Краткая коллекция англтекстов
Фрэнсис Бэкон
The essayes or covnsels civill and morall /Эссе о гражданской и моральной жизни
17. OF SUPERSTITION/XVII. О суеверии[88]
| English | Русский |
| It were better to have no opinion of God at all, than such an opinion, as is unworthy of him. For the one is unbelief, the other is contumely; and certainly superstition is the reproach of the Deity. Plutarch saith well to that purpose: Surely (saith he) I had rather a great deal, men should say, there was no such man at all as Plutarch, than that they should say, that there was one Plutarch that would eat his children as soon as they were born; as the poets speak of Saturn. And as the contumely is greater towards God, so the danger is greater towards men. Atheism leaves a man to sense, to philosophy, to natural piety, to laws, to reputation all which may be guides to an outward moral virtue, though religion were not; but superstition dismounts all these, and erecteth an absolute monarchy, in the minds of men. Therefore atheism did never perturb states; for it makes men wary of themselves, as looking no further: and we see the times inclined to atheism (as the time of Augustus C?sar) were civil times. But superstition hath been the confusion of many states, and bringeth in a new primum mobile, that ravisheth all the spheres of government. The master of superstition, is the people; and in all superstition, wise men follow fools; and arguments are fitted to practice, in a reversed order. It was gravely said by some of the prelates in the Council of Trent, where the doctrine of the Schoolmen bare great sway, that the schoolmen were like astronomers, which did feign eccentrics and epicycles, and such engines of orbs, to save the phenomena; though they knew there were no such things; and in like manner, that the Schoolmen had framed a number of subtle and intricate axioms, and theorems, to save the practice of the church. | Лучше вообще не иметь никакого мнения о Боге, чем иметь такое, которое его недостойно. Ибо первое есть неверие, второе же -- оскорбление, и, разумеется, суеверие есть оскорбление божества. Очень хорошо по этому поводу выразился Плутарх. "Конечно, -- сказал он, -- я скорее предпочел бы, чтобы многие люди заявили, что такого человека, как Плутарх, вообще не было, чем чтобы они говорили, что жил такой Плутарх, который пожирал своих детей, как только они появлялись на свет"[89], т. е. как писали поэты о Сатурне. И чем сильнее оскорбление для Бога, тем больше опасность суеверия для людей. Безбожие не отнимает у человека разума, философии, естественных чувств, законов, репутации; все они могут быть путями достижения внешней моральной добродетели, хотя и не религии; но суеверие все это уничтожает, воздвигая в душах людей абсолютную монархию. Поэтому безбожие никогда но потрясало государства: ведь оно заставляет людей быть осторожными по отношению к самим себе и не смотреть никуда больше; и мы видим, что времена, склонные к безбожию (как, например, времена Цезаря Августа), были спокойными временами. Суеверие же явилось причиной смуты во многих государствах и привнесло новый primum mobile, который поразил все сферы управления. Мастером суеверий является простой народ, и во всех суевериях мудрые люди следуют за глупцами, а аргументы подгоняются под практику извращенным образом. Некоторые из прелатов на Тридентском соборе[90], где учение схоластиков имело большое влияние, не без основания говорили, что схоластики подобны астрономам, которые выдумали эксцентрики и эпициклы и тому подобные механизмы небесной сферы, чтобы спасти явления, хотя они знали, что таких вещей не существует; так и схоластики изобрели целый ряд хитроумных и запутанных аксиом и теорем, чтобы спасти практику церкви. |
| The causes of superstition are: pleasing and sensual rites and ceremonies; excess of outward and pharisaical holiness; overgreat reverence of traditions, which cannot but load the church; the stratagems of prelates, for their own ambition and lucre; the favoring too much of good intentions, which openeth the gate to conceits and novelties; the taking an aim at divine matters, by human, which cannot but breed mixture of imaginations: and, lastly, barbarous times, especially joined with calamities and disasters. Superstition, without a veil, is a deformed thing; for, as it addeth deformity to an ape, to be so like a man, so the similitude of superstition to religion, makes it the more deformed. And as wholesome meat corrupteth to little worms, so good forms and orders corrupt, into a number of petty observances. There is a superstition in avoiding superstition, when men think to do best, if they go furthest from the superstition, formerly received; therefore care would be had that (as it fareth in the good be not taken away with the bad; which commonly is done, when the people is the reformer. | Причинами суеверия являются: приятные и чувствительные обряды и церемонии; чрезмерная внешняя фарисейская святость; чрезмерное обожание традиций, которые только лишь обременяют церковь; уловки прелатов, на которые они идут ради собственного честолюбия и выгоды; излишняя благосклонность к добрым намерениям, которая открывает ворота тщеславным замыслам и новшествам; приписывание божеству человеческих целей, которое не может создать ничего, кроме смеси фантастических представлений, и, наконец, времена варварства, в особенности если они соединяются с бедствиями и несчастьями. Ничем не прикрытое суеверие уродливо; ведь, чем больше обезьяна похожа на человека, тем больше это увеличивает ее уродство; так и сходство суеверия с религией делает его более уродливым. И подобно тому как здоровое мясо портится и превращается в мелких червяков, так и хорошие формы и установления разлагаются на ряд мелочных обрядов, которые надо соблюдать. Когда люди, стремясь избежать старого суеверия, полагают, что лучше всего поступают, уходя от него как можно дальше, они могут впасть в новое суеверие; поэтому следует остерегаться, чтобы (как это случается в нездоровых очищениях) хорошее не изымалось вместе с дурным, что обычно бывает тогда, когда реформатором выступает народ. |