Ce que j'ai cherché à expliquer dans les
pages qui précédent, c'est comment le savant doit s'y prendre
pour choisir entre les faits innombrables qui s'offrent à sa
curiosité, puisque aussi bien la naturelle infirmité de son
esprit l'oblige à faire un choix, bien qu'un choix soit toujours un
sacrifice. Je l'ai expliqué d'abord par des considérations
générales, en rappelant d'une part la nature du problème
à résoudre et d'autre part en cherchant à mieux
comprendre celle de l'esprit humain, qui est le principal instrument de la
solution. Je l'ai expliqué ensuite par des exemples ; je ne les
ai pas multipliés à l'infini ; moi aussi, j'ai dû
faire un choix, et j'ai choisi naturellement les questions que j'avais le
plus étudiées. D'autres que moi auraient sans doute fait un choix
différent ; mais peu importe, car je crois qu'ils seraient
arrivés aux mêmes conclusions. |
На предыдущих страницах я старался объяснить, каким образом ученый должен производить выбор между бесчисленными фактами, раскрывающимися перед ним; ведь уже одна естественная немощность ума заставляет его делать такой выбор, хотя бы этот выбор и всегда представлял собой жертву. Сначала я искал оснований для этого в общих соображениях, указывая, с одной стороны, природу проблемы, подлежащей разрешению, с другой, — выясняя причину человеческого ума, этого главного орудия для разрешения. Затем я привел ряд пояснительных примеров. Я не умножал их до бесконечности; я сам должен был произвести между ними выбор и, естественно, выбрал вопросы, мною наиболее изученные. Другие на моем месте, без сомнения, сделали бы другой выбор; но это не имеет значения, потому что они пришли бы, я думаю, к тем же выводам. |
Il y a une hiérarchie des faits ; les uns
sont sans portée ; ils ne nous enseignent rien
qu'eux-mêmes. Le savant qui les a constatés n'a rien appris
qu'un fait, et n'est pas devenu plus capable de prévoir des faits
nouveaux. Ces faits-là, semble-t-il se produisent une fois, mais ne
sont pas destinés à se renouveler. |
Существует иерархия фактов. Одни факты не имеют значения; все то, чему они нас учат, касается их одних. Ученый, который констатировал их, не познал ничего более, как один факт, и не сделался способным предвидеть новые. Эти факты как бы происходят однажды, и повториться им не суждено. |
Il y a, d'autre part, des faits à grand
rendement, chacun d'eux nous enseigne une loi nouvelle. Et puisqu'il faut
faire un choix, c'est à ceux-ci que le savant doit s'attacher. |
С другой стороны, существуют факты большого значения. Каждый из них учит нас новому закону. И так как ученому предстоит сделать выбор, то именно к такого рода фактам он должен обратиться. |
Sans doute cette classification est relative et
dépend de la faiblesse de notre esprit. Les faits à petit
rendement, ce sont les faits complexes, sur lesquels des circonstances
multiples peuvent exercer une influence sensible, circonstances trop
nombreuses et trop diverses, pour que nous puissions toutes les discerner.
Mais je devrais dire plutôt que ce sont les faits que nous jugeons
complexes, parce que l'enchevêtrement de ces circonstances
dépasse la portée de notre esprit. Sans doute un esprit plus
vaste et plus fin que le nôtre en jugerait-il différemment. Mais
peu importe ; ce n'est pas de cet esprit supérieur que nous
pouvons nous servir, c'est du nôtre. |
Без сомнения, такая классификация относительна и зависит от слабости нашего ума. Факты малого значения суть факты сложные, на которые могут оказывать очень чувствительное влияние различные обстоятельства, слишком многочисленные и многообразные, для того чтобы мы были способны уловить их. Но я должен прибавить, что эти факты мы считаем сложными потому, что запутанная связь влияющих обстоятельств превосходит пределы нашего ума. Без сомнения, ум более обширный и тонкий, чем наш, судил бы об этом иначе. Но все это несущественно; пользоваться мы можем не этим высшим умом, а нашим собственным. |
Les faits à grand rendement, ce sont ceux que
nous jugeons simples ; soit qu'ils le soient réellement, parce
qu'ils ne sont influencés que par un petit nombre de circonstances
bien définies, soit qu'ils prennent une apparence de simplicité,
parce que les circonstances multiples dont ils dépendent
obéissent aux lois du hasard et arrivent ainsi à se compenser
mutuellement. Et c'est là ce qui arrive le plus souvent. Et c'est ce
qui nous a obligés à examiner d'un peu près ce que c'est
que le hasard. Les faits où les lois du hasard s'appliquent,
deviennent accessibles au savant, qui se découragerait devant
l'extraordinaire complication des problèmes où ces lois ne sont
pas applicables. |
Факты большого значения — это те, которые мы считаем простыми, потому ли, что они таковы в действительности, что на них, следовательно, оказывает влияние небольшое число вполне определенных обстоятельств, или же потому, что они кажутся простыми, и, следовательно, те многочисленные обстоятельства, от которых они зависят, подчиняются законам случая и таким образом друг друга компенсируют. Так, собственно, чаще всего и бывает. Вот почему мы должны были несколько ближе исследовать вопрос о том, что представляет собой случай. Факты, к которым приложимы законы случая, становятся доступны ученому, отступающему в унынии перед чрезвычайной сложностью тех проблем, к которым эти законы неприложимы. |
Nous avons vu que ces considérations
s'appliquent non seulement aux sciences physiques, mais aux sciences
mathématiques. La méthode de démonstration n'est pas la
même pour le physicien et pour le mathématicien. Mais les
méthodes d'invention se ressemblent beaucoup. Dans un cas comme dans
l'autre, elles consistent à remonter du fait à la loi, et
à rechercher les faits susceptibles de conduire à une loi. |
Мы видели, что эти соображения приложимы не только к физическим, но и к математическим наукам. Метод доказательства не один и тот же для физика и для математика. Но методы открытия истины чрезвычайно сходны. В том и в другом случае они заключаются в восхождении от факта к закону и к разысканию фактов, способных вести к закону. |
Pour mettre ce point en évidence, j'ai
montré à l'œuvre l'esprit du mathématicien, et sous
trois formes ; l'esprit du mathématicien inventeur et
créateur ; celui du géomètre inconscient qui chez
nos lointains ancêtres, ou dans les brumeuses années de notre
enfance, nous a construit notre notion instinctive de l'espace ; celui
de l'adolescent à qui les maîtres de l'enseignement secondaire
dévoilent les premiers principes de la science et cherchent à
faire comprendre les définitions fondamentales. Partout nous avons vu
le rôle de l'intuition et de l'esprit de généralisation
sans lequel ces trois étages de mathématiciens, si j'ose
m'exprimer ainsi, seraient réduits à une égale
impuissance. |
Чтобы сделать это пункт очевидным, я проследил за творческой деятельностью математика и притом в трех ее формах: за деятельностью математика-изобретателя и творца; за умственным процессом бессознательного геометра, который у наших далеких предков или в смутные годы нашего детства строил наше инстинктивное понятие пространства; за умом юноши, перед которым наставники средней школы раскрывают первые основы науки и которому они стараются объяснить основные определения. Везде мы видели роль интуиции и обобщающего ума, без которых эти, если мне позволено будет так выразиться, три вида математиков были бы осуждены на одинаковое бессилие. |
Et dans la démonstration elle-même, la
logique n'est pas tout ; le vrai raisonnement mathématique est
une véritable induction, différente à bien des
égards de l'induction physique, mais procédant comme elle du
particulier au général. Tous les efforts qu'on a faits pour
renverser cet ordre et pour ramener l'induction mathématique aux actes
de la logique n'ont abouti qu'à des insuccès, mal
dissimulés par l'emploi d'un langage inaccessible au profane. |
Но и в области доказательств логика еще не составляет всего. Настоящее математическое рассуждение есть настоящая индукция, во многих отношениях отличная от индукции физической, но, как и она, идущая от частного к общему. Все усилия, направленные на то, чтобы опрокинуть этот порядок и свести математическую индукцию к правилам логики, закончились без успеха, и эту неудачу трудно было скрыть под маской особого языка, недоступного профанам. |
Les exemples que j'ai empruntés aux sciences
physiques nous ont montré des cas très divers de faits à
grand rendement. Une expérience de Kaufmann sur les rayons du radium
révolutionne à la foi la Mécanique, l'optique et
l'Astronomie. Pourquoi ? C'est parce qu'à mesure que ces sciences
se sont développées, nous avons mieux reconnu les liens qui les
unissaient, et alors nous avons aperçu une espèce de dessin
général de la carte de la science universelle. Il y a des faits
communs à plusieurs sciences, qui semblent la source commune de cours
d'eau divergeant dans toutes les directions et qui sont comparables à
ce nœud du Saint-Gothard d'où sortent des eaux qui alimentent
quatre bassins différents. |
Примеры, которые я заимствовал из физических наук, ознакомили нас с разнообразными фактами большого значения. Опыт Кауфмана над лучами радия революционизирует сразу механику, оптику и астрономию. Почему? Потому что по мере того, как эти науки развивались, мы лучше познали соединяющие их связи; и тогда мы подметили нечто вроде общей схемы, представляющей собой карту универсальной науки. Существуют факты, общие и нескольким наукам, которые напоминают общие источники вод, направляющихся во все стороны; их можно сравнить с тем Сен-Готардским узлом, откуда выходят воды, питающие четыре различных бассейна. |
Et alors nous pouvons faire le choix des faits avec
plus de discernement que nos devanciers qui regardaient ces bassins comme
distincts et séparés par des barrières infranchissables. |
Но мы можем произвести выбор между фактами с большим сознанием, чем наши предшественники, которые смотрели на эти бассейны как на обособленные и отделенные друг от друга непроходимыми преградами. |
Ce sont toujours des faits simples qu'il faut choisir,
mais parmi ces faits simples nous devons préférer ceux qui sont
placés à ces espèces de nœuds du Saint-Gothard dont
je viens de parler. |
Мы должны избирать всегда простые факты; но из массы этих простых фактов мы должны отдавать предпочтение тем, которые уподобляются, по месту своего положения, упомянутым выше узлам Сен-Готарда. |
Et quand les sciences n'ont pas de lien direct, elles
s'éclairent encore mutuellement par l'analogie. Quand on a
étudié les lois auxquelles obéissent les gaz, on savait
qu'on s'attaquait à un fait de grand rendement ; et pourtant on
estimait encore ce rendement au-dessous de sa valeur, puisque les gaz sont,
à un certain point de vue, l'image de la Voie Lactée, et que
ces faits qui ne semblaient intéressants que pour le physicien,
ouvriront bientôt des horizons nouveaux à l'Astronomie qui ne
s'y attendait guère. |
Если науки и не имеют непосредственной связи, то они взаимно освещают друг друга путем аналогии. Когда изучили законы, которым подчиняются газы, стало очевидным, что мы подошли к факту крупного значения; однако размер этого значения оценивался ниже действительного; между тем с известной точки зрения в газах мы имели прообраз Млечного пути, а факты, которые могли, как казалось, интересовать только физиков, должны открыть новые горизонты в астрономии, сверх ее ожидания. |
Et enfin quand le géodésien voit qu'il
faut déplacer sa lunette de quelques secondes pour viser un signal
qu'il a planté à grand'peine, c'est là un bien petit
fait ; mais c'est un fait à grand rendement, non seulement parce
que cela lui révèle l'existence d'une petite bosse sur le
géoïde terrestre, cette petite bosse serait par elle-même
sans grand intérêt, mais parce que cette bosse lui donne des
indications sur la distribution de la matière à
l'intérieur du globe et par là sur le passé de notre
planète, sur son avenir, sur les lois de son développement. |
|