| English | Русский |
| DEAR WAT, | Дорогой Уот! |
| I mentioned in my last, my uncle's design of going to the duke of N--'s levee; which design has been executed accordingly. His grace has been so long accustomed to this kind of homage, that though the place he now fills does not imply the tenth part of the influence, which he exerted in his former office, he has given his friends to understand, that they cannot oblige him in any thing more, than in contributing to support the shadow of that power, which he no longer retains in substance; and therefore he has still public days, on which they appear at his levee. | В последнем письме я упоминал о желании дядюшки отправиться на утренний прием к герцогу Н., что и было им исполнено. За длительный период времени его светлость весьма привык к этим знакам уважения, и хотя занимаемый импост в десять раз менее важен, чем прежний, но он дает понять своим друзьям, что они больше всего его обяжут, если будут признавать за ним ту власть, которой на самом деле уже нет; поэтому у него еще не отменены дни приема, когда друзья посещают его. |
| My uncle and I went thither with Mr Barton, who, being one of the duke's adherents, undertook to be our introducer -- The room was pretty well filled with people, in a great variety of dress; but there was no more than one gown and cassock, though I was told his grace had, while he was minister, preferred almost every individual that now filled the bench of bishops in the house of lords; | Дядюшка и я пришли с мистером Бартоном, который, будучи одним из приверженцев герцога, пожелал нас представить. В зале было много людей в самых разнообразных костюмах, но среди них была только одна сутана, хотя мне и говорили, что почти все епископы, восседающие теперь на скамьях палаты лордов, обязаны своим саном герцогу в бытность его министром; |
| but in all probability, the gratitude of the clergy is like their charity, which shuns the light | впрочем, должно быть, благодарность церковнослужителей подобна их благотворительности, которая избегает света. |
| -- Mr Barton was immediately accosted by a person well stricken in years, tall, and raw-boned, with a hook-nose, and an arch leer, that indicated, at least, as much cunning as sagacity. Our conductor saluted him, by the name of captain C--, and afterwards informed us he was a man of shrewd parts, whom the government occasionally employed in secret services. | К мистеру Бартону немедленно подошел пожилой человек, высокий и сухопарый, с крючковатым носом; смотрел он искоса, и взгляд у него был проницательный и вместе с тем хитрый. Наш спутник поздоровался с ним, назвав капитаном С., а потом сообщил нам, что человек этот наделен умом и лукавством и правительство иногда поручает ему работу тайного агента. |
| But I have had the history of him more at large, from another quarter. He had been, many years ago, concerned in fraudulent practices, as a merchant, in France; and being convicted of some of them, was sent to the gallies, from whence he was delivered by the interest of the late duke of Ormond, to whom he had recommended himself in letter, as his name-sake and relation -- He was in the sequel, employed by our ministry as a spy; and in the war of 1740, traversed all Spain, as well as France, in the disguise of a capuchin, at the extreme hazard of his life, in as much as the court of Madrid had actually got scent of him, and given orders to apprehend him at St Sebastian's, from whence he had fortunately retired but a few hours before the order arrived. This and other hair-breadth 'scapes he pleaded so effectually as a merit with the English ministry, that they allowed him a comfortable pension, which he now enjoys in his old age | Но я уже знал его историю более подробно. Много лет назад, будучи купцом во Франции, он был замешан в каких-то мошенничествах; за них его приговорили к каторге, откуда он был освобожден благодаря покойному герцогу Ормонду, которому он написал письмо, где объявил себя его однофамильцем и родственником. Потом он поступил на службу правительства как шпион и во время войны 1740 года пересек переодетый капуцином Испанию, а также и Францию с величайшей опасностью для жизни, ибо мадридский двор заподозрил его и дал приказ задержать в Сен-Себастиане, откуда он благополучно бежал за несколько часов до получения там этого приказа. На этот побег, а равно и на другие, такие же рискованные, он ссылался как на свою заслугу перед английским министерством столь успешно, что оно наградило его значительным пенсионом, которым он и пользуется теперь на старости лет. |
