitié pour les angles cassants du parchemin, enfin, toutes les ordures de la science, et partout, sur ce fouillis, de la poussière et des toiles d'araignée ; mais il n'y avait point de cercle de lettres lumineuses, point de docteur en extase contemplant la flamboyante vision comme l'aigle regarde son soleil. | Нечто похожее на келью доктора Фауста представилось глазам Жеана, когда он осторожно просунул голову в полуотворенную дверь. Это было такое же мрачное, слабо освещенное помещение. И здесь тоже стояло большое кресло и большой стол, те же циркули и реторты, скелеты животных, свисавшие с потолка, валявшийся на полу глобус, на манускриптах, испещренных буквами и геометрическими фигурами, -- человеческие и лошадиные черепа вперемежку с бокалами, в которых мерцали пластинки золота, груды огромных раскрытых фолиантов, наваленных один на другой без всякой жалости к ломким углам их пергаментных страниц, -- словом, весь мусор науки; и на всем этом хаосе пыль и паутина. Но здесь не было ни круга светящихся букв, ни ученого, который восторженно созерцает огненное видение, подобно орлу, взирающему на солнце. |
| Pourtant la cellule n'était point déserte. Un homme était assis dans le fauteuil et courbé sur la table. Jehan, auquel il tournait le dos, ne pouvait voir que ses épaules et le derrière de son crâne ; mais il n'eut pas de peine à reconnaître cette tête chauve à laquelle la nature avait fait une tonsure éternelle, comme si elle avait voulu marquer par un symbole extérieur l'irrésistible vocation cléricale de l'archidiacre. | Однако же келья была обитаема. В кресле, склонившись над столом, сидел человек. Жеан, к которому человек что сидел спиной, мог видеть лишь его плечи и затылок, но ему нетрудно было узнать эту лысую голову, на которой сама природа выбрила вечную тонзуру, как бы желая этим внешним признаком отметить неизбежность его духовного призвания. |
| Jehan reconnut donc son frère. Mais la porte s'était ouverte si doucement que rien n'avait averti dom Claude de sa présence. Le curieux écolier en profita pour examiner quelques instants à loisir la cellule. Un large fourneau, qu'il n'avait pas remarqué au premier abord, était à gauche du fauteuil, au-dessous de la lucarne. Le rayon de jour qui pénétrait par cette ouverture traversait une ronde toile d'araignée, qui inscrivait avec goût sa rosace délicate dans l'ogive de la lucarne, et au centre de laquelle l'insecte architecte se tenait immobile comme le moyeu de cette roue de dentelle. Sur le fourneau étaient accumulés en désordre toutes sortes de vases, des fioles de grès, des cornues de verre, des matras de charbon. Jehan observa en soupirant qu'il n'y avait pas un poêlon. | Итак, Жеан узнал брата. Но дверь распахнулась так тихо, что Клод не догадался о присутствии Жеана. Любопытный школяр воспользовался этим, чтобы не спеша оглядеть комнату. Большой очаг, которого он в первую минуту не заметил, находился влево от кресла под слуховым окном. Дневной свет, проникавший в это отверстие, пронизывал круглую паутину, которая изящно вычерчивала свою тончайшую розетку на стрельчатом верхе слухового оконца; в середине ее неподвижно застыл архитектор-паук, точно ступица этого кружевного колеса. На очаге в беспорядке были навалены всевозможные сосуды, глиняные пузырьки, стеклянные двугорлые реторты, колбы с углем. Жеан со вздохом отметил, что сковородки там не было. |
| -- Elle est fraîche, la batterie de cuisine ! pensa-t-il. | "Вот так кухонная посуда, нечего сказать!" -- подумал он. |
| Du reste, il n'y avait pas de feu dans le fourneau, et il paraissait même qu'on n'en avait pas allumé depuis longtemps. Un masque de verre, que Jehan remarqua parmi les ustensiles d'alchimie, et qui servait sans doute à préserver le visage de l'archidiacre lorsqu'il élaborait quelque substance redoutable, était dans un coin, couvert de poussière, et comme oublié. &Аgrave; côté gisait un soufflet non moins poudreux, et dont la feuille supérieure portait cette légende incrustée en lettres de cuivre : SPIRA, SPERA. | Впрочем, в очаге не было огня; казалось, что его давно уже здесь не разводили. В углу, среди прочей утвари алхимика, валялась забытая и покрытая пылью стеклянная маска, которая, по всей вероятности, должна была предохранять лицо архидьякона, когда он изготовлял какое-нибудь взрывчатое вещество. Рядом лежал не менее запыленный поддувальный мех, на верхней доске которого медными буквами была выведена надпись: SPIRA, SPERA [97]. |
| D'autres légendes étaient écrites, selon la mode des hermétiques, en grand nombre sur les murs ; les unes tracées à l'encre, les autres gravées avec une pointe de métal. Du reste, lettres gothiques, lettres hébraiques, lettres grecques et lettres romaines pêle-mêle, les inscriptions débordant au hasard, celles-ci sur celles-là, les plus fraîches effaçant les plus anciennes, et toutes s'enchevêtrant les unes dans les autres comme les branches d'une broussaille, comme les piques d'une mêlée. C'était, en effet, une assez confuse mêlée de toutes les philosophies, de toutes les rêveries, de toutes les sagesses humaines. Il y en avait une çà et là qui brillait sur les autres comme un drapeau parmi les fers de lance. C'était, la plupart du temps, une brève devise latine ou grecque, comme les formulait si bien le moyen âge : Unde ? inde ? - Homo homini monstrum. - Astra, castra, nomen, numen. - M((( (((((((, (((( ((((((. - Sapere aude. - Flat ubi vult, - etc. ; quelquefois un mot dénué de tout sens apparent : '(((((((((((, ce qui cachait peut-être une allusion amère au régime du cloître ; quelquefois une simple maxime de discipline cléricale formulée en un hexamètre réglementaire : Coelestem dominum, terrestrem dicito domnum. | На стенах, по обычаю герметиков, также были начертаны многочисленные надписи: одни -- написаны чернилами, другие -- выцарапанные металлическим острием. Буквы готические, еврейские, греческие, римские, романские перемешивались между собой, надписи покрывали одна другую, более поздние наслаивались на более ранние, и все это переплеталось, словно ветви кустарника, словно пики во время схватки. Это было столкновение всех философий, всех чаяний, скопление всей человеческой мудрости. То тут, то там выделялась какая-нибудь из этих надписей, блистая, словно знамя среди леса копий. Чаще всего это были краткие латинские или греческие изречения, которые так хорошо умели составлять в средние века: Unde? Inde? Homo homim monstrum -- Astra, castra, nomen, numen -- Meya piaslov, uteya xaxov -- Sapere aude -- Flat ubi vult [98] и пр. Встречалось и, по-видимому, лишенное смысла слово 'Ауаyoyiа [99], которое, быть может, таило в себе горький намек на монастырский устав; или какое-нибудь простое правило духовной жизни, изложенное гекзаметром: Caelestem dominum. terrestrem dicito damnum [100] |
| Il y avait aussi passim des grimoires hébraiques, auxquels Jehan, déjà fort peu grec, ne comprenait rien, et le tout était traversé à tout propos par des étoiles, des figures d'hommes ou d'animaux et des triangles qui s'intersectaient, ce qui ne contribuait pas peu à faire ressembler la muraille barbouillée de la cellule à une feuille de papier sur laquelle un singe aurait promené une plume chargée d'encre. | Местами попадалась какая-то тарабарщина на древнееврейском языке, в котором Жеан, не особенно сильный и в греческом, ничего не понимал; и все это, где только можно, перемежалось звездами, фигурами людей и животных, пересекающимися треугольниками, что придавало этой измазанной стене сходство с листом бумаги, по которому обезьяна водила пером, пропитанным чернилами. |
| L'ensemble de la logette, du reste, présentait un aspect général d'abandon et de délabrement ; et le mauvais état des ustensiles laissait supposer que le maître était déjà depuis assez longtemps distrait de ses travaux par d'autres préoccupations. | Общий вид каморки производил впечатление заброшенности и запустения, а скверное состояние приборов заставляло предполагать, что хозяин ее уже давно отвлечен от своих трудов иными заботами. |
| Ce maître cependant, penché sur un vaste manuscrit orné de peintures bizarres, paraissait tourmenté par une idée qui venait sans cesse se mêler à ses méditations. C'est du moins ce que Jehan jugea en l'entendant s'écrier, avec les intermittences pensives d'un songe-creux qui rêve tout haut : | А между тем хозяина, склонившегося над большой рукописью, украшенной странными рисунками, казалось, терзала какая-то неотступная мысль. Так по крайней мере заключил Жеан, услышав, как его брат в раздумье, с паузами, словно мечтатель, грезящий наяву, восклицал: |
| -- Oui, Manou le dit, et Zoroastre l'enseignait, le soleil naît du feu, la lune du soleil. Le feu est l'âme du grand tout. Ses atomes élémentaires s'épanchent et ruissellent incessamment sur le monde par courants infinis. Aux points où ces courants s'entrecoupent dans le ciel, ils produisent la lumière ; à leurs points d'intersection dans la terre, ils produisent l'or. - La lumière, l'or, même chose. Du feu à l'état concret. - La différence du visible au palpable, du fluide au solide pour la même substance, de la vapeur d'eau à la glace, rien de plus. - Ce ne sont point là des rêves, c'est la loi générale de la nature. - Mais comment faire pour soutirer dans la science le secret de cette loi générale ? Quoi ! cette lumière qui inonde ma main, c'est de l'or ! ces mêmes atomes dilatés selon une certaine loi, il ne s'agit que de les condenser selon une certaine autre loi ! - Comment faire ? - Quelques-uns ont imaginé d'enfouir un rayon du soleil. - Averroës, - oui, c'est Averroës, - Averroës en a enterré un sous le premier pilier de gauche du sanctuaire du koran, dans la grande mahomerie de Cordoue ; mais on ne pourra ouvrir le caveau pour voir si l'opération a réussi que dans huit mille ans. | -- Да, Ману говорит это, и Зороастр учит тому же: солнце рождается от огня, луна -- от солнца. Огонь -- душа вселенной. Его первичные атомы, непрерывно струясь бесконечными потоками, изливаются на весь мир. В тех местах, где эти потоки скрещиваются на небе, они производят свет; в точках своего пересечения на земле они производят золото. -- Свет и золото одно и то же. Золото -- огонь в твердом состоянии. -- Разница между видимым и осязаемым, между жидким и твердым состоянием одной и той же субстанции такая же, как между водяными парами и льдом. Не более того. -- Это отнюдь не фантазия -- это общий закон природы. -- Но как применить к науке этот таинственный закон? Ведь свет, заливающий мою руку, -- золото! Это те же самые атомы, лишь разреженные по определенному закону; их надо только уплотнить на основании другого закона! -- Но как это сделать? Одни придумали закопать солнечный луч в землю. Аверроэс -- да, это был Аверроэс! -- зарыл один из этих лучей под первым столбом с левой стороны в святилище Корана, в большой Колдовской мечети, но вскрыть этот тайник, чтобы увидеть, удался ли опыт, можно только через восемь тысяч лет. |
| -- Diable ! dit Jehan à part lui, voilà qui est longtemps attendre un écu ! | "Черт возьми! -- сказал себе Жеан. -- Долгонько придется ему ждать своего экю!" |
| -- ... D'autres ont pensé, continua l'archidiacre rêveur, qu'il valait mieux opérer sur un rayon de Sirius. Mais il est bien malaisé d'avoir ce rayon pur, à cause de la présence simultanée des autres étoiles qui viennent s'y mêler. Flamel estime qu'il est plus simple d'opérer sur le feu terrestre. Flamel ! quel nom de prédestiné, Flamma ! - Oui, le feu. Voilà tout. - Le diamant est dans le charbon, l'or est dans le feu. - Mais comment l'en tirer ? - Magistri affirme qu'il y a certains noms de femme d'un charme si doux et si mystérieux qu'il suffit de les prononcer pendant l'opération... - Lisons ce qu'en dit Manou : " Où les femmes sont honorées, les divinités sont réjouies ; où elles sont méprisées, il est inutile de prier Dieu. - La bouche d'une femme est constamment pure ; c'est une eau courante, c'est un rayon de soleil. - Le nom d'une femme doit être agréable, doux, imaginaire ; finir par des voyelles longues, et ressembler à des mots de bénédiction. " -... Oui, le sage a raison ; en effet, la Maria, la Sophia, la Esmeral... - Damnation ! toujours cette pensée ! | -- ... Другие полагают, -- продолжал задумчиво архидьякон, -- что лучше взять луч Сириуса. Но добыть этот луч в чистом виде очень трудно, так как по пути с ним сливаются лучи других звезд. Фламель утверждает, что проще всего брать земной огонь. -- Фламель! Какое пророческое имя! Flamma! [101] -- Да, огонь! Вот и все. -- В угле заключается алмаз, в огне -- золото. -- Но как извлечь его оттуда? -- Мажистри утверждает, что существуют женские имена, обладающие столь нежными и таинственными чарами, что достаточно во время опыта произнести их, чтобы он удался. -- Прочтем, что говорит об этом Ману: "Где женщины в почете, там боги довольны; где женщин презирают, там бесполезно взывать к божеству. -- Уста женщины всегда непорочны; это струящаяся вода, это солнечный луч. -- Женское имя должно быть приятным, сладостным, неземным; оно должно оканчиваться на долгие гласные и походить на слова благословения". -- Да, мудрец прав, в самом деле: Мария, София, Эсмер... Проклятие! Опять! Опять эта мысль! |
| Et il ferma le livre avec violence. | Архидьякон захлопнул книгу. |
| Il passa la main sur son front, comme pour chasser l'idée qui l'obsédait. Puis il prit sur la table un clou et un petit marteau dont le manche était curieusement peint de lettres cabalistiques. | Он провел рукой по лбу, словно отгоняя навязчивый образ. Затем взял со стола гвоздь и молоточек, рукоятка которого была причудливо разрисована кабалистическими знаками. |
| -- Depuis quelque temps, dit-il avec un sourire amer, j'échoue dans toutes mes expériences ! L'idée fixe me possède, et me flétrit le cerveau comme un trèfle de feu. Je n'ai seulement pu retrouver le secret de Cassiodore, dont la lampe brûlait sans mèche et sans huile. Chose simple pourtant ! | -- С некоторых пор, -- горько усмехаясь, сказал он, -- все мои опыты заканчиваются неудачей. Одна мысль владеет мною и словно клеймит мой мозг огненной печатью. Я даже не могу разгадать тайну Кассиодора, светильник которого горел без фитиля и без масла. А между тем это сущий пустяк! |
| -- Peste ! dit Jehan dans sa barbe. | "Как для кого!" -- пробурчал про себя Жеан. |
| --... Il suffit donc, continua le prêtre, d'une seule misérable pensée pour rendre un homme faible et fou ! Oh ! que Claude Pernelle rirait de moi, elle qui n'a pu détourner un moment Nicolas Flamel de la poursuite du grand oeuvre ! Quoi ! je tiens dans ma main le marteau magique de Zéchiélé à chaque coup que le redoutable rabbin, du fond de sa cellule, frappait sur ce clou avec ce marteau, celui de ses ennemis qu'il avait condamné, eût-il été à deux mille lieues, s'enfonçait d'une coudée dans la terre qui le dévorait. Le roi de France lui-même, pour avoir un soir heurté inconsidérément à la porte du thaumaturge, entra dans son pavé de Paris jusqu'aux genoux. - Ceci s'est passé il n'y a pas trois siècles. - Eh bien ! j'ai le marteau et le clou, et ce ne sont pas outils plus formidables dans mes mains qu'un hutin aux mains d'un taillandier. - Pourtant il ne s'agit que de retrouver le mot magique que prononçait Zéchiélé, en frappant sur son clou. | -- ...Достаточно, -- продолжал священник, -- какойнибудь одной несчастной мысли, чтобы сделать человека бессильным и безумным! О, как бы посмеялась надо мной Клод Пернель, которой не удалось ни на минуту отвлечь Никола Фламеля от его великого дела! Вот я держу в руке магический молот Зехиэля! Всякий раз, когда этот страшный раввин ударял в глубине своей кельи этим молотком по этому гвоздю, тот из его недругов, кого он обрекал на смерть, -- будь он хоть за две тысячи лье, -- уходил на целый локоть в землю. Даже сам король Франции за то, что однажды опрометчиво постучал в дверь этого волшебника, погрузился по колено в парижскую мостовую. -- Это произошло меньше чем три столетия тому назад. -- И что же! Этот молоток и гвоздь принадлежат теперь мне, но в моих руках эти орудия не более опасны, чем "живчик" в руках кузнеца. -- А ведь все дело лишь в том, чтобы найти магическое слово, которое произносил Зехиэль, когда ударял по гвоздю. |
| -- Bagatelle ! pensa Jehan. | "Пустяки!" -- подумал Жеан. |
| -- Voyons, essayons, reprit vivement l'archidiacre. Si je réussis, je verrai l'étincelle bleue jaillir de la tête du clou. - Emen-hétan ! Emen-hétan ! - Ce n'est pas cela. - Sigéani ! Sigéani ! - Que ce clou ouvre la tombe à quiconque porte le nom de Phoebus !... - Malédiction ! toujours, encore, éternellement la même idée ! | -- Попытаемся! -- воскликнул архидьякон. -- В случае удачи я увижу, как из головки гвоздя сверкнет голубая искра. -- Эмен-хетан! Эмен-хетан! Нет, не то! -- Сижеани! Сижеани! -- Пусть этот гвоздь разверзнет могилу всякому, кто носит имя Феб!.. -- Проклятие! Опять! Вечно одна и та же мысль! |
| Et il jeta le marteau avec colère. Puis il s'affaissa tellement sur le fauteuil et sur la table, que Jehan le perdit de vue derrière l'énorme dossier. Pendant quelques minutes, il ne vit plus que son poing convulsif crispé sur un livre. Tout à coup dom Claude se leva, prit un compas, et grava en silence sur la muraille en lettres capitales ce mot grec : | Он гневно отшвырнул молоток. Затем, низко склонившись над столом, поглубже уселся в кресло и, заслоненный его громадной спинкой, скрылся из глаз Жеана. В течение нескольких минут Жеану был виден лишь его кулак, судорожно сжатый на какой-то книге. Внезапно Клод встал, схватил циркуль и молча вырезал на стене большими буквами греческое слово: |
| 'ANA(KH. | 'АМАГКН |
| -- Mon frère est fou, dit Jehan en lui-même ; il eût été bien plus simple d'écrire Fatum. Tout le monde n'est pas obligé de savoir le grec. | -- Он сошел с ума, -- пробормотал Жеан, -- гораздо проще написать Fatum [102], ведь не все же обязаны знать по-гречески! |
| L'archidiacre vint se rasseoir dans son fauteuil, et posa sa tête sur ses deux mains, comme fait un malade dont le front est lourd et brûlant. | Архидьякон опять сел в кресло и уронил голову на сложенные руки, подобно больному, чувствующему в ней тяжесть и жар. |
| L'écolier observait son frère avec surprise. Il ne savait pas, lui qui mettait son coeur en plein air, lui qui n'observait de loi au monde que la bonne loi de nature, lui qui laissait s'écouler ses passions par ses penchants, et chez qui le lac des grandes émotions était toujours à sec, tant il y pratiquait largement chaque matin de nouvelles rigoles, il ne savait pas avec quelle furie cette mer des passions humaines fermente et bouillonne lorsqu'on lui refuse toute issue, comme elle s'amasse, comme elle s'enfle, comme elle déborde, comme elle creuse le coeur, comme elle éclate en sanglots intérieurs et en sourdes convulsions, jusqu'à ce qu'elle ait déchiré ses digues et crevé son lit. L'enveloppe austère et glaciale de Claude Frollo, cette froide surface de vertu escarpée et inaccessible, avait toujours trompé Jehan. Le joyeux écolier n'avait jamais songé à ce qu'il y a de lave bouillante, furieuse et profonde sous le front de neige de l'Etna. | Школяр с изумлением наблюдал за братом. Открывая свое сердце навстречу всем ветрам, следуя лишь одному закону -- влечениям природы, дозволяя страстям своим изливаться по руслам своих наклонностей, Жеан, у которого источник сильных чувств пребывал неизменно сухим, так щедро каждое утро открывались для него все новые и новые стоки, не понимал, не мог себе представить, с какой яростью бродит и кипит море человеческих страстей, когда ему некуда излиться, как оно переполняется, как вздувается, как рвется из берегов, как размывает сердце, как разражается внутренними рыданиями в безмолвных судорожных усилиях, пока, наконец, не прорвет свою плотину и не разворотит свое ложе. Суровая ледяная оболочка Клода Фролло, его холодная личина высокой недосягаемой добродетели вводили Жеана в заблуждение. Жизнерадостный школяр не подозревал, что в глубине покрытой снегом Этны таится кипящая, яростная лава. |
| Nous ne savons s'il se rendit compte subitement de ces idées, mais, tout évaporé qu'il était, il comprit qu'il avait vu ce qu'il n'aurait pas dû voir, qu'il venait de surprendre l'âme de son frère aîné dans une de ses plus secrètes attitudes, et qu'il ne fallait pas que Claude s'en aperçût. Voyant que l'archidiacre était retombé dans son immobilité première, il retira sa tête très doucement, et fit quelque bruit de pas derrière la porte, comme quelqu'un qui arrive et qui avertit de son arrivée. | Нам неизвестно, догадался ли он тут же об этом, однако при всем его легкомыслии он понял, что подсмотрел то, чего ему не следовало видеть, что увидел душу своего старшего брата в одном из самых сокровенных ее проявлений и что Клод не должен об этом знать. Заметив, что архидьякон снова застыл, Жеан бесшумно отступил и зашаркал перед дверью ногами, как человек, который только что пришел и предупреждает о своем приходе. |
| -- Entrez ! cria l'archidiacre de l'intérieur de la cellule, je vous attendais. J'ai laissé exprès la clef à la porte. Entrez, maître Jacques. | -- Войдите! -- послышался изнутри кельи голос архидьякона. -- Я поджидаю вас! Я нарочно оставил ключ в замке. Войдите же, мэтр Жак! |
| L'écolier entra hardiment. L'archidiacre, qu'une pareille visite gênait fort en pareil lieu, tressaillit sur son fauteuil. | Школяр смело переступил порог. Архидьякону подобный визит в этом месте был нежелателен, и он вздрогнул. |
| -- Quoi ! c'est vous, Jehan ? | -- Как, это ты, Жеан? |
| -- C'est toujours un J, dit l'écolier avec sa face rouge, effrontée et joyeuse. | -- Да, меня зовут тоже на "Ж", -- отвечал румяный, дерзкий и веселый школяр. |
| Le visage de dom Claude avait repris son expression sévère. | Лицо Клода приняло свое обычное суровое выражение. |
| -- Que venez-vous faire ici ? | -- Зачем ты сюда явился? |
| -- Mon frère, répondit l'écolier en s'efforçant d'atteindre à une mine décente, piteuse et modeste, et en tournant son bicoquet dans ses mains avec un air d'innocence, je venais vous demander... | -- Братец, -- ответил школяр, с невинным видом вертя в руках шапочку и стараясь придать своему лицу приличное, жалобное и скромное выражение, я пришел просить у вас... |
| -- Quoi ? | -- Чего? |
| -- Un peu de morale dont j'ai grand besoin. Jehan n'osa ajouter tout haut : -- Et un peu d'argent dont j'ai plus grand besoin encore. Ce dernier membre de sa phrase resta inédit. | -- Наставлений, в которых я очень нуждаюсь. -- Жеан не осмелился прибавить вслух: "и немного денег, в которых я нуждаюсь еще больше!" Последняя часть фразы не была им оглашена. |
| -- Monsieur, dit l'archidiacre d'un ton froid, je suis très mécontent de vous. | -- Сударь! -- холодно сказал архидьякон. -- Я очень недоволен вами. |
| -- Hélas ! soupira l'écolier. | -- Увы! -- вздохнул школяр. |
| Dom Claude fit décrire un quart de cercle à son fauteuil, et regarda Jehan fixement. | Клод, полуобернувшись вместе со своим креслом, пристально взглянул на Жеана. |
| -- Je suis bien aise de vous voir. | -- Я очень рад тебя видеть. |
| C'était un exorde redoutable. Jehan se prépara à un rude choc. | Вступление не предвещало ничего хорошего. Жеан приготовился к жестокой головомойке. |
| -- Jehan, on m'apporte tous les jours des doléances de vous. Qu'est-ce que c'est que cette batterie où vous avez contus de bastonnade un petit vicomte Albert de Ramonchamp ?... | -- Жеан! Мне ежедневно приходится выслушивать жалобы на тебя. Что это было за побоище, когда ты отколотил палкой молодого виконта Альбера де Рамоншана? |
| -- Oh ! dit Jehan, grand'chose ! un méchant page qui s'amusait à escailbotter les écoliers en faisant courir son cheval dans les boues ! | -- Эка важность! -- ответил Жеан. -- Скверный мальчишка забавлялся тем, что забрызгивал грязью школяров, пуская свою лошадь вскачь по лужам! |
| -- Qu'est-ce que c'est, reprit l'archidiacre, que ce Mahiet Fargel, dont vous avez déchiré la robe ? Tunicam dechiraverunt, dit la plainte. | -- А кто такой Майе Фаржель, на котором ты изорвал одежду? -- продолжал архидьякон. -- В жалобе сказано: Tunicam dechiraverunt [103]. |
| -- Ah bah ! une mauvaise cappette de Montaigu ! voilà-t-il pas ! | -- Ничего подобного! Просто дрянной плащ одного из школяров Монтегю. Только и всего! |
| -- La plainte dit tunicam et non cappettam. Savez-vous le latin ? | -- В жалобе сказано tunicam, а не cappettam [104]. Ты понимаешь по-латыни? |
| Jehan ne répondit pas. | Жеан молчал. |
| -- Oui ! poursuivit le prêtre en secouant la tête, voilà où en sont les études et les lettres maintenant. La langue latine est à peine entendue, la syriaque inconnue, la grecque tellement odieuse que ce n'est pas ignorance aux plus savants de sauter un mot grec sans le lire, et qu'on dit : Graecum est, non legitur. | -- Да, -- продолжал священник, покачивая головой, -- вот как теперь изучают науки и литературу! Полатыни еле-еле разумеют, сирийского языка не знают, а к греческому относятся с таким пренебрежением, что даже самых ученых людей, пропускающих при чтении греческое слово, не считают невеждами и говорят: Graecum est, non legitur [105]. |
| L'écolier releva résolument les yeux. | Школяр устремил на него решительный взгляд. |
| -- Monsieur mon frère, vous plaît-il que je vous explique en bon parler français ce mot grec qui est écrit là sur le mur ? | -- Брат! Тебе угодно, чтобы я на чистейшем французском языке прочел вот это греческое слово, написанное на стене? |
| -- Quel mot ? | -- Какое слово? |
| -- 'A N A ( K H. | -- 'Anagkh. |
| Une légère rougeur vint s'épanouir sur les jaunes pommettes de l'archidiacre, comme la bouffée de fumée qui annonce au dehors les secrètes commotions d'un volcan. L'écolier le remarqua à peine. | Легкая краска, подобная клубу дыма, возвещающему о сотрясении в недрах вулкана, выступила на желтых скулах архидьякона. Но школяр этого не заметил. |
| -- Eh, Jehan, balbutia le frère aîné avec effort, qu'est-ce que ce mot veut dire ? | -- Хорошо, Жеан, -- пробормотал старший брат. -- Что же означает это слово? |
| -- FATALITE. | -- Рок. |
| Dom Claude redevint pâle, et l'écolier poursuivit avec insouciance : | Обычная бледность покрыла лицо Клода, а школяр беззаботно продолжал: |
| -- Et ce mot qui est au-dessous, gravé par la même main, '((((((((, signifie impureté. Vous voyez qu'on sait son grec. | -- Слово, написанное пониже той же рукой, Avayxeia означает "скверна". Теперь вы видите, что я разбираюсь в греческом. |
| L'archidiacre demeurait silencieux. Cette leçon de grec l'avait rendu rêveur. | Архидьякон хранил молчание. Этот урок греческого языка заставил его задуматься. |
| Le petit Jehan, qui avait toutes les finesses d'un enfant gâté, jugea le moment favorable pour hasarder sa requête. Il prit donc une voix extrêmement douce, et commença : | Юный Жеан, отличавшийся лукавством балованного ребенка, счел момент подходящим, чтобы выступить со своей просьбой. Он начал самым умильным голосом: |
| -- Mon bon frère, est-ce que vous m'avez en haine à ce point de me faire farouche mine pour quelques méchantes gifles et pugnalades distribuées en bonne guerre à je ne sais quels garçons et marmousets, quibusdam mormosetis ? -- Vous voyez, bon frère Claude, qu'on sait son latin. | -- Добрый братец! Неужели ты так сильно гневаешься на меня и оказываешь мне неласковый прием из-за нескольких жалких пощечин и затрещин, которые я надавал в честной схватке каким-то мальчишкам и карапузам, quibusdam marmosetis? Видишь, Клод, латынь я тоже знаю. |
| Mais toute cette caressante hypocrisie n'eut point sur le sévère grand frère son effet accoutumé. Cerbère ne mordit pas au gâteau de miel. Le front de l'archidiacre ne se dérida pas d'un pli. | Но все это вкрадчивое лицемерие не произвело на старшего брата обычного действия. Цербер не поймался на медовый пряник. Ни одна морщина не разгладилась на лбу Клода. |
| -- Où voulez-vous en venir ? dit-il d'un ton sec. | -- К чему ты клонишь? -- сухо спросил он. |
| -- Eh bien, au fait ! voici ! répondit bravement Jehan. J'ai besoin d'argent. | -- Хорошо, -- храбро сказал Жеан. -- Вот к чему. Мне нужны деньги. |
| &Аgrave; cette déclaration effrontée, la physionomie de l'archidiacre prit tout à fait l'expression pédagogique et paternelle. | При этом нахальном признании лицо архидьякона приняло наставнически-отеческое выражение. |
| -- Vous savez, monsieur Jehan, que notre fief de Tirechappe ne rapporte, en mettant en bloc le cens et les rentes des vingt-une maisons, que trente-neuf livres onze sous six deniers parisis. C'est moitié plus que du temps des frères Paclet, mais ce n'est pas beaucoup. | -- Вам известно, господин Жеан, что ленное владение Тиршап приносит нам, включая арендную плату и доход с двадцати одного дома, всего лишь тридцать девять ливров, одиннадцать су и шесть парижских денье. Это, правда, в полтора раза больше, чем было при братьях Пакле, но все же это немного. |
| -- J'ai besoin d'argent, dit stoiquement Jehan. | -- Мне нужны деньги, -- твердо повторил Жеан. |
| -- Vous savez que l'official a décidé que nos vingt-une maisons mouvaient en plein fief de l'évêché, et que nous ne pourrions racheter cet hommage qu'en payant au révérend évêque deux marcs d'argent doré du prix de six livres parisis. Or, ces deux marcs, je n'ai encore pu les amasser. Vous le savez. | -- Вам известно решение духовного суда о том, что все наши дома, как вассальное владение, зависят от епархии и что откупиться от нее мы можем не иначе, как уплатив епископу две серебряные позолоченные марки по шесть парижских ливров каждая. Этих денег я еще не накопил. Это тоже вам известно. |
| -- Je sais que j'ai besoin d'argent, répéta Jehan pour la troisième fois. | -- Мне известно только то, что мне нужны деньги, -- в третий раз повторил Жеан. |
| -- Et qu'en voulez-vous faire ? | -- А для чего? |
| Cette question fit briller une lueur d'espoir aux yeux de Jehan. Il reprit sa mine chatte et doucereuse. | Этот вопрос зажег луч надежды в глазах юноши. К нему вернулись его кошачьи ужимки. |
| -- Tenez, cher frère Claude, je ne m'adresserais pas à vous en mauvaise intention. Il ne s'agit pas de faire le beau dans les tavernes avec vos unzains et de me promener dans les rues de Paris en caparaçon de brocart d'or, avec mon laquais, cum meo laquasio. Non, mon frère, c'est pour une bonne oeuvre. | -- Послушай, дорогой Клод, -- сказал он, -- я не обратился бы к тебе, если бы у меня были дурные намерения. Я не собираюсь щеголять на твои деньги в кабачках и прогуливаться по парижским улицам, наряженный в золотую парчу, в сопровождении моего лакея, sit teo laquasio [106]. Нет, братец, я прошу денег на доброе дело. |
| -- Quelle bonne oeuvre ? demanda Claude un peu surpris. | -- На какое же это доброе дело? -- слегка озадаченный, спросил Клод. |
| -- Il y a deux de mes amis qui voudraient acheter une layette à l'enfant d'une pauvre veuve haudriette. C'est une charité. Cela coûtera trois florins, et je voudrais mettre le mien. | -- Два моих друга хотят купить приданое для ребенка одной бедной вдовы из общины Одри. Это акт милосердия. Требуется всего три флорина, и мне хотелось бы внести свою долю. |
| -- Comment s'appellent vos deux amis ? | -- Как зовут твоих друзей? |
| -- Pierre l'Assommeur et Baptiste Croque-Oison. | -- Пьер Мясник и Батист Птицеед. |
| -- Hum ! dit l'archidiacre, voilà des noms qui vont à une bonne oeuvre comme une bombarde sur un maître-autel. | -- Гм! -- пробормотал архидьякон. -- Эти имена так же подходят к доброму делу, как пушка к алтарю. |
| Il est certain que Jehan avait très mal choisi ses deux noms d'amis. Il le sentit trop tard. | Жеан очень неудачно выбрал имена друзей, но спохватился слишком поздно. |
| -- Et puis, poursuivit le sagace Claude, qu'est-ce que c'est qu'une layette qui doit coûter trois florins ? et cela pour l'enfant d'une haudriette ? Depuis quand les veuves haudriettes ont-elles des marmots au maillot ? | -- А к тому же, -- продолжал проницательный Клод, -- что это за приданое, которое должно стоить три флорина? Да еще для ребенка благочестивой вдовы? С каких же это пор вдовы из этой общины стали обзаводиться грудными младенцами? |
| Jehan rompit la glace encore une fois. | Жеан вторично попытался пробить лед. |
| -- Eh bien, oui ! j'ai besoin d'argent pour aller voir ce soir Isabeau la Thierrye au Val-d'Amour ! | -- Так и быть, мне нужны деньги, чтобы пойти сегодня вечером к Изабо-ла-Тьери в Валь-д'Амур! |
| -- Misérable impur ! s'écria le prêtre. | -- Презренный развратник! -- воскликнул священник. |
| -- '((((((((, dit Jehan. | -- 'Avayveia, -- прервал Жеан. |
| Cette citation, que l'écolier empruntait, peut-être avec malice, à la muraille de la cellule, fit sur le prêtre un effet singulier. Il se mordit les lèvres, et sa colère s'éteignit dans la rougeur. | Это слово, заимствованное, быть может не без лукавства, со стены кельи, произвело на священника странное впечатление: он закусил губу и только покраснел от гнева. |
| -- Allez-vous-en, dit-il alors à Jehan. J'attends quelqu'un. | -- Уходи, -- сказал он наконец Жеану, -- я жду одного человека. |
| L'écolier tenta encore un effort. | Школяр сделал последнюю попытку: |
| -- Frère Claude, donnez-moi au moins un petit parisis pour manger. | -- Братец! Дай мне хоть мелочь, мне не на что пообедать. |
| -- Où en êtes-vous des décrétales de Gratien ! ? demanda dom Claude. | -- А на чем ты остановился в декреталиях Грациана? |
| -- J'ai perdu mes cahiers. | -- Я потерял свои тетради. |
| -- Où en êtes-vous des humanités latines ? | -- Кого из латинских писателей ты изучаешь? |
| -- On m'a volé mon exemplaire d'Horatius. | -- У меня украли мой экземпляр Горация. |
| -- Où en êtes-vous d'Aristoteles ? | -- Что вы прошли из Аристотеля? |
| -- Ma foi ! frère, quel est donc ce père de l'église qui dit que les erreurs des hérétiques ont de tout temps eu pour repaire les broussailles de la métaphysique d'Aristoteles ? Foin d'Aristoteles ! je ne veux pas déchirer ma religion à sa métaphysique. | -- А вспомни, братец, кто из отцов церкви утверждает, что еретические заблуждения всех времен находили убежище в дебрях аристотелевской метафизики? Плевать мне на Аристотеля! Я не желаю, чтобы его метафизика поколебала мою веру. |
| -- Jeune homme, reprit l'archidiacre, il y avait à la dernière entrée du roi un gentilhomme appelé Philippe de Comines, qui portait brodée sur la houssure de son cheval sa devise, que je vous conseille de méditer : Qui non laborat non manducet. | -- Молодой человек! -- сказал архидьякон. -- Во время последнего въезда короля в город у одного из придворных, Филиппа де Комина, на попоне лошади был вышит его девиз: Qui поп laborat, non manducet. Поразмыслите над этим. |
| L'écolier resta un moment silencieux, le doigt à l'oreille, l'oeil fixé à terre, et la mine fâchée. Tout à coup il se retourna vers Claude avec la vive prestesse d'un hoche-queue. | Опустив глаза и приложив палец к уху, школяр с сердитым видом помолчал с минуту. Внезапно, с проворством трясогузки, он повернулся к Клоду: |
| -- Ainsi, bon frère, vous me refusez un sou parisis pour acheter une croûte chez un talmellier ? | -- Итак, любезный брат, вы отказываете мне даже в одном жалком су, на которое я могу купить кусок хлеба у булочника? |
| -- Qui non laborat non manducet. | -- Qui поп laborat, поп manducet. [107] |
| &Аgrave; cette réponse de l'inflexible archidiacre, Jehan cacha sa tête dans ses mains, comme une femme qui sanglote, et s'écria avec une expression de désespoir : (((((((((((( ! | При этом ответе неумолимого архидьякона Жеан закрыл лицо руками, словно рыдающая женщина, и голосом, исполненным отчаяния, воскликнул: otototototoi! |
| -- Qu'est-ce que cela veut dire, monsieur ? demanda Claude surpris de cette incartade. | -- Что это значит, сударь? -- изумленный выходкой брата, спросил Клод. |
| -- Eh bien quoi ! dit l'écolier, et il relevait sur Claude des yeux effrontés dans lesquels il venait d'enfoncer ses poings pour leur donner la rougeur des larmes, c'est du grec ! c'est un anapeste d'Eschyles qui exprime parfaitement la douleur. | -- Извольте, я вам скажу! -- отвечал школяр, подняв на него дерзкие глаза, которые он только что натер докрасна кулаками, чтобы они казались заплаканными. -- Это по-гречески! Это анапест Эсхила, отлично выражающий отчаяние. |
| Et ici, il partit d'un éclat de rire si bouffon et si violent qu'il en fit sourire l'archidiacre. C'était la faute de Claude en effet ! pourquoi avait-il tant gâté cet enfant ? | И тут он разразился таким задорным и таким раскатистым хохотом, что заставил улыбнуться архидьякона. Клод почувствовал свою вину: зачем он так баловал этого ребенка? |
| -- Oh ! bon frère Claude, reprit Jehan enhardi par ce sourire, voyez mes brodequins percés. Y a-t-il cothurne plus tragique au monde que des bottines dont la semelle tire la langue ? | -- Добрый братец! -- снова заговорил Жеан, ободренный этой улыбкой. Взгляните на мои дырявые башмаки! Ботинок, у которого подошва просит каши, ярче свидетельствует о трагическом положении героя, нежели греческие котурны. |
| L'archidiacre était promptement revenu à sa sévérité première. | К архидьякону быстро вернулась его суровость. |
| -- Je vous enverrai des bottines neuves. Mais point d'argent. | -- Я пришлю тебе новые башмаки, но денег не дам, -- сказал он. |
| -- Rien qu'un pauvre petit parisis, frère, poursuivit le suppliant Jehan. J'apprendrai Gratien par coeur, je croirai bien en Dieu, je serai un véritable Pythagoras de science et de vertu. Mais un petit parisis, par grâce ! Voulez-vous que la famine me morde avec sa gueule qui est là, béante, devant moi, plus noire, plus puante, plus profonde qu'un tartare ou que le nez d'un moine ? | -- Ну хоть одну жалкую монетку! -- умолял Жеан. -- Я вызубрю наизусть Грациана, я буду веровать в бога, стану истинным Пифагором по части учености и добродетели. Но, умоляю, хоть одну монетку! Неужели вы хотите, чтобы разверстая передо мной пасть голода, черней, зловонней и глубже, чем преисподняя, чем монашеский нос, пожрала меня? |
| Dom Claude hocha son chef ridé. | Клод, нахмурившись, покачал головой: |
| -- Qui non laborat... | -- Qui non laborat... |
| Jehan ne le laissa pas achever. | Жеан не дал ему договорить. |
| -- Eh bien, cria-t-il, au diable ! Vive la joie ! Je m'entavernerai, je me battrai, je casserai les pots et j'irai voir les filles ! | -- Ах так! -- крикнул он. -- Тогда к черту все! Да здравствует веселье! Я засяду в кабаке, буду драться, бить посуду, шляться к девкам! |
| Et sur ce, il jeta son bonnet au mur et fit claquer ses doigts comme des castagnettes. | Он швырнул свою шапочку о стену и прищелкнул пальцами, словно кастаньетами. |
| L'archidiacre le regarda d'un air sombre. | Архидьякон сумрачно взглянул на него: |
| -- Jehan, vous n'avez point d'âme. | -- Жеан! У вас нет души. |
| -- En ce cas, selon Epicurius, je manque d'un je ne sais quoi fait de quelque chose qui n'a pas de nom. | -- В таком случае у меня, если верить Эпикуру, отсутствует нечто, состоящее из чего-то, чему нет имени! |
| -- Jehan, il faut songer sérieusement à vous corriger. | -- Жеан! Вам следует серьезно подумать о том, как исправиться. |
| -- Ah çà, cria l'écolier en regardant tour à tour son frère et les alambics du fourneau, tout est donc cornu ici, les idées et les bouteilles ! | -- Вздор! -- воскликнул школяр, переводя взгляд с брата на реторты. Здесь все пустое -- и мысли и бутылки! |
| -- Jehan, vous êtes sur une pente bien glissante. Savez-vous où vous allez ? | -- Жеан! Ты катишься по наклонной плоскости. Знаешь ли ты, куда ты идешь? |
| -- Au cabaret, dit Jehan. | -- В кабак, -- ответил Жеан. |
| -- Le cabaret mène au pilori. | -- Кабак ведет к позорному столбу. |
| -- C'est une lanterne comme une autre, et c'est peut-être avec celle-là que Diogénès eût trouvé son homme. | -- Это такой же фонарный столб, как и всякий другой, и, может быть, именно с его помощью Диоген и нашел бы человека, которого искал. |
| -- Le pilori mène à la potence. | -- Позорный столб приводит к виселице. |
| -- La potence est une balance qui a un homme à un bout et toute la terre à l'autre. Il est beau d'être l'homme. | -- Виселица -- коромысло весов, к одному концу которого подвешен человек, а к другому -- вселенная! Даже лестно быть таким человеком. |
| -- La potence mène à l'enfer. | -- Виселица ведет в ад. |
| -- C'est un gros feu. | -- Это всего-навсего жаркий огонь. |
| -- Jehan, Jehan, la fin sera mauvaise. | -- Жеан, Жеан! Тебя ждет печальный конец. |
| -- Le commencement aura été bon. | -- Зато начало было хорошее! |
| En ce moment le bruit d'un pas se fit entendre dans l'escalier. | В это время на лестнице послышались шаги. |
| -- Silence ! dit l'archidiacre en mettant un doigt sur sa bouche, voici maître Jacques. Ecoutez, Jehan, ajouta-t-il à voix basse, gardez-vous de parler jamais de ce que vous aurez vu et entendu ici. Cachez-vous vite sous ce fourneau, et ne soufflez pas. | -- Тише! -- проговорил архидьякон, приложив палец к губам. -- Вот и мэтр Жак. Послушай, Жеан, -- добавил он тихим голосом. -- Бойся когда-нибудь проронить хоть одно слово о том, что ты здесь увидишь и услышишь. Спрячься под очаг -- и ни звука! |
| L'écolier se blottit sous le fourneau. Là, il lui vint une idée féconde. | Школяр скользнул под очаг; там его внезапно осенила блестящая мысль. |
| -- &Аgrave; propos, frère Claude, un florin pour que je ne souffle pas. | -- Кстати, братец Клод, за молчание -- флорин: |
| -- Silence ! je vous le promets. | -- Тише! Обещаю. |
| -- Il faut me le donner. | -- Дай сейчас. |
| -- Prends donc ! dit l'archidiacre en lui jetant avec colère son escarcelle. | -- На! -- в сердцах сказал архидьякон и швырнул кошелек. |
| Jehan se renfonça sous le fourneau, et la porte s'ouvrit. | Жеан забился под очаг. Дверь распахнулась. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая