| ÚVOD | ПРЕДИСЛОВИЕ |
| A tento tichý skromný ošumílý muž jest opravdu ten starý dobrý voják Švejk, hrdinný, stateéný, který kdysi za Rakouska byl v ústech všech obéanù Éeského království a jehož sláva nezapadne ani v republice. | И действительно, этот тихий, скромный человек в поношенной одежде -- тот самый бравый солдат Швейк, отважный герой, имя которого еще во времена Австро-Венгрии не сходило с уст всех граждан чешского королевства и слава которого не померкнет и в республике. |
| Mám velice rád toho dobrého vojáka Švejka, a podávaje jeho osudy za svítové války jsem p?esvídéen, že vy všichni budete sympatizovat s tím skromným, nepoznaným hrdinou. On nezapálil chrám bohyní v Efesu, jako to udílal ten hlupák Hérostrates, aby se dostal do novin a školních éítanek. | Я искренне люблю бравого солдата Швейка и, представляя вниманию читателей его похождения во время мировой войны, уверен, что все будут симпатизировать этому непризнанному герою. Он не поджег храма богини в Эфесе, как это сделал глупец Герострат для того, чтобы попасть в газеты и школьные хрестоматии. |
| A to staéí. | И этого вполне достаточно. |
| AUTOR | Автор |
Впервые бравый солдат Швейк появился в 1911 году, когда Гашек написал два рассказа с этим персонажем. В одном из них он торговал щенятами, увешав ими новогоднюю елку с подписью под полузадушенными собачками: "Щенок лучший подарок вашим деткам под Новый Год".
В 1917 году в Киеве Гашек, тогда чешский военнопленный, написал ряд юморесок про Швейка, солдата австрийской армии. К этим юморескам он вернулся в 1921, когда сотрудничал с коммунистической газетой "Руде право". Однако мало-малому серия фельетонов стала перерастать узкие газетные рамки, и Гашек взялся переделать это в роман, который вышел отдельным изданием в том же году. Сегодня это является первой, наиболее законченной и композиционно стройной частью произведения. На этом Гашек не остановился. Уже тяжело больной он набрасывал все новые и новые главы, и умер в начале 1923 году, так и не завершив труда своей жизни.
Роман расходился не шибко, хотя и о провале говорить не приходится. Многие современники увидели в Швейке карикатуру на чешский народ: хитрый, трусоватый -- законченные приспособленцы. "Образ Швейка унижает нашу нацию," -- был приговор одного из признанных чешских классиков А. Ирасека.
Популярность романа началась с Германии, где в 1926 году он появился в переводе Греты Райнер. Писательница нашла очень удачную языковую форму: в то время как текст от автора был переведен безупречным немецким языком, персонажи говорили на "богемском" -- суржике немецкого, воспринимаемого немцами примерно так же, как мы воспринимаем украинский. Читатели хохотали до упаду, даже над самыми серьезными диалогами. В 1928 была роман был инсценирован Э. Пискатором, режиссером близким к Б. Брехту, который также принимал участие в инсценировке.
Инсценировка была революционной, имеющей значение далеко выходящее за рамки собственно говоря приложения к роману. К этому времени уже было 4 немых экранизации "Швейка", в том числе знаменитый фильм М. Реймана по сценарию М. Брода. В инсценировке наряду с текстом были задействованы сцены из фильма, для спектакля были сочинены зонги, диктор гробовым голосом читал "радиосводки" с фронта (заметим, радио тогда еще только входило в жизнь), была куча других театральных новинок и выдумок.
После этих перевода, экранизации и инсценировки начался победный анабазис бравого солдата Швейка вокруг не только Будейовиц, где он бегал как дезертир, но и всего земного шара. Популярность писателя достигла и его родной Чехии. Только количество чешских или чешско-немецких экранизаций подскочило к цифре 12. Роман экранизировался в 1926 (три раза), 1927,1931, 1943 (в Лондоне, откуда Швейк призывал чехов к борьбе с немецко-фашистскими оккупантами, правда, на стороне англо-американских союзников), 1955, 1956, 1957, 1960, 1963, 1972 и последняя на сегодняшний день -- 1986. Но все это вяло, без размаха. Швейк превратился в хрестоматийный образец, этакий добродушный бонвиван пражских предместий с устремленностью на "поесть, поспать и посрать", как он сам описывал кратко свое пребывание в сумасшедшем доме. Либо бравого солдата использовали в политической пропаганде. А в 1968 году, во время так называемой пражской весны Швейк умудрился служить одновременно в двух лагерях: в коммунистической прессе он насмехался над оппортунистами, а для оппортунистов он стал символом пассивного сопротивления.
Сегодня из Швейка на родине сделали культовую фигуру. Знаменитый кабачок "У Келиха", где Швейк назначил своему другу Водичке встречу "в 6 часов после войны" сегодня разжирел в фешенебельный ресторан, куда богатых посетителей зазывает добродушная морда Швейка и куда его самого не пустили бы ни под каким видом. А вокруг Будейовиц проложен один из популярнейших туристических маршрутов. Интересно, ночуют ли туристы в стогу сена со случайными дезертирами, как то довелось Швейку?
Чехия маленькая страна, а Прага и того меньше, а в начале XX века она была еще меньше, и даже вполовину меньше, чем она была на самом деле: город почти поровну распадался на чешскоязычную и немецкоязычную составляющие, которые друг с другом почти не соприкасались (два мировых писателя -- Кафка и Гашек, -- можно сказать, жившие и творившие бок о бок, даже и не подозревали о взаимном существовании). И при этом Прага печатная жизнь в Праге били ключом, так что Гашек был на всеобщем виду.
Поэтому не удивительно, что каждый кусочек его знаменитого романа исследован вдоль и поперек, и прототипы всех описанных реалий: мест, ситуаций, персонажей -- определены с исчерпывающей полнотой.
Судьба вольноопределяющегося Марека -- это почти дословная калька с похождений самого писателя. Поручик Лукаш в действительности был обер-лейтенантом Лукашем, но его увлечение женским полом в жизни было несколько слабее, чем в романе. Кадет Биглер, выведенный в романе честолюбивым юнцом, на дворянском гербе которого изображены "аистово крыло и рыбий хвост", Биглер командовал одним из взводов 11-й роты, где служил сам Гашек.
Да что там основные персонажи. Даже второстепенные и те пришли на страницы романа прямо из жизни. Такие, как Кокошка хозяин лавки по продаже лекарств для скота.
Голос в небе раздается,
Умолкает суета,
У Кокошки продается
Чудо корень для скота.
Удалит сей корешочек,
Только гульден за мешочек
И теляток и коров
Безо всяких докторов.
У пана Кокошки начинал писатель 12-летним пацаном свою трудовую деятельность, но был уволен, после того как на рекламном плакате одной из коров он пририсовал очки и бороду, отчего у пеструхи появилось сходство с хозяином лавки.
Но вся эта круговерть прототипов обрывается на главном персонаже. Конечно, кандидатов на роль Швейка нашли в переизбытке, но при ближайшем рассмотрении репутации у них у всех оказались подмоченными. Не тянет на Швейка ничем, кроме фамилии, веселый дворник, живший некоторое время в одном доме с писателем. Многие полагают, что бравый солдат списан с приятеля и собутыльника Гашека военной поры Страшлипки. Тот часто рассказывал случаи из собственной жизни с характерным швейковским зачином: "Помню, как однажды.." Но хотя веселый и добродушный Страшлипка, доживший до 1949 и не раз попадавший в объектив исследователей и разочаровывавший их своей банальной заурядностью и полным отсутствием каких-либо отличительных признаков.
Так что поиски прототипов бравого солдата среди реальных лиц не дали удовлетворительных результатов и, наверное, не дадут.
Более успешными были поиски литературных источников. Чешский биограф писателя Р. Пытлик нашел в одной из газет 1905 года юмореску, в которой выступает фигура солдата из деревне, который прикидывается простачком. "Что этот парень действительно так глуп, как выглядит, или только прикидывается?" -- спрашивает один из офицеров другого. -- "Он еще глупее, чем выглядит, господин капитан, но, я полагаю, ему кто-нибудь сказал, что на военной службе чем ты глупей, тем для тебя лучше. Таким идиотом, за какого он себя выдает, человек просто не может быть". Читал ли этот рассказ Гашек, неизвестно, но скорее всего идея носилось в воздухе.
А вот как ее оттуда выловил писатель, скорее всего, никто никогда не узнает, хотя сам момент этого творческого прозрения задокументирован довольно точно. Вот как об этом вспоминает первая жена писателя Ярмила Гашкова: "В один майский вечер 1911 года Гашек вернулся домой, едва держась на ногах, но у него все же хватило сил и воли, чтобы коротко набросать литературный замысел, неотступно его преследовавший. Утром, едва проснувшись, Гашек стал искать клочок бумаги, где, как он уверял, была запечатлена гениальная творческая идея, которую он, к своему ужасу, за ночь забыл. Я уже успела бросить бумажку в мусорную корзину. Гашек долго искал запись и был бесконечно рад, когда смятая бумажка нашлась. Осторожно ее разгладил, прочел, но потом опять скомкал и бросил. Я подобрала бумажку и спрятала. На восьмушке листа явственно написано и подчеркнуто название рассказа -- 'Идиот на действительной'. Под этим можно было прочесть фразу: 'Он сам потребовал, чтобы его осмотрели и убедились, какой из него будет исправный солдат'. Далее следовало несколько неразборчивых слов".
Но похоже, Я. Гашкова ухватила лишь момент рождения образа, но не сам процесс. Гашек, по наблюдениям его коллег и секретарей, никогда ничего не записывал, а творил как бы по наитию. "Мне хотелось увидеть заметки Гашека, но ничего сколько-нибудь внушительного я не обнаружил. Был у него обыкновенный отрывной блокнот, на первой страничке - какая-то мазня, а следующие - вообще чистые. Начав диктовать, Гашек даже не притрагивался к этому блокноту. За все время, пока мы писали роман, он ни разу никуда не заглянул, из чего я заключил, что мазня и иероглифы в блокноте не имели к "Швейку" никакого отношения. Но порой он все же разворачивал карту, это бывало в те моменты, когда нужно было точно определить местонахождение Швейка, особенно в период следования его маршевой роты из Венгрии на русский фронт" -- описывает процесс работы над романом его секретать Штепанек.
Из чего можно заключить, что в тот раз на Гашека, действительно, снизошло прозрение: он вдруг увидел, что ему пришло в голову нечто необычное, стоящее. При этом идея долго не давалась ему в руки. Написав в течение 1911-1912 годов три рассказа швейковского цикла, он вдруг застопорился. В черновиках, разных бумажках, оставленных писателям по трактирам и редакциям, неоднократно встречаются попытки продолжить швейковскую серию, по после 2-3 фраз рассказ пресекался. То ли идея не созрела, то ли сам писатель под идею, то ли эпоха, но тема явно не вытанцовывалась.
И лишь после возвращения из России Гашека наконец прорвало. Но закончить роман он так и не успел.
Так что загадка возникновения "вечных образов", при обилии фактов остается столь же неразрешимой, как и при их отсутствии.