| -- He has still access to all the ministers, and is said to be consulted by them on many subjects, as a man of uncommon understanding and great experience -- He is, in fact, a fellow of some parts, and invincible assurance; and, in his discourse, he assumes such an air of self-sufficiency, as may very well impose upon some of the shallow politicians, who now labour at the helm of administration. But, if he is not belied, this is not the only imposture of which he is guilty -- They say, he is at bottom not only a Roman-catholic, but really a priest; and while he pretends to disclose to our state-pilots all the springs that move the cabinet of Versailles, he is actually picking up intelligence for the service of the French minister. | Он вхож ко всем министрам, и, по слухам, они советуются с ним по разным вопросам как с человеком недюжинного ума и весьма опытным. И в самом деле, он человек одаренный и весьма самонадеянный; когда он говорит, вид у него такой самоуверенный, что может производить немалое впечатление на ограниченных политиканов, стоящих ныне у кормила власти. Но если на него не клевещут, он повинен в том, что носит личину. По слухам, он не только католик, но и патер, и, делая вид, будто разоблачает перед кормчим нашего государства все пружины политики версальского двора, он вместе с тем собирает сведения для французского министра. |
| Be that as it may, captain C-- entered into conversation with us in the most familiar manner, and treated the duke's character without any ceremony | Итак, капитан С. весьма благосклонно заговорил с нами и отозвался о личности герцога без всяких церемоний. |
| -- 'This wiseacre (said he) is still a-bed; and, I think, the best thing he can do, is to sleep on till Christmas; for, when he gets up, he does nothing but expose his own folly. -- Since Grenville was turned out, there has been no minister in this nation worth the meal that whitened his peri-wig -- They are so ignorant, they scarce know a crab from a cauliflower; and then they are such dunces, that there's no making them comprehend the plainest proposition -- In the beginning of the war, this poor half-witted creature told me, in a great fright, that thirty thousand French had marched from Acadie to Cape Breton -- "Where did they find transports? (said I)" "Transports (cried he) I tell you they marched by land" -- "By land to the island of Cape Breton?" "What! is Cape Breton an island?" "Certainly." "Ha! are you sure of that?" When I pointed it out in the map, he examined it earnestly with his spectacles; then, taking me in his arms, "My dear C--! (cried he) you always bring us good news -- Egad! I'll go directly, and tell the king that Cape Breton is an island."' | - Сей глупец, - сказал он, - еще почивает, и лучшее, что он может сделать, это спать до рождества! Ибо, когда он встает, ничего другого, кроме глупости, он обнаружить не может. В этом государстве после Гренвилла не было ни одного министра, достойного той муки, коей присыпают парик. Все они такие невежды, что не могут отличить краба от цветной капусты, и такие остолопы, что не могут понять самого простого предложения. В начале войны сей жалкий болван говорил мне с превеликим страхом, что тридцать тысяч французов прошли из Акадии до Кэп Бретон. "А где же они могли найти транспортные корабли?" - спросил я. "Транспортные корабли! - воскликнул он. - Я говорю вам: они прошли сушей!" - "Сушей к острову Кэп Бретон?!" - "Как? Разве Кэп Бретон - остров?" - "Конечно". - "Ха! Вы в этом уверены?" Когда я показал ему на карте Кэп Бретон, он долго рассматривал его сквозь очки, а потом обнял меня и воскликнул: "Дорогой С.! Вы всегда приносите нам добрые вести. Я немедленно еду к королю и скажу ему, что Кэп Бретон - остров!" |
| He seemed disposed to entertain us with more anecdotes of this nature, at the expense of his grace, when he was interrupted by the arrival of the Algerine ambassador; a venerable Turk, with a long white beard, attended by his dragoman, or interpreter, and another officer of his household, who had got no stockings to his legs -- Captain C-- immediately spoke with an air of authority to a servant in waiting, bidding him go and tell the duke to rise, as there was a great deal of company come, and, among others, the ambassador from Algiers. Then, turning to us, | Капитан С., казалось, хотел нас развлечь такого рода рассказами о его светлости, но тут появился алжирский посланник, почтенный турок с длинной белой бородой, сопровождаемый драгоманом, то есть толмачом, и еще одним офицером из его свиты, который был без чулок. Капитан С. с повелительным видом немедленно приказал слуге доложить герцогу, чтобы тот вставал и что собралось много народу и пожаловал посланник Алжира. Потом повернулся к нам и сказал: |
| 'This poor Turk (said he) notwithstanding his grey beard, is a green-horn -- He has been several years resident in London, and still is ignorant of our political revolutions. This visit is intended for the prime minister of England; but you'll see how this wise duke will receive it as a mark of attachment to his own person' | - Сей жалкий турок, несмотря на свою седую бороду, - младенец. Он прожил в Лондоне несколько лет и все еще ничего не может понять в наших политических переменах. Он полагает, будто наносит визит премьер-министру Англии, но вы увидите, что наш мудрый герцог сочтет его знаком личной к нему привязанности. |
| -- Certain it is, the duke seemed eager to acknowledge the compliment -- A door opened, he suddenly bolted out; with a shaving-cloth under his chin, his face frothed up to the eyes with soap lather; and running up to the ambassador, grinned hideous in his face -- | В самом деле, герцог поспешил отблагодарить за такую любезность. Дверь распахнулась, он выбежал с салфеткой под подбородком, в мыльной пене, покрывавшей лицо его до самых глаз; ринувшись к посланнику, он прямо перед его носом оскалил зубы, отчего лицо его стало страшным, и сказал: |
| 'My dear Mahomet! (said he) God love your long beard, I hope the dey will make you a horsetail at the next promotion, ha, ha, ha! Have but a moment's patience, and I'll send to you in a twinkling,' | "Да благословит бог вашу длинную бороду, дорогой Магомет! Надеюсь, что Дэй скоро наградит вас конским хвостами {Игра слов horse tail - "конский хвост" и также "бунчук", древко с конским хвостом, воинское отличие в Турции.}, ха-ха-ха! Минуту потерпите, и я пришлю за вами!" |
| -- So saying, he retired into his den, leaving the Turk in some confusion. After a short pause, however, he said something to his interpreter, the meaning of which I had great curiosity to know, as he turned up his eyes while he spoke, expressing astonishment, mixed with devotion. We were gratified by means of the communicative captain C--, who conversed with the dragoman, as an old acquaintance. Ibrahim, the ambassador, who had mistaken his grace for the minister's fool, was no sooner undeceived by the interpreter, than he exclaimed to this effect | С этими словами он удалился в свои покои, оставив турка в некотором смущении. После короткого молчания тот сказал толмачу несколько слов, значение которых мне очень хотелось бы узнать, ибо, произнося их, он возвел глаза к небу с выражением крайнего удивления и благочестия. Наше любопытство было удовлетворено благодаря любезному капитану С., заговорившему с драгоманом, как со старым знакомым. Оказалось, что Ибрагим, посланник, принял его светлость за шута, состоящего при министре, и, когда толмач вывел его из заблуждения, он воскликнул: |
| 'Holy prophet! I don't wonder that this nation prospers, seeing it is governed by the counsel of ideots; a series of men, whom all good mussulmen revere as the organs of immediate inspiration!' | "О святой пророк! Не удивляюсь, что народ этот процветает! Ведь управляют им идиоты, которых все добрые мусульмане почитают, ибо на них снизошло вдохновение!" |
| Ibrahim was favoured with a particular audience of short duration; after which the duke conducted him to the door, and then returned to diffuse his gracious looks among the crowd of his worshippers. | Ибрагим удостоился краткой аудиенции, после которой герцог проводил его до двери, а потом воротился, чтобы наградить милостивыми улыбками толпу своих почитателей. |
| As Mr Barton advanced to present me to his grace, it was my fortune to attract his notice, before I was announced -- He forthwith met me more than half way, and, seizing me by the hand, | Мистер Бартон только-только собирался представить меня его светлости, как мне посчастливилось привлечь внимание герцога, прежде чем было названо мое имя. Герцог устремился мне навстречу и, схватив меня за руку, воскликнул: |
| 'My dear Sir Francis! (cried he) this is so kind -- I vow to God! I am so obliged -- Such attention to a poor broken minister. Well -- Pray when does your excellency set sail? -- For God's sake have a care of your health, and cat stewed prunes in the passage. Next to your own precious health, pray, my dear excellency, take care of the Five Nations -- Our good friends the Five Nations. The Toryrories, the Maccolmacks, the Out-o'the-ways, the Crickets, and the Kickshaws -- Let 'em have plenty of blankets, and stinkubus, and wampum; and your excellency won't fail to scour the kettle, and boil the chain, and bury the tree, and plant the hatchet -- Ha, ha, ha!' | - Дорогой сэр Фрэнсис, как это любезно! Признаться, я так вам обязан!.. Такое внимание к бедному павшему министру! Когда отплываете, ваше превосходительство? Ради бога, заботьтесь о своем здоровье и, прошу вас, непременно ешьте во время плаванья компот из чернослива! Да, да! Заботьтесь о своем драгоценном здоровье, а также о пяти племенах. О наших добрых друзьях - о пяти племенах: о козокозах, чокитавах, криках, чиках-миках и осьминогах. И пусть у них будет побольше одеял, дрянной водки и вампумов. А вам, ваше превосходительство, желаю почистить чайник, закипятить цепь, зарыть дерево и посадить топор. От души желаю! Ха-ха-ха! |
| When he had uttered this rhapsody, with his usual precipitation, Mr Barton gave him to understand, that I was neither Sir Francis, nor St Francis, but simply Mr Melford, nephew to Mr Bramble; who, stepping forward, made his bow at the same time. | Когда он с обычной своей стремительностью произнес эту тираду, мистер Бартон объяснил ему, что я отнюдь не сэр Фрэнсис, а также и не святой Франциск, а всего-навсего мистер Мелфорд, племянник мистера Брамбла, который сделал шаг вперед и отвесил поклон. |
| 'Odso! no more it is Sir Francis -- (said this wise statesman) Mr Melford, I'm glad to see you -- I sent you an engineer to fortify your dock -- Mr Bramble -- your servant, Mr Bramble -- How d'ye, good Mr Bramble? Your nephew is a pretty young fellow -- Faith and troth, a very pretty fellow! -- His father is my old friend -- How does he hold it? Still troubled with that damned disorder, ha?' | - А ведь правда, это не сэр Фрэнсис! - воскликнул сей мудрый государственный муж. - Очень рад вас видеть, мистер Мелфорд!.. Я как-то послал вам инженера укрепить ваш док... А, мистер Брамбл! Добро пожаловать, мистер Брамбл! Как вы поживаете, елейный мистер Брамбл?.. Ваш племянник - красивый молодой человек... Честное слово, очень красивый молодой человек! Его отец - мой старый друг. Как он поживает? Что с ним? Все еще не может отделаться от своего проклятого недуга? |
| 'No, my lord (replied my uncle), all his troubles are over -- He has been dead these fifteen years.' | - О нет, милорд! - ответил дядюшка. - Со всеми его недугами кончено. Он умер уже пятнадцать лет назад. |
| 'Dead! how -- Yes faith! now I remember: he is dead sure enough -- Well, and how -- does the young gentleman stand for Haverford West? or -- a what d'ye. My dear Mr Milfordhaven, I'll do you all the service in my power I hope I have some credit left' | - Умер? Как? Да, да, совершенно верно... Теперь я вспоминаю. Вот, вот, он умер... А как... Молодой человек проходит по Хеверфорд Весту? Или как его... Мой дорогой мистер Милфордхевен, я сделаю все, что в моей власти... Надеюсь, я еще сохранил влияние. |
| -- My uncle then gave him to understand, that I was still a minor; and that we had no intention to trouble him at present, for any favour whatsoever | Тут дядюшка сказал, что я еще несовершеннолетний и что в настоящее время мы не собираемся просить его о чем бы то ни было. |
| -- 'I came hither with my nephew (added he) to pay our respects to your grace; and I may venture to say, that his views and mine are at least as disinterested as those of any individual in this assembly.' | - Мы с племянником пришли сюда, - добавил дядюшка, - засвидетельствовать почтение вашей светлости, и, смею сказать, мы так же бескорыстны, как и любой из присутствующих на сей ассамблее. |
| 'My dear Mr Brambleberry! you do me infinite honour -- I shall always rejoice to see you and your hopeful nephew, Mr Milfordhaven -- My credit, such as it is, you may command -- I wish we had more friends of your kidney.' | - О мой дорогой мистер Брамблберри, вы оказываете мне величайшую честь! Я всегда буду очень рад видеть вас и вашего племянника, многообещающего мистера Милфордхевена... Вы можете рассчитывать на мою помощь, какова бы она ни была... Я хотел бы, чтобы у нас было побольше друзей вашего закала! Потом он обратился к капитану С.: |
| Then, turning to captain C--, 'Ha, C--! (said he) what news, C--? | - Ха! Каковы новости, капитан С.? Что делается на свете, а? |
| How does the world wag? ha!' 'The world wags much after the old fashion, my lord (answered the captain): the politicians of London and Westminster have begun again to wag their tongues against your grace; and your short-lived popularity wags like a feather, which the next puff of antiministerial calumny will blow away' | - На свете все идет по-старому, милорд, - ответил капитан С. - Политики в Лондоне и Вестминстере снова начали точить языки против вашей светлости, и ваша недолговечная популярность подобна перышку - при первом дуновении людского злословия против министерства она улетучится! |
| -- 'A pack of rascals (cried the duke) -- Tories, Jacobites, rebels; one half of them would wag their heels at Tyburn, if they had their deserts' | - Шайка негодяев! - вскричал герцог. - Тори, якобиты, мятежники! Добрая половина их должна получить по заслугам и дрыгать ногами на Тайберне. |
| -- So saying, he wheeled about; and going round the levee, spoke to every individual, with the most courteous familiarity; but he scarce ever opened his mouth without making some blunder, in relation to the person or business of the party with whom he conversed; so that he really looked like a comedian, hired to burlesque the character of a minister | С этими словами он отошел и начал обход, заговаривая с каждым из присутствовавших на приеме с любезной развязностью, но, к кому бы он ни обращался, достаточно ему было открыть рот, чтобы все перепутать, забыв, кто его гость и чем он занимается. Он походил на комедианта, которого наняли изображать министра в смешном виде. |
| -- At length, a person of a very prepossessing appearance coming in, his grace ran up, and, hugging him in his arms, with the appellation of 'My dear Ch--s!' led him forthwith into the inner apartment, or Sanctum Sanctorum of this political temple. | Напоследок вошел в комнату весьма благообразный человек; его светлость устремился к нему, заключил его в объятия и, воскликнув "Дорогой мой!", увел его во внутренние покои - sanctum sanctorum {Святая святых (лат.).} этого политического храма. |
| 'That (said captain C--) is my friend C-- T--, almost the only man of parts who has any concern in the present administration -- Indeed, he would have no concern at all in the matter, if the ministry did not find it absolutely necessary to make use of his talents upon some particular occasions -- As for the common business of the nation, it is carried on in a constant routine by the clerks of the different offices, otherwise the wheels of government would be wholly stopt amidst the abrupt succession of ministers, every one more ignorant than his predecessor -- I am thinking what a fine hovel we should be in, if all the clerks of the treasury, the secretaries, of the war-office, and the admiralty, should take it in their heads to throw up their places in imitation of the great pensioner --But, to return to C-- T--; he certainly knows more than all the ministry and all the opposition, if their heads were laid together, and talks like an angel on a vast variety of subjects. He would really be a great man, if he had any consistency or stability of character -- Then, it must be owned, he wants courage, otherwise he would never allow himself to be cowed by the great political bully, for whose understanding he has justly a very great contempt. I have seen him as much afraid of that overbearing Hector, as ever schoolboy was of his pedagogue; and yet this Hector, I shrewdly suspect, is no more than a craven at bottom -- Besides this defect, C-- has another, which he is at too little pains to hide -- There's no faith to be given to his assertions, and no trust to be put in his promises -- However, to give the devil his due, he's very good-natured; and even friendly, when close urged in the way of solicitation -- As for principle, that's out of the question -- In a word, he is a wit and an orator, extremely entertaining, and he shines very often at the expence even of those ministers to whom he is a retainer. This is a mark of great imprudence, by which he has made them all his enemies, whatever face they may put upon the matter; and sooner or later he'll have cause to wish he had been able to keep his own counsel. I have several times cautioned him on this subject; but 'tis all preaching to the desert -- His vanity runs away with his discretion' -- I could not help thinking the captain himself might have been the better for some hints of the same nature -- His panegyric, excluding principle and veracity, puts me in mind of a contest I once overheard, | - Это мой друг Ч. Т., - сказал капитан С., - единственный одаренный человек, чего-нибудь стоящий среди теперешних министров. Впрочем, он мог бы не иметь никакого веса, если бы правительство не считало абсолютно необходимым использовать его таланты в различных чрезвычайных обстоятельствах. Что до обычных текущих дел государства, то они идут по привычной колее благодаря клеркам различных учреждений; если бы этого не было, колеса управления остановились бы при постоянной смене министров, из коих каждый еще более невежествен, чем его предшественник. Подумайте только, какая была бы неразбериха, если бы все клерки казначейства, государственных секретарей, военного ведомства и адмиралтейства порешили покинуть свои должности в подражание прославленному инвалиду! Но возвратимся к Ч. Т. Он в самом деле знает больше, чем все министры и вся оппозиция вместе взятые, и умеет говорить, как ангел, о самых разных предметах. Если бы в его характере были твердость или постоянство, он был бы великим человеком. Впрочем, надо сознаться, ему не хватает смелости - в противном случае он никогда не позволил бы запугать себя крупному политическому задире, чей ум он справедливо презирает. Я сам видел, как он боялся сего наглого Гектора, будто ученик своего учителя, хотя сей Гектор, я сильно подозреваю в глубине души, - трус. Но, кроме этого недостатка, у Ч. Т. есть другой, который он слишком плохо скрывает. Его словам доверять нельзя, и нельзя верить его обещаниям. Однако, надо воздать ему должное, он очень любезен и даже доброжелателен, когда чего-нибудь у него добиваешься. Что же до убеждений, то об этом лучше не говорить. Одним словом, он человек с большими дарованиями и оратор весьма занимательный, и часто он блистает даже в ущерб тем министрам, приверженцем которых является. Это доказывает, что он очень неосторожен, и он сам сделал всех министров своими врагами, как бы они этого ни скрывали, и рано или поздно ему придется пожалеть, что он полагался только на самого себя. Я предупреждал его на сей предмет несколько раз, но это все равно, что проповедовать в пустыне. Его тщеславие закусывает удила, одерживая верх над благоразумием. |
| in the way of altercation, betwixt two apple-women in Spring-garden -- One of those viragos having hinted something to the prejudice of the other's moral character, her antagonist, setting her hands in her sides, replied -- 'Speak out, hussy -- I scorn your malice -- I own I'm both a whore and a thief; and what more have you to say? -- Damn you, what more have you to say? baiting that, which all the world knows, I challenge you to say black is the white of my eye' | Я невольно подумал, что и самому капитану пошли бы на пользу такие нее советы. Его хвалебная речь, в которой он упомянул, что у Ч. Т. не было ни убеждений, ни искренности, напоминает мне некогда подслушанную мной в Спринг-гарден перепалку между двумя торговками яблоками. Одна из этих фурий, обвиненная другой в вольном поведении, подбоченилась и закричала: "Болтай, сколько тебе угодно, потаскуха! Плевать мне на твой злой язык! Ну что ж, пускай я шлюха и воровка! Что ты еще можешь сказать? Черт побери, что ты еще можешь сказать? Об этом и так все знают. А вот попробуй осмелься только сказать, что у меня нос на лбу!" |
| -- We did not wait for Mr T--'s coming forth; but after captain C-- had characterised all the originals in waiting, we adjourned to a coffeehouse, where we had buttered muffins and tea to breakfast, the said captain still favouring us with his company -- Nay, my uncle was so diverted with his anecdotes, that he asked him to dinner, and treated him with a fine turbot, to which he did ample justice | Мы не стали ждать возвращения Ч. Т., но, после того как капитан С. рассказал нам обо всех присутствующих, отправились с ним в кофейню и позавтракали чаем и булочками с маслом. Дядюшку столь позабавили анекдоты капитана, что он пригласил его к нам на обед и попотчевал превосходным палтусом, которому тот воздал должное. |
| -- That same evening I spent at the tavern with some friends, one of whom let me into C--'s character, which Mr Bramble no sooner understood, than he expressed some concern for the connexion he had made, and resolved to disengage himself from it without ceremony. | Вечер того же дня я провел с несколькими друзьями в кофейне, и один из них рассказал мне немало о капитане С., а когда я передал слышанное мною дядюшке, он выразил сожаление, что завязал такое знакомство, и порешил отказаться от него без всяких церемоний. |
| We are become members of the Society for the Encouragement of the Arts, and have assisted at some of their deliberations, which were conducted with equal spirit and sagacity -- My uncle is extremely fond of the institution, which will certainly be productive of great advantages to the public, if, from its democratical form, it does not degenerate into cabal and corruption -- You are already acquainted with his aversion to the influence of the multitude, which, he affirms, is incompatible with excellence, and subversive of order -- Indeed his detestation of the mob has been heightened by fear, ever since he fainted in the room at Bath; and this apprehension has prevented him from going to the Little Theatre in the Hay-market, and other places of entertainment, to which, however, I have had the honour to attend the ladies. | Мы стали членами общества поощрения искусств и присутствовали на нескольких оживленных собраниях, которые проведены были с большим здравомыслием. Дядюшка питает большое пристрастие к этому учреждению, которое и в самом деле принесет немалую пользу публике, если только демократические порядки не изменятся в дурную сторону и не приведут к злоупотреблениям. Вы уже знаете об отвращении дядюшки к толпе, которая, по его мнению, враждебна ко всякому, кто выше ее и для которой порядок несносен. Его ненависть к черни усугубляется страхом с той поры, когда он лишился чувств в зале Бата. Этот страх не позволил ему посетить театрик на Хаймаркет и другие увеселительные заведения, куда мне выпала честь сопровождать наших леди. |
| It grates old Square-toes to reflect, that it is not in his power to enjoy even the most elegant diversions of the capital, without the participation of the vulgar; for they now thrust themselves into all assemblies, from a ridotto at St James's, to a hop at Rotherhithe. | Старого чудака раздражает мысль, что он не может принимать участие даже в самых светских столичных развлечениях без того, чтобы не смешаться с чернью, ибо чернь вторглась в настоящее время во все ассамблеи, начиная с бала в Сент-Джемском дворце вплоть до жалкого зала для танцев на Ротерхит. |
| I have lately seen our old acquaintance Dick Ivy, who we imagined had died of dram-drinking; but he is lately emerged from the Fleet, by means of a pamphlet which he wrote and published against the government with some success. The sale of this performance enabled him to appear in clean linen, and he is now going about soliciting subscriptions for his Poems; but his breeches are not yet in the most decent order. | Недавно я видел нашего старого знакомца Дика Айви, которого мы почитали умершим от пьянства, но он не так давно вышел из тюрьмы Флит благодаря памфлету, который он написал против правительства и не без успеха выпустил в свет. Продажа этого сочинения позволила ему появиться в чистом белье, и теперь он занят тем, что охотится за подписчиками на свои поэмы, а что до его штанов, то вид у них еще непрезентабельный. |
| Dick certainly deserves some countenance for his intrepidity and perseverance -- It is not in the power of disappointment, nor even of damnation, to drive him to despair -- After some unsuccessful essays in the way of poetry, he commenced brandy-merchant, and I believe his whole stock ran out through his own bowels; then he consorted with a milk-woman, who kept a cellar in Petty France: but he could not make his quarters good; he was dislodged and driven up stairs into the kennel by a corporal in the second regiment of foot-guards -- He was afterwards the laureat of Blackfriars, from whence there was a natural transition to the Fleet -- As he had formerly miscarried in panegyric, he now turned his thoughts to satire, and really seems to have some talent for abuse. If he can hold out till the meeting of the parliament, and be prepared for another charge, in all probability Dick will mount the pillory, or obtain a pension, in either of which events his fortune will be made | Дик в самом деле заслуживает поддержки за свою неустрашимость и упорство. Никакая неудача, никакая хула не могут привести его в отчаяние. После нескольких безуспешных попыток подвизаться на стезе поэзии он стал торговцем бренди и, мне кажется, сам поглотил весь свой товар. Потом он вступил в сожительство с молочницей, которая держала погребок на Петти Френс. 'Но ему не удалось надолго удержать за собой это место, оно занято было капралом второго полка пешей гвардии, который прогнал его в конурку на чердаке. Потом он жил под мостом у Блекфрайерс, откуда прямая дорога во Флит. Раньше он не преуспевал в панегирике и потому теперь обратился к сатире и, кажется, в самом деле обнаруживает талант в сочинении пасквиля. Если он сможет продержаться до открытия парламента и подготовится к новой атаке, он либо очутится у позорного столба, либо получит пенсион; и в том и в другом случае фортуна ему улыбнется. |
| -- Mean while he has acquired some degree of consideration with the respectable writers of the age; and as I have subscribed for his works, he did me the favour t'other night to introduce me to a society of those geniuses; but I found them exceedingly formal and reserved -- They seemed afraid and jealous of one another, and sat in a state of mutual repulsion, like so many particles of vapour, each surrounded by its own electrified atmosphere. Dick, who has more vivacity than judgment, tried more than once to enliven the conversation; sometimes making an effort at wit, sometimes letting off a pun, and sometimes discharging a conundrum; nay, at length he started a dispute upon the hackneyed comparison betwixt blank verse and rhyme, and the professors opened with great clamour; but, instead of keeping to the subject, they launched out into tedious dissertations on the poetry of the ancients; and one of them, who had been a school-master, displayed his whole knowledge of prosody, gleaned from Disputer and Ruddiman. | Тем временем он приобрел некоторый вес у почтенных писателей, а так как я подписался на его сочинения, он на днях сделал мне одолжение, введя в общество сих гениев, но они показались мне весьма церемонными и скрытными. Они боялись друг друга и один другому завидовал, а каждый из них как бы отталкивался от остальных, точно частица пара, пребывающая в атмосфере, которая ею же наэлектризована. Дик, у которого бойкости больше, чем здравомыслия, не раз пробовал оживить беседу; он острил, шутил, сыпал каламбурами, наконец он даже завязал разговор на избитую тему, сравнивая белый стих с рифмованным, и тут-то у профессоров развязались языки; но, вместо того чтобы держаться ближе к делу, они пустились в скучные рассуждения о поэзии древних авторов, а один из них, бывший школьный учитель, изложил все, что он почерпнул о просодии у Диспутера и Радимена. |
| At last, I ventured to say, I did not see how the subject in question could be at all elucidated by the practice of the ancients, who certainly had neither blank verse nor rhyme in their poems, which were measured by feet, whereas ours are reckoned by the number of syllables -- This remark seemed to give umbrage to the pedant, who forthwith involved himself in a cloud of Greek and Latin quotations, which nobody attempted to dispel -- A confused hum of insipid observations and comments ensued; and, upon the whole, I never passed a duller evening in my life -- Yet, without all doubt, some of them were men of learning, wit, and ingenuity. As they are afraid of making free with one another, they should bring each his butt, or whet-stone, along with him, for the entertainment of the company -- My uncle says, he never desires to meet with more than one wit at a time -- One wit, like a knuckle of ham in soup, gives a zest and flavour to the dish; but more than one serves only to spoil the pottage | В конце концов я решился сказать, что не понимаю, как можно разъяснить упомянутый вопрос, ссылаясь на поэзию древних авторов, которым были совершенно неведомы белые и рифмованные стихи, ибо их стихи измерялись долготой, тогда как наши измеряются количеством слогов. Это мое замечание как будто обидело педанта, каковой немедленно окутал себя облаком греческих и латинских цитат, которое никто н. с попытался разогнать. Вслед за этим какие-то нелепые замечания и комментарии слились в неясный гул, и в общем я никогда в своей жизни не проводил более скучного вечера. Впрочем, среди них несомненно были люди ученые, умные и не лишенные способностей. Но так как они боятся задевать друг друга, каждому из них следовало бы приносить с собой собственную мишень или точильный камень для забавы всей компании. Дядюшка говорит, что у него нет ни малейшего желания быть в обществе более чем одного умника. Один умник, подобно свиной ножке в супе, придает ему вкус и аромат, но несколько умников могут только испортить похлебку. |
| -- And now I'm afraid I have given you an unconscionable mess, without any flavour at all; for which, I suppose, you will bestow your benedictions upon | А теперь я опасаюсь, что предложил вам неудобоваримое месиво, лишенное всякого аромата, за которое можете поблагодарить вашего друга и слугу |
| Your friend, and servant J. MELFORD LONDON, June 5 | Дж. Мелфорда. Лондон, 5 июня |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая