Краткая коллекция англтекстов
Честерфильд. Письма к сыну
Letter 52/Письмо 52
| English | Русский |
| LONDON, November 12, O. S. 1750 | Лондон, 12 ноября ст. ст. 1750 г. |
| MY DEAR FRIEND: You will possibly think, that this letter turns upon strange, little, trifling objects; and you will think right, if you consider them separately; but if you take them aggregately, you will be convinced that as parts, which conspire to form that whole, called the exterior of a man of fashion, they are of importance. I shall not dwell now upon these personal graces, that liberal air, and that engaging address, which I have so often recommended to you; but descend still lower, to your dress, cleanliness, and care of your person. | Милый друг, Ты, может быть, подумаешь, что в письме этом идет речь о каких-то нелепых, незначительных и ничтожных вещах, и будешь прав, если рассматривать их каждую в отдельности. Однако, связав все воедино, ты убедишься, что, взятые в целом, они составляют то, что мы называем внешним обликом светского человека, и тем самым имеют немаловажное значение. Я не стану сейчас говорить об умении держать себя, о непринужденных манерах и о располагающем к себе обращении, которые я так часто тебе рекомендовал, я спущусь еще ниже и заведу разговор об умении одеться, о чистоте и о заботливом отношении к своей наружности. |
| When you come to Paris, you may take care to be extremely well dressed; that is, as the fashionable people are; this does by no means consist in the finery, but in the taste, fitness, and manner of wearing your clothes; a fine suit ill-made, and slatternly or stiffly worn, far from adorning, only exposes the awkwardness of the wearer. Get the best French tailor to make your clothes, whatever they are, in the fashion, and to fit you: and then wear them, button them, or unbutton them, as the genteelest people you see do. Let your man learn of the best friseur to do your hair well, for that is a very material part of your dress. Take care to have your stockings well gartered up, and your shoes well buckled; for nothing gives a more slovenly air to a man than ill-dressed legs. In your person you must be accurately clean; and your teeth, hands, and nails, should be superlatively so; a dirty mouth has real ill consequences to the owner, for it infallibly causes the decay, as well as the intolerable pain of the teeth, and it is very offensive to his acquaintance, for it will most inevitably stink. I insist, therefore, that you wash your teeth the first thing you do every morning, with a soft sponge and swarm water, for four or five minutes; and then wash your mouth five or six times. Mouton, whom I desire you will send for upon your arrival at Paris, will give you an opiate, and a liquor to be used sometimes. Nothing looks more ordinary, vulgar, and illiberal, than dirty hands, and ugly, uneven, and ragged nails: I do not suspect you of that shocking, awkward trick, of biting yours; but that is not enough: you must keep the ends of them smooth and clean, not tipped with black, as the ordinary people's always are. The ends of your nails should be small segments of circles, which, by a very little care in the cutting, they are very easily brought to; every time that you wipe your hands, rub the skin round your nails backward, that it may not grow up, and shorten your nails too much. The cleanliness of the rest of your person, which, by the way, will conduce greatly to your health, I refer from time to time to the bagnio. My mentioning these particulars arises (I freely own) from some suspicion that the hints are not unnecessary; for, when you were a schoolboy, you were slovenly and dirty above your fellows. I must add another caution, which is that upon no account whatever, you put your fingers, as too many people are apt to do, in your nose or ears. It is the most shocking, nasty, vulgar rudeness, that can be offered to company; it disgusts one, it turns one's stomach; and, for my own part, I would much rather know that a man's fingers were actually in his breech, than see them in his nose. Wash your ears well every morning, and blow your nose in your handkerchief whenever you have occasion; but, by the way, without looking at it afterward. | Как только ты приедешь в Париж, тебе надо будет завести себе очень хорошее платье, как то подобает следящему за модой светскому человеку, причем дело здесь отнюдь не в изысканности, надо, чтобы ты одевался со вкусом, чтобы платье твое хорошо на тебе сидело и чтобы ты умел его носить; если платье плохо сшито и обужено или сидит на тебе мешком, то оно не только не служит украшением человека, а напротив, подчеркивает его нескладность. Какое бы платье тебе ни понадобилось, закажи его у самого лучшего французского портного, и пусть оно будет сшито по моде и хорошо на тебе сидит, а тогда уж носи его, застегивай и расстегивай так, как это делают самые заправские франты, каких тебе случается видеть. Пусть твой лакей научится у самого лучшего friseur(181), как укладывать волосы, ибо это очень существенная часть туалета. Смотри, чтобы чулки твои были хорошо подтянуты, а башмаки как следует застегнуты, ибо человек, который не обращает внимания на свои ноги, выглядит особенно неряшливо. Ты с головы до ног должен иметь чистый и опрятный вид, а зубы, руки и ногти должны содержаться в образцовой чистоте; если человек не следит за своим ртом, то он потом жестоко за это поплатится: неминуемо погибнут зубы, и ему предстоит терпеть невыносимую боль; кроме того, это крайне неприятно для всех его знакомых, ведь зачастую изо рта отвратительно пахнет. Поэтому я требую, чтобы утром, как только встанешь, ты прежде всего в течение четырех-пяти минут чистил зубы мягкой губкой, употребляя для этого теплую воду, а потом раз пять-шесть полоскал рот. Мутон - а я хочу, чтобы ты послал за ним по приезде в Париж - привезет тебе настойку опия и жидкость, которые тебе иногда надо будет употреблять. Помни, что грязные руки и безобразные, обкусанные ногти - первый признак человека необразованного, неотесанного и грубого. Я, правда, не думаю, чтобы у тебя была постыдная и несуразная привычка грызть ногти, но этого мало; надо, чтобы кончики ногтей у тебя были гладкие и чистые, без черной каймы, какая обычно бывает у простолюдинов. Кончики ногтей должны иметь закругленную форму, что легко достигается, если ты будешь аккуратно их обстригать; каждый раз, когда ты приводишь в порядок руки, подчищай кожицу вокруг ногтей, отодвигая ее назад, чтобы не давать ей отрасти и укорачивать ногти. Что же касается чистоты остального твоего тела, которая, кстати сказать, очень важна для здоровья, то ты будешь следить за ней, время от времени посещая бани. Откровенно говоря, я вдаюсь в эти подробности, ибо у меня есть подозрение, что напоминать о них тебе в какой-то степени необходимо - ведь когда ты учился в школе, ты был в классе самым большим неряхой. Должен сделать тебе еще одно предостережение: ни в коем случае не ковыряй пальцем в носу или в ушах, как то делают многие. Это самая последняя, самая постыдная и возмутительная степень невоспитанности, какую только люди могут позволить себе в компании. Это отвратительно до тошноты. Что до меня, то я готов скорее простить человека, который совал пальцы в штаны, чем того, который ковырял ими в носу. Тщательно чисти уши по утрам и старайся хорошенько высморкаться в платок всякий раз, когда к этому представится случай, но не вздумай только потом в этот платок заглядывать. |
| There should be in the least, as well as in the greatest parts of a gentleman, 'les manieres nobles'. Sense will teach you some, observation others; attend carefully to the manners, the diction, the motions, of people of the first fashion, and form your own upon them. On the other hand, observe a little those of the vulgar, in order to avoid them: for though the things which they say or do may be the same, the manner is always totally different: and in that, and nothing else, consists the characteristic of a man of fashion. The lowest peasant speaks, moves, dresses, eats, and drinks, as much as a man of the first fashion, but does them all quite differently; so that by doing and saying most things in a manner opposite to that of the vulgar, you have a great chance of doing and saying them right. There are gradations in awkwardness and vulgarism, as there are in everything else. 'Les manieres de robe', though not quite right, are still better than 'les manieres bourgeoises'; and these, though bad, are still better than 'les manieres de campagne'. But the language, the air, the dress, and the manners of the court, are the only true standard 'des manieres nobles, et d'un honnete homme. Ex pede Herculem' is an old and true saying, and very applicable to our present subject; for a man of parts, who has been bred at courts, and used to keep the best company, will distinguish himself, and is to be known from the vulgar by every word, attitude, gesture, and even look. I cannot leave these seeming 'minutiae', without repeating to you the necessity of your carving well; which is an article, little as it is, that is useful twice every day of one's life; and the doing it ill is very troublesome to one's self, and very disagreeable, often ridiculous, to others. | У настоящего джентльмена должны быть les manieres nobles(182) в самом малом, так же как и в самом большом. Одним тебя научит ум, другим - наблюдательность: старательно вникай в манеры, речи и каждое движение воспитаннейших людей и вырабатывай свои привычки, следуя их примеру. Вместе с тем понаблюдай немного и за повадками простолюдинов - для того, чтобы избегать их; пусть даже они говорят и делают то же самое, что и люди светские, ведут себя они все же совершенно иначе: именно это-то поведение, а не что-то другое - и есть отличительная черта человека воспитанного. Самый необразованный крестьянин говорит, двигается, одевается, ест и пьет так же, как человек, получивший самое лучшее воспитание, но получается у него это совсем не так; поэтому, если, говоря что-то или делая, ты будешь стараться не походить на простолюдина, у тебя окажутся некоторые шансы делать и говорить именно так, как надо. Есть различные степени неуклюжести и вульгарности, как они есть во всем остальном. Les manieres de robe(183), хоть они и не совсем такие, как надо, тем не менее благороднее, нежели les manieres bourgeoises(184), а эти последние, как они ни худы, все же лучше, нежели les manieres de campagne(185). Но язык, вид, одежда и манеры двора - это единственный настоящий пример des manieres nobles, et d'un honnete homme(186). Ex pede Herculem(187) - старая и верная поговорка, и она имеет самое прямое отношение к нашему предмету, ибо человека светского, получившего воспитание при дворе и привыкшего к лучшему обществу, можно узнать и отличить от простолюдина по каждому слову, каждой позе, каждому жесту и даже каждому взгляду. Не могу кончить разговор об этих мнимых minuties(188), не сказав тебе еще раз, как важно уметь искусно нарезать мясо и птицу; пусть это - сущая мелочь, любому из нас приходится заниматься этим по два раз в день, а когда человек не умеет чего-то, даже такой пустяк становится ему в тягость, другим же смотреть на это бывает очень неприятно, и такой человек часто кажется им смешным. |
| Having said all this, I cannot help reflecting, what a formal dull fellow, or a cloistered pedant, would say, if they were to see this letter: they would look upon it with the utmost contempt, and say that surely a father might find much better topics for advice to a son. I would admit it, if I had given you, or that you were capable of receiving, no better; but if sufficient pains have been taken to form your heart and improve your mind, and, as I hope, not without success, I will tell those solid gentlemen, that all these trifling things, as they think them, collectively, form that pleasing 'je ne sais quoi', that ensemble, which they are utter strangers to both in themselves and others. The word aimable is not known in their language, or the thing in their manners. Great usage of the world, great attention, and a great desire of pleasing, can alone give it; and it is no trifle. | Ну вот, я написал обо всем этом, а теперь мне приходит в голову, что бы сказал какой-нибудь тупоголовый верхогляд или угрюмый педант, если бы им довелось прочесть мое письмо: они бы отнеслись ко всему с величайшим презрением и сказали бы, что, разумеется, отец мог бы избрать какой-нибудь предмет посущественней для советов своему сыну. Они были бы правы, если бы я ограничился этими советами и ничего более значительного ты бы не мог воспринять, но коль скоро я положил немало труда на то, чтобы воспитать в тебе чувства и разум, и, как я надеюсь, не безуспешно, я скажу этим самоуверенным господам, что все эти с их точки зрения пустяки, вместе взятые, образуют то приятное je ne sais quoi, тот ensemble(189), к которому они начисто глухи и в себе, и в других. В лексиконе их нет слова aimable(190), а в поведении - того, что это слово выражает. Такое дается только человеку, весьма искушенному в светской жизни, очень внимательному и очень стремящемуся понравиться, а все это - отнюдь не пустяк. |
| It is from old people's looking upon these things as trifles, or not thinking of them at all, that so many young people are so awkward and so ill-bred. Their parents, often careless and unmindful of them, give them only the common run of education, as school, university, and then traveling; without examining, and very often without being able to judge, if they did examine, what progress they make in any one of these stages. Then, they carelessly comfort themselves, and say, that their sons will do like other people's sons; and so they do, that is, commonly very ill. They correct none of the childish nasty tricks, which they get at school; nor the illiberal manners which they contract at the university; nor the frivolous and superficial pertness, which is commonly all that they acquire by their travels. As they do not tell them of these things, nobody else can; so they go on in the practice of them, without ever hearing, or knowing, that they are unbecoming, indecent, and shocking. | Ведь именно оттого, что старики смотрели на это как на пустяк или вовсе об этом не думали, так много молодых людей теперь до крайности неловки и совсем плохо воспитаны. Родители их - часто люди беспечные и невнимательные к ним - дают своим детям только самое заурядное воспитание, определяя их поначалу в школу, потом в университет, а после этого посылая путешествовать; они не проверяют, да чаще всего и не в состоянии проверить, каковы успехи их сынков на каждой из этих ступеней. И вот они, в беспечности своей, утешают себя, говоря, что сыновья их ничуть не хуже, чем у других людей. Так оно и получается, но чаще всего именно это и плохо. Они так и не исправляют ни мерзких мальчишеских повадок, которыми их наделяет школа, ни грубых манер, привитых университетом, ни наглой развязности и верхоглядства, самых драгоценных приобретений, которые они делают за время своих путешествий. Родители ничего им об этом не говорят, а естественно, что, кроме них, некому это сделать; поэтому они продолжают все то же и, ни от кого не слыша правды, даже не догадываясь о ней, ведут себя несуразно, непристойно, постыдно. |
| For, as I have often formerly observed to you, nobody but a father can take the liberty to reprove a young fellow, grown up, for those kinds of inaccuracies and improprieties of behavior. The most intimate friendship, unassisted by the paternal superiority, will not authorize it. I may truly say, therefore, that you are happy in having me for a sincere, friendly, and quick-sighted monitor. Nothing will escape me: I shall pry for your defects, in order to correct them, as curiously as I shall seek for your perfections, in order to applaud and reward them, with this difference only, that I shall publicly mention the latter, and never hint at the former, but in a letter to, or a tete-d-tete with you. I will never put you out of countenance before company; and I hope you will never give me reason to be out of countenance for you, as any one of the above-mentioned defects would make me. 'Praetor non, curat de minimis', was a maxim in the Roman law; for causes only of a certain value were tried by him but there were inferior jurisdictions, that took cognizance of the smallest. Now I shall try you, not only as 'praetor' in the greatest, but as 'censor' in lesser, and as the lowest magistrate in the least cases. | Как я уже говорил тебе раньше, один только отец может позволить себе порицать великовозрастного парня за такие вот недостатки и промахи, которые вошли у него в привычку. Это не под силу самому близкому другу, если на помощь не придет родительский авторитет. Поэтому я могу с полным основанием сказать, что это счастье твое - иметь такого искреннего, дружески к тебе расположенного и прозорливого наставника. Ничто не укроется от моего взгляда, я буду выведывать все твои недостатки, для того чтобы их исправлять с тем же рвением, с каким буду отыскивать все твои достоинства, для того чтобы хвалить тебя за них и вознаграждать. Разница будет только в том, что о последних я буду возвещать громогласно, а на первые никогда даже не намекну, кроме как в письме к тебе или при свидании tete a tete(191) с тобой. Я никогда не стану краснеть за тебя в обществе, я надеюсь, ты никогда не дашь мне повод стыдиться тебя, как то было бы, если бы у тебя оказался хоть один из названных мною недостатков. Praetor поп curat de minimis(192) - утверждало римское право, ибо занимался он только серьезными делами; но существовали и низшие ведомства, которым были подсудны дела, более мелкие. Словом, я буду судить тебя не только как претор - за самые опасные преступления, но так же и как цензор - за менее важные проступки, и как низший судья - за ничтожнейшие грешки. |
| I have this moment received Mr. Harte's letter of the 1st November, N. S., by which I am very glad to find that he thinks of moving toward Paris, the end of this month, which looks as if his leg were better; besides, in my opinion, you both of you only lose time at Montpelier; he would find better advice, and you better company, at Paris. In the meantime, I hope you go into the best company there is at Montpelier; and there always is some at the Intendant's, or the Commandant's. You will have had full time to learn 'les petites chansons Languedociennes', which are exceedingly pretty ones, both words and tunes. I remember, when I was in those parts, I was surprised at the difference which I found between the people on one side, and those on the other side of the Rhone. The Provencaux were, in general, surly, ill-bred, ugly, and swarthy; the Languedocians the very reverse: a cheerful, well-bred, handsome people. Adieu! Yours most affectionately. | Только что получил письмо м-ра Харта от 1 ноября н. ст.; очень рад был узнать, что в конце месяца он думает ехать в Париж; значит, с ногой у него лучше; к тому же, как мне кажется, оба вы только теряете время в Монпелье: в Париже он нашел бы хорошего врача, а ты - хорошее общество. Ну, а пока, надеюсь, ты посещаешь самое лучшее общество Монпелье, а его всегда можно найти в доме интенданта или командующего округом. У тебя там должно быть достаточно времени, чтобы выучить les petites chansons languedociennes(193), а они ведь очень милы - и слова, и музыка. Помнится, когда я был в тех краях, меня поразило, насколько отличается друг от друга население того и другого берега Роны. Провансальцы были по большей части угрюмы, невоспитанны, некрасивы и смуглы, жители Лангедока, напротив, - приветливы, обходительны, красивы. Прощай! Любящий тебя. |
| P. S. Upon reflection, I direct this letter to Paris; I think you must have left Montpelier before it could arrive there. | Р. S. Поразмыслив, посылаю это письмо в Париж; к тому времени, когда оно придет, ты, верно, уже уедешь из Монпелье. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая