| English | Русский |
| Die Tage waren schön und blieben es bis in den Oktober hinein. Eine Folge davon war, daß die halbzeltartige Veranda draußen zu ihrem Recht kam, so sehr, daß sich wenigstens die Vormittagsstunden regelmäßig darin abspielten. Gegen elf kam dann wohl der Major, um sich zunächst nach dem Befinden der gnädigen Frau zu erkundigen und mit ihr ein wenig zu medisieren, was er wundervoll verstand, danach aber mit Innstetten einen Ausritt zu verabreden, oft landeinwärts, die Kessine hinauf bis an den Breitling, noch häufiger auf die Molen zu. Effi, wenn die Herren fort waren, spielte mit dem Kind oder durchblätterte die von Gieshübler nach wie vor ihr zugeschickten Zeitungen und Journale, schrieb auch wohl einen Brief an die Mama oder sagte: | До самого октября стояли прекрасные дни. Результатом этого явились возросшие права шатрообразной веранды, на которой регулярно проводилась добрая половина утра. Около одиннадцати обычно приходил майор, чтобы, во-первых, осведомиться о здоровье хозяйки и немного посплетничать с ней, что у него удивительно получалось, а во-вторых, договориться с Инштеттеном о верховой прогулке, иногда -- в сторону от моря, вверх по Кессине, до самого Брейтлинга, но еще чаще -- к молам. Когда мужчины уезжали, Зффи играла с ребенком, перелистывала газеты и журналы, неизменно присылаемые Гизгюблером, а то писала письма маме или говорила: |
| "Roswitha, wir wollen mit Annie spazierenfahren", und dann spannte sich Roswitha vor den Korbwagen und fuhr, während Effi hinterherging, ein paar hundert Schritt in das Wäldchen hinein, auf eine Stelle zu, wo Kastanien ausgestreut lagen, die man nun auflas, um sie dem Kind als Spielzeug zu geben. In die Stadt kam Effi wenig; es war niemand recht da, mit dem sie hätte plaudern können, nachdem ein Versuch, mit der Frau von Crampas auf einen Umgangsfuß zu kommen, aufs neue gescheitert war. Die Majorin war und blieb menschenscheu. | "Розвита, поедем гулять с Анни". Тогда Розвита впрягалась в плетеную коляску и в сопровождении Эффи везла ее за какую-нибудь сотню шагов, в лесок. Здесь земля была густо усыпана каштанами. Их давали играть ребенку. В городе Эффи бывала редко. Там не было почти никого, с кем бы она могла поболтать, после того как попытка сблизиться с госпожой фон Крампас снова потерпела неудачу. Майорша была нелюдима и оставалась верной своей привычке. |
| Das ging so wochenlang, bis Effi plötzlich den Wunsch äußerte, mit ausreiten zu dürfen; sie habe nun mal die Passion, und es sei doch zuviel verlangt, bloß um des Geredes der Kessiner willen auf etwas zu verzichten, das einem so viel wert sei. Der Major fand die Sache kapital, und Innstetten, dem es augenscheinlich weniger paßte so wenig, daß er immer wieder hervorhob, es werde sich kein Damenpferd finden lassen -, Innstetten mußte nachgeben, als Crampas versicherte, das solle seine Sorge sein. | Так продолжалось неделями, пока Эффи внезапно не выразила желания принять участие в верховой прогулке. Ведь это ее страсть, и от нее требуют чересчур много, когда заставляют отказываться от того, что ей так нравится, из-за каких-то пересудов кессинцев. Майор нашел идею превосходной, и Инштеттен, которому она понравилась гораздо меньше, -- настолько, что он постоянно отнекивался невозможностью достать дамское седло, -- был вынужден сдаться после того, как Крампас заверил, что "об этом он уж позаботится". |
| Und richtig, was man wünschte, fand sich auch, und Effi war selig, am Strand hinjagen zu können, jetzt wo "Damenbad" und "Herrenbad" keine scheidenden Schreckensworte mehr waren. Meist war auch Rollo mit von der Partie, und weil es sich ein paarmal ereignet hatte, daß man am Strand zu rasten oder auch eine Strecke Wegs zu Fuß zu machen wünschte, so kam man überein, sich von entsprechender Dienerschaft begleiten zu lassen, zu welchem Behufe des Majors Bursche, ein alter Treptower Ulan, der Knut hieß, und Innstettens Kutscher Kruse zu Reitknechten umgewandelt wurden, allerdings ziemlich unvollkommen, indem sie, zu Effis Leidwesen, in eine Phantasielivree gesteckt wurden, darin der eigentliche Beruf beider noch nachspukte. | И действительно, седло скоро нашлось, и Эффи была счастлива, получив возможность скакать по морскому берегу, на котором не красовалось больше отпугивающих надписей: "Дамский пляж" и "Мужской пляж". В прогулках часто принимал участие и Ролло. Поскольку иногда возникало желание отдохнуть на берегу или пройти часть пути пешком, решили брать с собой соответствующую прислугу, для чего денщик майора старый трептовский улан по имени Кнут и кучер Инштеттена Крузе были обращены в стремянных, правда, не совсем настоящих: напяленные на них ливреи не могли, к огорчению Эффи, скрыть основного занятия обоих. |
| Mitte Oktober war schon heran, als man, so herausstaffiert, zum erstenmal in voller Kavalkade aufbrach, in Front Innstetten und Crampas, Effi zwischen ihnen, dann Kruse und Knut und zuletzt Rollo, der aber bald, weil ihm das Nachtrotten mißfiel, allen vorauf war. Als man das jetzt öde Strandhotel passiert und bald danach, sich rechts haltend, auf dem von einer mäßigen Brandung überschäumten Strandwege den diesseitigen Molendamm erreicht hatte, verspürte man Lust, abzusteigen und einen Spaziergang bis an den Kopf der Mole zu machen. Effi war die erste aus dem Sattel. Zwischen den beiden Steindämmen floß die Kessine breit und ruhig dem Meere zu, das wie eine sonnenbeschienene Fläche, darauf nur hier und da eine leichte Welle kräuselte, vor ihnen lag. | Была уже середина октября, когда они впервые стали выезжать на прогулку целой кавалькадой в таком составе: впереди Инштеттен и Крампас, между ними Эффи, затем Крузе и Кнут и, наконец, Ролло, вскоре, однако, обгонявший всех, так как ему надоедало плестись в хвосте. Когда отель на берегу, теперь пустовавший, оставался позади и они подъезжали по дорожке пляжа, куда долетала пена прибоя, к насыпи мола, у них появлялось желание спешиться и прогуляться до его конца. Эффи первая соскакивала с седла. Широкая Кессина, стиснутая камнем набережных, спокойно изливалась в море, а на морской глади, простертой перед ними, под солнцем вспыхивали кудрявые всплески волн. |
| Effi war noch nie hier draußen gewesen, denn als sie vorigen November in Kessin eintraf, war schon Sturmzeit, und als der Sommer kam, war sie nicht mehr imstande, weite Gänge zu machen. Sie war jetzt entzückt, fand alles groß und herrlich, erging sich in kränkenden Vergleichen zwischen dem Luch und dem Meer und ergriff, sooft die Gelegenheit dazu sich bot, ein Stück angeschwemmtes Holz, um es nach links hin in die See oder nach rechts hin in die Kessine zu werfen. Rollo war immer glücklich, im Dienste seiner Herrin sich nachstürzen zu können; mit einemmal aber wurde seine Aufmerksamkeit nach einer ganz anderen Seite hin abgezogen, und sich vorsichtig, ja beinahe ängstlich vorwärts schleichend, sprang er plötzlich auf einen in Front sichtbar werdenden Gegenstand zu, freilich vergeblich, denn im selben Augenblick glitt von einem sonnenbeschienenen und mit grünem Tang überwachsenen Stein eine Robbe glatt und geräuschlos in das nur etwa fünf Schritt entfernte Meer hinunter. Eine kurze Weile noch sah man den Kopf, dann tauchte auch dieser unter. | Эффи еще ни разу не была здесь: когда она приехала в Кессин в ноябре прошлого года, уже наступил период штормов, а летом она была не в состоянии совершать дальние прогулки. Теперь молодая женщина восхищалась, находя все грандиозным и великолепным, и без конца наделяла море и привычные ей луговые поймы сравнениями, невыгодными для последних. Если волны прибивали к берегу деревяшку, Эффи брала ее и швыряла в море или в Кессину. А Ролло в восторге бросался за ней, чтобы послужить своей госпоже. Но однажды его внимание было отвлечено. Осторожно, почти опасливо пробираясь вперед, он вдруг прыгнул на предмет, ставший теперь заметным, правда, без успеха; в то же мгновенье с камня, освещенного солнцем и покрытого зелеными водорослями, быстро и бесшумно соскользнул в море, находящееся в пяти шагах от него, тюлень. Одно мгновение еще была видна его голова, но затем исчезла под водой и она. |
| Alle waren erregt, und Crampas phantasierte von Robbenjagd und daß man das nächste Mal die Büchse mitnehmen müsse, "denn die Dinger haben ein festes Fell". | Все были возбуждены, Крампас начал фантазировать об охоте на тюленей и о том, что в следующий раз надо взять с собой ружье, потому что "у этой зверюги крепкая шкура". |
| " Geht nicht", sagte Innstetten; "Hafenpolizei. " | -- Исключено,-- заметил Инштеттен. -- Здесь портовая полиция. |
| "Wenn ich so was höre", lachte der Major. "Hafenpolizei! Die drei Behörden, die wir hier haben, werden doch wohl untereinander die Augen zudrücken können. Muß denn alles so furchtbar gesetzlich sein? Gesetzlichkeiten sind langweilig." | -- О, что я слышу, -- рассмеялся майор.-- Портовая полиция! Трое властей, какие у нас здесь существуют, могли бы смотреть друг на друга сквозь пальцы. Неужели все должно быть так ужасно законно? Всякие законности скучны. |
| Effi klatschte in die Hände. | Эффи захлопала в ладоши. |
| "Ja, Crampas, Sie kleidet das, und Effi, wie Sie sehen, klatscht Ihnen Beifall. Natürlich; die Weiber schreien sofort nach einem Schutzmann, aber von Gesetz wollen sie nichts wissen. " | -- Да, Крампас, это вам к лицу, и Эффи, как видите, аплодирует вам. Естественно: женщины первыми зовут полицейского, но о законе они и знать не желают. |
| "Das ist so Frauenrecht von alter Zeit her, und wir werden's nicht ändern, Innstetten." | -- Это -- право всех дам с древнейших времен, и тут мы вряд ли что изменим, Инштеттен. |
| "Nein", lachte dieser, "und ich will es auch nicht. Auf Mohrenwäsche lasse ich mich nicht ein. Aber einer wie Sie, Crampas, der unter der Fahne der Disziplin großgeworden ist und recht gut weiß, daß es ohne Zucht und Ordnung nicht geht, ein Mann wie Sie, der sollte doch eigentlich so was nicht reden, auch nicht einmal im Spaß. Indessen, ich weiß schon, Sie haben einen himmlischen Kehr-mich-nicht-Drang und denken, der Himmel wird nicht gleich einstürzen. Nein, gleich nicht. Aber mal kommt es." | -- Да, -- рассмеялся тот, -- но я и не хочу этого. Мартышкин труд -- занятие не по мне. Но такому человеку, как вы, Крампас, воспитанному под стягом дисциплины и хорошо знающему, что без строгости и порядка обойтись нельзя, такому человеку не след говорить подобные вещи, даже в шутку. Я ведь знаю, что в вопросах, связанных с небом, вы остаетесь необращенным и думаете, что небо сейчас на вас не обрушится. Сейчас -- нет. Но когда-нибудь это будет. |
| Crampas wurde einen Augenblick verlegen, weil er glaubte, das alles sei mit einer gewissen Absicht gesprochen, was aber nicht der Fall war. Innstetten hielt nur einen seiner kleinen moralischen Vorträge, zu denen er überhaupt hinneigte. | Крампас на мгновение смутился, решив, что все это говорится преднамеренно, но он ошибался. Инштеттен просто-напросто читал одну из своих душеспасительных лекций, к которым вообще имел склонность. |
| "Da lob ich mir Gieshübler", sagte er einlenkend, "immer Kavalier und dabei doch Grundsätze." | -- Вот почему мне нравится Гизгюблер,-- сказал он примирительно. -- Он всегда галантен, но при этом держится определенных принципов. |
| Der Major hatte sich mittlerweile wieder zurechtgefunden und sagte in seinem alten Ton: | Майор между тем оправился от смущения и продолжал прежним тоном: |
| "Ja, Gieshübler; der beste Kerl von der Welt und, wenn möglich, noch bessere Grundsätze. Aber am Ende woher? Warum? Weil er einen 'Verdruß' hat. Wer gerade gewachsen ist, ist für Leichtsinn. Überhaupt ohne Leichtsinn ist das ganze Leben keinen Schuß Pulver wert." | -- Конечно, Гизгюблер прекраснейший парень на свете и, если это только возможно, -- с еще более прекрасными принципами. Но в конечном счете почему? В силу чего? Потому что у него горб. А тот, у кого стройная фигура, тот всегда сторонник легкомыслия. Вообще без легкомыслия жизнь ничего не стоит. |
| "Nun hören Sie, Crampas, gerade so viel kommt mitunter dabei heraus." Und dabei sah er auf des Majors linken, etwas gekürzten Arm. | -- Но послушайте, майор, ведь только по легкомыслию и происходят подобные случаи.-- Инштеттен покосился на левую, несколько укороченную руку майора. |
| Effi hatte von diesem Gespräch wenig gehört. Sie war dicht an die Stelle getreten, wo die Robbe gelegen, und Rollo stand neben ihr. Dann sahen beide, von dem Stein weg, auf das Meer und warteten, ob die "Seejungfrau" noch einmal sichtbar werden würde. | Эффи мало прислушивалась к этому разговору. Она подошла к тому месту, где недавно лежал тюлень. Ролло стоял рядом. Они сначала осмотрели камень, потом повернулись к морю, ожидая, не появится ли снова "морская дева". |
| Ende Oktober begann die Wahlkampagne, was Innstetten hinderte, sich ferner an den Ausflügen zu beteiligen und auch Crampas und Effi hätten jetzt um der lieben Kessiner willen wohl verzichten müssen, wenn nicht Knut und Kruse als eine Art Ehrengarde gewesen wären. So kam es, daß sich die Spazierritte bis in den November hinein fortsetzten | Начавшаяся в конце октября избирательная кампания помешала Инштеттену участвовать в прогулках. Крампасу и Эффи тоже пришлось бы отказаться от них в угоду кессинцам, не состой при них своего рода почетной гвардии из Кнута и Крузе. Так верховые поездки продолжались и в ноябре. |
| Ein Wetterumschlag war freilich eingetreten, ein andauern der Nordwest trieb Wolkenmassen heran, und das Meer schäumte mächtig, aber Regen und Kälte fehlten noch und so waren diese Ausflüge bei grauem Himmel und lärmender Brandung fast noch schöner, als sie vorher bei Sonnenschein und stiller See gewesen waren. Rollo jagte vorauf, dann und wann von der Gischt überspritzt, und der Schleier von Effis Reithut flatterte im Wind. Dabei zu sprechen war fast unmöglich; wenn man dann aber, vom Meer fort, in die schutzgebenden Dünen oder noch besser in den weiter zurückgelegenen Kiefernwald einlenkte, so wurd es still, Effis Schleier flatterte nicht mehr, und die Enge des Wegs zwang die beiden Reiter dicht nebeneinander. | Правда, погода изменилась; постоянный норд-вест нагонял массы облаков, море сильно пенилось, но дождей и холодов еще не было, и прогулки под серым небом при шумном прибое казались едва ли не лучше, чем раньше, при ярком солнце и спокойном море. Ролло мчался, временами обдаваемый пеной, впереди, и флер на шляпке Эффи развевался на ветру. Говорить при этом было почти невозможно. Но когда отъезжали от моря под защиту дюн или, еще лучше, в отдаленный сосновый лесок, становилось тише, флер Эффи не развевался более, и узкая дорожка заставляла обоих седоков ехать рядом. |
| Das war dann die Zeit, wo man - schon um der Knorren und Wurzeln willen im Schritt reitend - die Gespräche, die der Brandungslärm unterbrochen hatte, wieder aufnehmen konnte. Crampas, ein guter Causeur, erzählte dann Kriegs- und Regimentsgeschichten, auch Anekdoten und kleine Charakterzüge von Innstetten, der mit seinem Ernst und seiner Zugeknöpftheit in den übermütigen Kreis der Kameraden nie recht hineingepaßt habe, so daß er eigentlich immer mehr respektiert als geliebt worden sei. | Были моменты, когда оба, если мешали ветви и корни деревьев, ехали шагом, и разговор, прерванный шумом прибоя, возобновлялся. Хороший собеседник, Крампас рассказывал тогда военные и полковые истории, а также анекдоты об Инштеттене и об особенностях его характера. Инштеттен с его серьезностью и натянутостью никогда не сживался по-настоящему с бесшабашной компанией сотоварищей по службе, и его скорее уважали, чем любили. |
| "Das kann ich mir denken", sagte Effi, "ein Glück nur, daß der Respekt die Hauptsache ist." | -- Этому я верю,-- сказала Эффи, -- в том и счастье, что уважение -- это главное. |
| "Ja, zu seiner Zeit. Aber er paßt doch nicht immer. Und zu dem allen kam noch eine mystische Richtung, die mitunter Anstoß gab, einmal weil Soldaten überhaupt nicht sehr für derlei Dinge sind, und dann weil wir die Vorstellung unterhalten, vielleicht mit Unrecht, daß er doch nicht ganz so dazu stände, wie er's uns einreden wollte." | -- Да, в определенные моменты. Но не всегда. Большую роль играл во всем и его мистицизм, который тоже ему мешал сблизиться с товарищами; во-первых, потому, что солдаты вообще не склонны к таким вещам, а во-вторых, потому, что у нас, может быть, несправедливо, существовало мнение, будто сам он не так уж привержен этой мистике, как пытается нам внушить. |
| "Mystische Richtung?" sagte Effi. "Ja, Major, was verstehen Sie darunter? Er kann doch keine Konventikel abgehalten und den Propheten gespielt haben. Auch nicht einmal den aus der Oper ... ich habe seinen Namen vergessen." | -- Мистицизм? -- переспросила Эффи. -- Да, майор, но что вы имеете в виду? Не мог же он проводить радения или разыгрывать пророка, даже того... из оперы...* я забыла его имя. |
| "Nein, so weit ging er nicht. Aber es ist vielleicht besser, davon abzubrechen. Ich möchte nicht hinter seinem Rücken etwas sagen, was falsch ausgelegt werden könnte. Zudem sind es Dinge, die sich sehr gut auch in seiner Gegenwart verhandeln lassen. Dinge, die nur, man mag wollen oder nicht, zu was Sonderbarem aufgebauscht werden, wenn er nicht dabei ist und nicht jeden Augenblick eingreifen und uns widerlegen oder meinetwegen auch auslachen kann." | -- Нет, до подобного не доходило. Но не прервать ли нам беседу? Я не склонен говорить за его спиной все, что может быть неправильно истолковано. К тому же этот предмет можно прекрасно обсудить и в его присутствии. Черты характера барона волей-неволей могут быть раздуты нами до размеров странности, если самого Инштеттена здесь нет, и он не может вмешаться, чтобы в любой момент опровергнуть нас или даже высмеять. |
| "Aber das ist ja grausam, Major. Wie können Sie meine Neugier so auf die Folter spannen. Erst ist es was, und dann ist es wieder nichts. Und Mystik! Ist er denn ein Geisterseher?" | -- Но это жестоко, майор. Вы подвергаете мое любопытство такой пытке. То вы о чем-то говорите, а потом оказывается, ничего нет. Даже мистика! Что же он -- духовидец? |
| "Ein Geisterseher! Das will ich nicht gerade sagen. Aber er hatte eine Vorliebe, uns Spukgeschichten zu erzählen. Und wenn er uns dann in große Aufregung versetzt und manchen auch wohl geängstigt hatte, dann war es mit einem Male wieder, als habe er sich über alle die Leichtgläubigen bloß mokieren wollen. Und kurz und gut, einmal kam es, daß ich ihm auf den Kopf zusagte: 'Ach was, Innstetten, das ist ja alles bloß Komödie. Mich täuschen Sie nicht. Sie treiben Ihr Spiel mit uns. Eigentlich glauben Sie's gradsowenig wie wir, aber Sie wollen sich interessant machen und haben eine Vorstellung davon, daß Ungewöhnlichkeiten nach oben hin besser empfehlen. In höheren Karrieren will man keine Alltagsmenschen. Und da Sie so was vorhaben, so haben Sie sich was Apartes ausgesucht und sind bei der Gelegenheit auf den Spuk gefallen.'" | -- Духовидец! Это я разумел менее всего. Но у него была страсть рассказывать нам истории о привидениях. И когда все приходили в возбуждение, а некоторые пугались, он вдруг делал вид, что хотел лишь посмеяться над легковерными. Короче говоря, однажды я сказал ему прямо: "Ах, оставьте, Инштеттен, все это сплошная комедия. Меня вам не провести. Вы с нами просто играете. Откровенно говоря, вы сами верите во все это не больше нас, но хотите обратить на себя внимание, сознавая, что исключительность -- хорошая рекомендация для продвижения. Большие карьеры не терпят дюжинных людей. А поскольку вы рассчитываете именно на такую карьеру, то избрали для себя нечто совсем особенное, напав случайно на мысль о привидениях". |
| Effi sagte kein Wort, was dem Major zuletzt bedrücklich wurde. | Эффи не проронила ни слова, и это в конце концов начало действовать на майора угнетающе. |
| "Sie schweigen, gnädigste Frau." | -- Вы молчите, сударыня. |
| "Ja." | -- Да. |
| "Darf ich fragen warum? Hab ich Anstoß gegeben? Oder finden Sie's unritterlich, einen abwesenden Freund, ich muß das trotz aller Verwahrungen einräumen, ein klein wenig zu hecheln? Aber da tun Sie mir trotz alledem Unrecht. Das alles soll ganz ungeniert seine Fortsetzung vor seinen Ohren haben, und ich will ihm dabei jedes Wort wiederholen, was ich jetzt eben gesagt habe." | -- Могу я спросить почему? Дал ли я повод для этого? Или вы находите, что это не по-рыцарски, -- немного почесать язык по поводу отсутствующего друга? С этим я должен согласиться без всяких возражений. Но несмотря на все, не поступайте со мной несправедливо. Наш разговор мы продолжим в его присутствии, и я повторю ему каждое из только что сказанных слов. |
| "Glaub es." | -- Верю. |
| Und nun brach Effi ihr Schweigen und erzählte, was sie alles in ihrem Hause erlebt und wie sonderlich sich Innstetten damals dazu gestellt habe. | И Эффи, нарушив молчание, рассказала обо всем, что пережила в своем доме, а также то, как странно реагировал на это Инштеттен. |
| "Er sagte nicht ja und nicht nein, und ich bin nicht klug aus ihm geworden." | -- Он не сказал ни да, ни нет, и я не поняла ничего. |
| "Also ganz der alte", lachte Crampas. "So war er damals auch schon, als wir in Liancourt und dann später in Beauvais mit ihm in Quartier lagen. Er wohnte da in einem alten bischöflichen Palast - beiläufig, was Sie vielleicht interessieren wird, war es ein Bischof von Beauvais, glücklicherweise 'Cochon' mit Namen, der die Jungfrau von Orleans zum Feuertod verurteilte -, und da verging denn kein Tag, das heißt keine Nacht, wo Innstetten nicht Unglaubliches erlebt hatte. Freilich immer nur so halb. Es konnte auch nichts sein. Und nach diesem Prinzip arbeitet er noch, wie ich sehe." | -- Значит, он остался таким же, каким был, -- рассмеялся Крампас. -- Да, таким он был, когда мы с ним находились на постое в Лионкуре и Бове*. Он жил там в старинном епископском дворце. Кстати, может, вам это интересно, некогда именно епископ Бове, по имени Кошон (Свинья (франц.)) -- удачное совпадение, -- приговорил Орлеанскую деву к сожжению. Так вот, в то время не проходило ни дня, ни ночи, чтобы Инштеттену не представилось чего-нибудь невероятного. Правда, лишь наполовину невероятного. Возможно, что вовсе ничего не было. Он и сейчас, как я вижу, продолжает действовать по этому принципу. |
| "Gut, gut. Und nun ein ernstes Wort, Crampas, auf das ich mir eine ernste Antwort erbitte: Wie erklären Sie sich dies alles?" | -- Хорошо, хорошо. А теперь -- серьезный вопрос, Крампас, на который я хочу получить серьезный ответ: как вы объясняете себе все это? |
| "Ja, meine gnädigste Frau ... " | -- Я, сударыня... |
| "Keine Ausweichungen, Major. Dies alles ist sehr wichtig für mich. Er ist Ihr Freund, und ich bin Ihre Freundin. Ich will wissen, wie hängt dies zusammen? Was denkt er sich dabei?" | -- Не уклоняйтесь, майор. Все это очень важно для меня. Он -- ваш друг, я -- тоже. Я хочу знать, в чем причина. Что он имеет в виду? |
| "Ja, meine gnädigste Frau, Gott sieht ins Herz, aber ein Major vom Landwehrbezirkskommando, der sieht in gar nichts. Wie soll ich solche psychologischen Rätsel lösen? Ich bin ein einfacher Mann." | -- Ах, сударыня, читать в сердцах может только бог, а не майор окружного воинского управления. Мне ли решать такие психологические загадки? Я человек простой. |
| "Ach, Crampas, reden Sie nicht so töricht. Ich bin zu jung, um eine große Menschenkennerin zu sein; aber ich müßte noch vor der Einsegnung und beinah vor der Taufe stehen, um Sie für einen einfachen Mann zu halten. Sie sind das Gegenteil davon, Sie sind gefährlich ... " | -- Крампас, не говорите глупости. Я слишком молода хорошо разбираться в людях. Но, для того чтобы поверить, будто вы человек простой, мне нужно превратиться в девочку-конфирмантку или даже в младенца. Вы далеко не просты, как раз наоборот, вы опасны... |
| "Das Schmeichelhafteste, was einem guten Vierziger mit einem a.D. auf der Karte gesagt werden kann. Und nun also, was sich Innstetten dabei denkt ... " | -- Это самое лестное, что может услышать мужчина добрых сорока лет с указанием на визитной карточке -- "в отставке". Итак, что имеет в виду Инштеттен? |
| Effi nickte. | Эффи кивнула. |
| "Ja, wenn ich durchaus sprechen soll, er denkt sich dabei, daß ein Mann wie Landrat Baron Innstetten, der jeden Tag Ministerialdirektor oder dergleichen werden kann (denn glauben Sie mir, er ist hoch hinaus), daß ein Mann wie Baron Innstetten nicht in einem gewöhnlichen Hause wohnen kann, nicht in einer solchen Kate, wie die landrätliche Wohnung, ich bitte um Vergebung, gnädigste Frau, doch eigentlich ist. Da hilft er denn nach. Ein Spukhaus ist nie was Gewöhnliches ... Das ist das eine." | -- Так вот, если говорить прямо... Человек, подобный ландрату Инштеттену, кто со дня на день может возглавить департамент министерства или нечто в этом роде (поверьте мне, он далеко пойдет), человек, подобный барону Инштеттену, не может жить в обыкновенном доме, в такой халупе, простите меня, сударыня, какую, в сущности, представляет собой жилище ландрата. Тогда он находит выход из положения. Дом с привидениями никак не является чем-то обыкновенным... Это первое. |
| "Das eine? Mein Gott, haben Sie noch etwas?" "Ja." | -- Первое? Боже мой, у вас есть что-нибудь еще? -- Да. |
| "Nun denn, ich bin ganz Ohr. Aber wenn es sein kann, lassen Sie's was Gutes sein." | -- Ну! Я вас слушаю. Только пусть хорошее. |
| "Dessen bin ich nicht ganz sicher. Es ist etwas Heikles, beinah Gewagtes, und ganz besonders vor Ihren Ohren, gnädigste Frau." | -- В этом я не совсем уверен. Предмет щекотлив, почти смел для того, чтобы затрагивать его при вас, сударыня. |
| "Das macht mich nur um so neugieriger." | -- Вы только разжигаете мое любопытство. |
| "Gut denn. Also Innstetten, meine gnädigste Frau, hat außer seinem brennenden Verlangen, es koste, was es wolle, ja, wenn es sein muß, unter Heranziehung eines Spuks, seine Karriere zu machen, noch eine zweite Passion: Er operiert nämlich immer erzieherisch, ist der geborene Pädagog, und hätte, links Basedow und rechts Pestalozzi (aber doch kirchlicher als beide), eigentlich nach Schnepfenthal oder Bunzlau hingepaßt." | -- Хорошо же. Кроме жгучего желания любой ценой, даже с привлечением привидений, сделать себе карьеру, у Инштеттена есть другая страсть: всегда воспитывать людей. Он прирожденный педагог и годился бы в Шнепфенталь* или Бунцлау*, в общество Базедов * и Песталоцци (разве что он более религиозен, чем они). |
| "Und will er mich auch erziehen? Erziehen durch Spuk?" | -- Так он хочет воспитывать и меня? Воспитывать с помощью привидений? |
| "Erziehen ist vielleicht nicht das richtige Wort. Aber doch erziehen auf einem Umweg." | -- Воспитывать, может быть, не совсем то слово... Но все же воспитывать, и окольным путем. |
| "Ich verstehe Sie nicht." | -- Я вас не понимаю. |
| "Eine junge Frau ist eine junge Frau, und ein Landrat ist ein Landrat. Er kutschiert oft im Kreise umher, und dann ist das Haus allein und unbewohnt. Aber solch Spuk ist wie ein Cherub mit dem Schwert ... " | -- Молодая женщина есть молодая женщина, и ланд-рат есть ландрат. Он часто разъезжает по округу, оставляя дом без присмотра, и всякое привидение подобно херувиму с мечом... |
| "Ah, da sind wir wieder aus dem Wald heraus", sagte Effi. | -- Ах, мы уже выехали из лесу,-- сказала Эффи. |
| "Und da ist Utpatels Mühle. Wir müssen nur noch an dem Kirchhof vorüber." | -- Вон мельница Утпателя. Нам осталось проехать только мимо кладбища. |
| Gleich danach passierten sie den Hohlweg zwischen dem Kirchhof und der eingegitterten Stelle, und Effi sah nach dem Stein und der Tanne hinüber, wo der Chinese lag. | Скоро ложбина между кладбищем и огражденным участком осталась позади, и Эффи бросила взгляд на камень и сосну, где был похоронен китаец. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая