| English | Русский |
| Keine Viertelstunde, so war die Wohnung erreicht. Als beide hier in den kühlen Flur traten, war Roswitha beim Anblick all des Sonderbaren, das da herumhing, wie befangen; Effi aber ließ sie nicht zu weiteren Betrachtungen kommen und sagte: | Не минуло и четверти часа, как они уже были у дома. Когда обе вошли в прохладную переднюю, Розвита поразилась при виде висевших там удивительных вещей, но Эффи не дала ей рассмотреть их как следует. |
| "Roswitha, nun gehen Sie da hinein. Das ist das Zimmer, wo wir schlafen. Ich will erst zu meinem Mann nach dem Landratsamt hinüber - das große Haus da neben dem kleinen, in dem Sie gewohnt haben - und will ihm sagen, daß ich Sie zur Pflege haben möchte bei dem Kinde. Er wird wohl mit allem einverstanden sein, aber ich muß doch erst seine Zustimmung haben. Und wenn ich die habe, dann müssen wir ihn ausquartieren, und Sie schlafen mit mir in dem Alkoven. Ich denke, wir werden uns schon vertragen." | -- Пройдите, Розвита,-- сказала она. -- Вот комната, в которой мы будем спать. А я сейчас сбегаю к мужу, в управление -- это большое здание рядом с тем домиком, в котором вы жили,-- и сообщу ему о своем желании взять вас для ухода за ребенком. Конечно, он не будет возражать, но спросить его о согласии я все же должна, А когда я его получу, мы выселим мужа, и вы будете спать со мной в алькове. Я думаю, что мы с вами уживемся. |
| Innstetten, als er erfuhr, um was sich's handle, sagte rasch und in guter Laune: | Узнав, в чем дело, Инштеттен скороговоркой и мягко сказал: |
| "Das hast du recht gemacht, Effi, und wenn ihr Gesindebuch nicht zu schlimme Sachen sagt, so nehmen wir sie auf ihr gutes Gesicht hin. Es ist doch, Gott sei Dank, selten, daß einen das täuscht." | -- Ты поступила правильно, Эффи. Если в ее свидетельстве не записано чего-нибудь слишком порочащего, положимся на ее доброе лицо. Внешность, слава богу, редко обманывает. |
| Effi war sehr glücklich, so wenig Schwierigkeiten zu begegnen, und sagte: | Эффи была счастлива, что встретила так мало препятствий с его стороны, и промолвила: |
| "Nun wird es gehen. Ich fürchte mich jetzt nicht mehr." | -- Ну, вот и хорошо. Теперь я больше не боюсь. |
| "Um was, Effi?" | -- Чего, Эффи? |
| "Ach, du weißt ja ... Aber Einbildungen sind das schlimmste, mitunter schlimmer als alles." | -- Ах, ты же знаешь... Собственной фантазии, она порой хуже всего. |
| Roswitha zog in selbiger Stunde noch mit ihren paar Habseligkeiten in das landrätliche Haus hinüber und richtete sich in dem kleinen Alkoven ein. Als der Tag um war, ging sie früh zu Bett und schlief, ermüdet wie sie war, gleich ein. | Розвита тут же перебралась в дом ландрата и устроилась в маленьком алькове. Вечером она рано улеглась в постель и, утомленная, сразу же заснула. |
| Am andern Morgen erkundigte sich Effi - die seit einiger Zeit (denn es war gerade Vollmond) wieder in Ängsten lebte -, wie Roswitha geschlafen und ob sie nichts gehört habe. | На другое утро Эффи, с некоторых пор опять жившая в страхе (было как раз полнолуние), осведомилась, как спала Розвита и не слышала ли она чего-нибудь. |
| "Was?" fragte diese. | -- А чего? -- спросила та. |
| "Oh, nichts. Ich meine nur so; so was, wie wenn ein Besen fegt oder wie wenn einer über die Diele schlittert." | -- О, ничего. Это я так. Ну, скажем, нечто вроде звука метущего веника или шарканья по полу. |
| Roswitha lachte, was auf ihre junge Herrin einen besonders guten Eindruck machte. Effi war fest protestantisch erzogen und würde sehr erschrocken gewesen sein, wenn man an und in ihr was Katholisches entdeckt hätte; trotzdem glaubte sie, daß der Katholizismus uns gegen solche Dinge "wie da oben" besser schütze; ja, diese Betrachtung hatte bei dem Plan, Roswitha ins Haus zu nehmen, ganz erheblich mitgewirkt. | Розвита рассмеялась, и это произвело на ее молодую госпожу особенно хорошее впечатление. Эффи была воспитана в твердом протестантском духе, и очень бы возмутилась, если бы в ней обнаружили нечто от католицизма. Несмотря на это, она верила, что католицизм лучше охраняет от такого рода вещей, как "там, наверху". Более того, эти соображения сильно повлияли на ее замысел взять в дом Розвиту. |
| Man lebte sich schnell ein, denn Effi hatte ganz den liebenswürdigen Zug der meisten märkischen Landfräulein, sich gern allerlei kleine Geschichten erzählen zu lassen, und die verstorbene Frau Registratorin und ihr Geiz und ihre Neffen und ihre Frauen boten einen unerschöpflichen Stoff. Auch Johanna hörte dabei gerne zu. | Скоро они сжились друг с другом: у Эффи была милая черта, свойственная многим бранденбургским сельским барышням, охотно выслушивать всякие маленькие истории, а покойная госпожа регистраторша со своей скупостью, ее племянники и их жены служили неисчерпаемым источником. Иоганна слушала эти истории тоже охотно. |
| Diese, wenn Effi bei den drastischen Stellen oft laut lachte, lächelte freilich und verwunderte sich im stillen, daß die gnädige Frau an all dem dummen Zeug soviel Gefallen finde; diese Verwunderung aber, die mit einem starken Überlegenheitsgefühl Hand in Hand ging, war doch auch wieder ein Glück und sorgte dafür, daß keine Rangstreitigkeiten aufkommen konnten. Roswitha war einfach die komische Figur, und Neid gegen sie zu hegen wäre für Johanna nichts anderes gewesen, wie wenn sie Rollo um seine Freundschaftsstellung beneidet hätte. | Правда, Иоганна, когда Эффи в особенно заинтересовавших ее местах часто громко смеялась, тоже улыбалась, но в душе дивилась тому, что ее госпожа получает столько удовольствия от всех этих глупостей. Однако это удивление, тесно сочетавшееся с чувством превосходства, также никому не приносило вреда, препятствуя возникновению между прислугой споров о старшинстве. Розвита была просто очень комичной, и зависть к ней для Иоганны была бы равносильна зависти к Ролло за его дружбу с хозяйкой. |
| So verging eine Woche, plauderhaft und beinahe gemütlich, weil Effi dem, was ihr persönlich bevorstand, ungeängstigter als früher entgegensah. Auch glaubte sie nicht, daß es so nahe sei. Den neunten Tag aber war es mit dem Plaudern und den Gemütlichkeiten vorbei; da gab es ein Laufen und Rennen, Innstetten selbst kam ganz aus seiner gewohnten Reserve heraus, und am Morgen des 3. Juli stand neben Effis Bett eine Wiege. Doktor Hannemann patschelte der jungen Frau die Hand und sagte: "Wir haben heute den Tag von Königgrätz; schade, daß es ein Mädchen ist. Aber das andere kann ja nachkommen, und die Preußen haben viele Siegestage." Roswitha mochte wohl Ähnliches denken, freute sich indessen vorläufig ganz uneingeschränkt über das, was da war, und nannte das Kind ohne weiteres "Lütt-Annie", was der jungen Mutter als ein Zeichen galt. Es müsse doch wohl eine Eingebung gewesen sein, daß Roswitha gerade auf diesen Namen gekommen sei. | Так, в болтовне, очень мило прошла неделя. Эффи ждала предстоящего ей испытания с меньшим страхом, чем прежде. Она даже не верила, что оно так близко. Но на девятый день беззаботный покой был нарушен и все беседы прерваны; началась беготня и суета, даже Ин-штеттен изменил своей привычке держаться от всего в стороне, а уже 3 июля рядом с кроватью Эффи стояла колыбелька. Доктор Ганнеманн похлопал молодую женщину по руке и сказал: "Сегодня у нас годовщина Кениггреца*, жаль, что девочка. Но это можно наверстать, у пруссаков много юбилеев побед". Розвита мыслила почти так же, но пока безгранично радовалась тому, что было налицо, и недолго думая назвала ребенка "Лютт-Анни", что показалось молодой матери добрым знаком. "Должно быть, это внушение свыше, коли Розвита выбрала именно такое имя". |
| Selbst Innstetten wußte nichts dagegen zu sagen, und so wurde von Klein Annie gesprochen, lange bevor der Tauftag da war. Effi, die von Mitte August an bei den Eltern in Hohen-Cremmen sein wollte, hätte die Taufe gern bis dahin verschoben. Aber es ließ sich nichts tun; Innstetten konnte nicht Urlaub nehmen, und so wurde denn der 15. August, trotzdem es der Napoleonstag war (was denn auch von seiten einiger Familien beanstandet wurde), für diesen Taufakt festgesetzt, natürlich in der Kirche. Das sich anschließende Festmahl, weil das landrätliche Haus keinen Saal hatte, fand in dem großen Ressourcen-Hotel am Bollwerk statt, und der gesamte Nachbaradel war geladen und auch erschienen. Pastor Lindequist ließ Mutter und Kind in einem liebenswürdigen und allseitig bewunderten Toaste leben, bei welcher Gelegenheit Sidonie von Grasenabb zu ihrem Nachbar, einem adligen Assessor von der strengen Richtung, bemerkte: | Сам Инштеттен ничего не имел против, и имя маленькой Анни повторялось всеми уже задолго до крещения. Эффи, намеревавшаяся в середине августа навестить родителей в Гоген-Креммене, охотно бы отложила крестины до этого времени. Но, увы, Инштеттен не мог взять отпуск, а поэтому обряд крещения, естественно, в церкви, был назначен на 15 августа, несмотря на совпадение этой даты с днем рождения Наполеона, что вызвало осуждение со стороны некоторых семей. Поскольку в доме ландрата не. было залы, последовавшее за крещением празднество, на которое было приглашено и приехало все окрестное дворянство, состоялось в большом отеле "Ресурс", около крепости. Пастор Линдеквист сердечным и встретившим всеобщее одобрение тостом пожелал матери и ребенку здоровья. Сидония фон Гразенабб заметила при этом своему соседу, асессору, дворянину строгих правил: |
| "Ja, seine Kasualreden, das geht. Aber seine Predigten kann er vor Gott und Menschen nicht verantworten; er ist ein Halber, einer von denen, die verworfen sind, weil sie lau sind. Ich mag das Bibelwort hier nicht wörtlich zitieren." | -- Да, его речи по поводу таких событий -- это еще куда ни шло. Но его проповеди не могут удовлетворить ни бога, ни людей; он половинчат, он один из тех, кто порочны, потому что равнодушны. Правда, я не хотела бы цитировать здесь дословно Библию. |
| Gleich danach nahm auch der alte Herr von Borcke das Wort, um Innstetten leben zu lassen. | Затем, чтобы провозгласить тост за здоровье Инштет-тена, взял слово старый господин фон Борке. |
| "Meine Herrschaften, es sind schwere Zeiten, in denen wir leben, Auflehnung, Trotz, Indisziplin wohin wir blicken. Aber solange wir noch Männer haben, und ich darf hinzusetzen, Frauen und Mütter (und hier verbeugte er sich mit einer eleganten Handbewegung gegen Effi) ... solange wir noch Männer haben wie Baron Innstetten, den ich stolz bin, meinen Freund nennen zu dürfen, so lange geht es noch, so lange hält unser altes Preußen noch. Ja, meine Freunde, Pommern und Brandenburg, damit zwingen wir's und zertreten dem Drachen der Revolution das giftige Haupt. Fest und treu, so siegen wir. Die Katholiken, unsere Brüder, die wir, auch wenn wir sie bekämpfen, achten müssen, haben den 'Felsen Petri', wir aber haben den 'Rocher de bronce'. Baron Innstetten, er lebe hoch!" | -- Господа, мы живем в тяжелые времена: куда ни бросишь взгляд, везде сопротивление, упрямство, недисциплинированность. Но пока у нас есть мужчины, и позволю себе добавить, жены и матери (при этом он поклонился и сделал элегантный жест в сторону Эффи)... пока у нас есть мужчины, подобные барону Инштеттену, которого я горжусь называть своим другом, до тех пор жизнь будет продолжаться, до тех пор наша старая Пруссия будет стоять крепко. Да, друзья мои, Померания и Бранденбург, -- с их помощью мы добьемся этого и раздавим дракону революции его ядовитую голову. Твердые и верные, мы победим. У католиков, наших братьев, которых мы должны уважать, хотя и боремся против них, есть "утес Петра"*, у нас же-- rocher de bronze (бронзовая скала (франц.))*. Да здравствует барон Инштеттен! |
| Innstetten dankte ganz kurz. Effi sagte zu dem neben ihr sitzenden Major von Crampas, das mit dem "Felsen Petri" sei wahrscheinlich eine Huldigung gegen Roswitha gewesen; sie werde nachher an den alten Justizrat Gadebusch herantreten und ihn fragen, ob er nicht Ihrer Meinung sei. Crampas nahm diese Bemerkung unerklärlicherweise für Ernst und riet von einer Anfrage bei dem Justizrat ab, was Effi ungemein erheiterte. | Инштеттен в нескольких кратких словах выразил свою благодарность, а Эффи заметила сидящему рядом с ней майору фон Крампасу, что слова по поводу утеса Петра, возможно, были комплиментом Розвите и что она спросит старого советника юстиции Гадебуша, не придерживается ли он ее мнения. Крампас почему-то принял ее слова всерьез и посоветовал не обращаться к советнику юстиции, что необычайно развеселило Эффи. |
| "Ich habe Sie doch für einen besseren Seelenleser gehalten." | -- А я-то считала вас знатоком душ. |
| "Ach, meine Gnädigste, bei schönen jungen Frauen, die noch nicht achtzehn sind, scheitert alle Lesekunst." | -- Ах, сударыня, когда дело касается прекрасных юных дам, которым нет еще и восемнадцати, всякое знание души терпит крах. |
| "Sie verderben sich vollends, Major. Sie können mich eine Großmutter nennen, aber Anspielungen darauf, daß ich noch nicht achtzehn bin, das kann Ihnen nie verziehen werden." | -- Вы совсем испортились, майор. Можете называть меня хоть бабушкой, но намека на то, что мне еще нет восемнадцати, я вам никогда не прощу. |
| Als man von Tisch aufgestanden war, kam der Spätnachmittagsdampfer die Kessine herunter und legte an der Landungsbrücke, gegenüber dem Hotel, an. Effi saß mit Crampas und Gieshübler beim Kaffee, alle Fenster auf, und sah dem Schauspiel drüben zu. | Когда встали из-за стола, к пристани подошел вечерний пароход, совершавший рейсы по Кессине. Эффи сидела с Крампасом и Гизгюблером за' кофе, у открытого окна, и наблюдала эту картину. |
| "Morgen früh um neun führt mich dasselbe Schiff den Fluß hinauf, und zu Mittag bin ich in Berlin, und am Abend bin ich in Hohen-Cremmen, und Roswitha geht neben mir und hält das Kind auf dem Arm. Hoffentlich schreit es nicht. Ach, wie mir schon heute zumute ist! Lieber Gieshübler, sind Sie auch mal so froh gewesen, Ihr elterliches Haus wiederzusehen?" | -- Завтра, в девять утра, этот пароход увезет меня вверх по реке, в полдень я буду в Берлине, а вечером -- в Гоген-Креммене, и Розвита будет стоять с ребенком на руках рядом со мной. Надеюсь, он не будет кричать. Ах, как я рада, как я рада уже сегодня! Милый Гизгюблер, вы когда-нибудь так радовались встрече с отчим домом? |
| "Ja, ich kenne das auch, gnädigste Frau. Nur bloß, ich brachte kein Anniechen mit, weil ich keins hatte." | -- Да, сударыня, бывало это и со мной. Только я не привозил с собой Аннхен, потому что у меня ее не было. |
| "Kommt noch", sagte Crampas. "Stoßen Sie an, Gieshübler; Sie sind der einzige vernünftige Mensch hier." | -- Еще будет, -- сказал Крампас. -- Чокнемся, Гизгюблер; вы здесь единственный благоразумный человек. |
| "Aber, Herr Major, wir haben ja bloß noch den Kognak." | -- Но у нас остался только коньяк, господин майор. |
| "Desto besser." | -- Тем лучше. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая