Краткая коллекция англтекстов
Чарльз Теккерей
Vanity Fair/Ярмарка тщеславия
CHAPTER LV/ГЛАВА LV, In Which the Same Subject is Pursued/в которой развивается та же тема
| English | Русский |
| Becky did not rally from the state of stupor and confusion in which the events of the previous night had plunged her intrepid spirit until the bells of the Curzon Street Chapels were ringing for afternoon service, and rising from her bed she began to ply her own bell, in order to summon the French maid who had left her some hours before. | Бекки очнулась от оцепенения и растерянности, в которые ее бесстрашный дух был повергнут событиями минувшей ночи, только когда колокола церквей на Керзон-стрит зазвонили к послеполуденной службе. Поднявшись с постели, она тоже принялась усиленно звонить в колокольчик, призывая к себе француженку-горничную, оставившую ее за несколько часов перед тем. |
| Mrs. Rawdon Crawley rang many times in vain; and though, on the last occasion, she rang with such vehemence as to pull down the bell- rope, Mademoiselle Fifine did not make her appearance--no, not though her mistress, in a great pet, and with the bell-rope in her hand, came out to the landing-place with her hair over her shoulders and screamed out repeatedly for her attendant. | Миссис Родон Кроули звонила долго и тщетно, и хотя в последний раз она позвонила с такою силою, что оборвала шнурок сонетки, однако мадемуазель Фифин не соизволила появиться, - не появилась она и тогда, когда ее госпожа, с сонеткой в руках и с рассыпавшимися по плечам волосами, в гневе выбежала на площадку лестницы и стала призывать к себе камеристку громкими криками. |
| The truth is, she had quitted the premises for many hours, and upon that permission which is called French leave among us After picking up the trinkets in the drawing-room, Mademoiselle had ascended to her own apartments, packed and corded her own boxes there, tripped out and called a cab for herself, brought down her trunks with her own hand, and without ever so much as asking the aid of any of the other servants, who would probably have refused it, as they hated her cordially, and without wishing any one of them good-bye, had made her exit from Curzon Street. | Дело в том, что та уже несколько часов как скрылась, позволив себе удалиться "на французский манер", как это у нас называется. Подобрав в гостиной драгоценности, мадемуазель поднялась к себе наверх, уложила и перевязала чемоданы, сбегала за кебом, собственноручно снесла вниз свои пожитки, даже не прибегнув к помощи других слуг, которые, вероятно, отказались бы ей помочь, потому что ненавидели ее от всего сердца, и, ни с кем не попрощавшись, покинула дом на Керзон-стрит. |
| The game, in her opinion, was over in that little domestic establishment. Fifine went off in a cab, as we have known more exalted persons of her nation to do under similar circumstances: but, more provident or lucky than these, she secured not only her own property, but some of her mistress's (if indeed that lady could be said to have any property at all)--and not only carried off the trinkets before alluded to, and some favourite dresses on which she had long kept her eye, but four richly gilt Louis Quatorze candlesticks, six gilt albums, keepsakes, and Books of Beauty, a gold enamelled snuff-box which had once belonged to Madame du Barri, and the sweetest little inkstand and mother-of-pearl blotting book, which Becky used when she composed her charming little pink notes, had vanished from the premises in Curzon Street together with Mademoiselle Fifine, and all the silver laid on the table for the little festin which Rawdon interrupted. The plated ware Mademoiselle left behind her was too cumbrous, probably for which reason, no doubt, she also left the fire irons, the chimney-glasses, and the rosewood cottage piano. | По ее мнению, игра в этом уютном семейном мирке была окончена. Фифин укатила в кебе, как поступали в подобных обстоятельствах и более высокопоставленные ее соотечественники; но более, чем они, предусмотрительная, или более удачливая, она забрала не только свои собственные вещи, но и кое-что из хозяйских (если, впрочем, про ее хозяйку можно сказать, что у нее была какая-либо собственность), - и увезла не только упомянутые выше драгоценности и несколько платьев, на которые давно уже зарилась: нет, вместе с мадемуазель Фифин из дома на Керзон-стрит исчезли также четыре позолоченных подсвечника в стиле Людовика XIV, шесть золоченых альбомов, кипсеков и альманахов, золотая эмалированная табакерка, принадлежавшая когда-то мадам Дюбарри, чудеснейшая маленькая чернильница и перламутровый бювар, которыми пользовалась Бекки, составляя свои изящные розовые записочки, а кстати, и все серебро, какое было на столе по случаю маленького festin {Пиршества (франц.).}, прерванного появлением Родона. Серебряную посуду мадемуазель оставила на месте, вероятно, как слишком громоздкую; и, несомненно, по той же причине она не взяла каминных щипцов, зеркал и маленького фортепьяно палисандрового дерева. |
| A lady very like her subsequently kept a milliner's shop in the Rue du Helder at Paris, where she lived with great credit and enjoyed the patronage of my Lord Steyne. This person always spoke of England as of the most treacherous country in the world, and stated to her young pupils that she had been affreusement vole by natives of that island. It was no doubt compassion for her misfortunes which induced the Marquis of Steyne to be so very kind to Madame de Saint-Amaranthe. May she flourish as she deserves--she appears no more in our quarter of Vanity Fair. | Впоследствии какая-то дама, очень на нее похожая, держала модною мастерскую на улице Гельдер в Париже, где она жила в большом почете, пользуясь покровительством, милорда Стайна. Особа эта всегда отзывалась об Англии как о самой предательской стране в мире и рассказывала своим молодым ученицам, что она была affreusement volee {Зверски обворована (франц.).} обитателями этого острова. Очевидно, именно из сострадания к таким несчастьям достойной madame de Saint-Amaranthe маркиз Стайн и осыпал ее своими милостями. Да процветает она и впредь, как того заслуживает, - она уже не появится на тех дорогах Ярмарки Тщеславия, по которым мы бродим. |
| Hearing a buzz and a stir below, and indignant at the impudence of those servants who would not answer her summons, Mrs. Crawley flung her morning robe round her and descended majestically to the drawing-room, whence the noise proceeded. | Услышав снизу голоса и возню и негодуя на бесстыдство слуг, не отвечающих на ее зов, миссис Кроули накинула капот и величественно спустилась в столовую, откуда доносился этот шум. |
| The cook was there with blackened face, seated on the beautiful chintz sofa by the side of Mrs. Raggles, to whom she was administering Maraschino. The page with the sugar-loaf buttons, who carried about Becky's pink notes, and jumped about her little carriage with such alacrity, was now engaged putting his fingers into a cream dish; the footman was talking to Raggles, who had a face full of perplexity and woe--and yet, though the door was open, and Becky had been screaming a half-dozen of times a few feet off, not one of her attendants had obeyed her call. | Там на прекрасной, обитой кретоном софе восседала чумазая кухарка рядом с миссис Реглс и потчевала ее мараскином. Паж с блестящими пуговицами, разносивший розовые записочки Бекки и с такой резвостью прыгавший около ее изящной кареты, теперь упоенно макал пальцы в блюдо с кремом; лакей беседовал с Реглсом, лицо которого выражало смущение и горе; однако, хотя дверь стояла открытой и Бекки громко взывала к слугам раз пять, находясь от них на расстоянии нескольких шагов, никто не повиновался ее призыву! |
| "Have a little drop, do'ee now, Mrs. Raggles," the cook was saying as Becky entered, the white cashmere dressing-gown flouncing around her. | - Выпейте рюмочку, миссис Реглс, сделайте милость, - говорила кухарка в тот момент, как Бекки в развевающемся белом кашемировом капоте вошла в гостиную. |
| "Simpson! Trotter!" the mistress of the house cried in great wrath. "How dare you stay here when you heard me call? How dare you sit down in my presence? Where's my maid?" | - Симпсон, Троттер! - закричала хозяйка дома в страшном гневе. - Как вы смеете торчать здесь, когда слышите, что я вас зову? Как вы смеете сидеть в моем присутствии? Где моя горничная? |
| The page withdrew his fingers from his mouth with a momentary terror, but the cook took off a glass of Maraschino, of which Mrs. Raggles had had enough, staring at Becky over the little gilt glass as she drained its contents. The liquor appeared to give the odious rebel courage. | Паж, на мгновение испугавшись, вынул пальцы изо рта, но кухарка взяла рюмку мараскина, от которой отказалась миссис Реглс, и, нагло взглянув на Бекки через край позолоченной рюмки, опрокинула ее себе в рот. Как видно, напиток придал смелости гнусной мятежнице. |
| "YOUR sofy, indeed!" Mrs. Cook said. "I'm a settin' on Mrs. Raggles's sofy. Don't you stir, Mrs. Raggles, Mum. I'm a settin' on Mr. and Mrs. Raggles's sofy, which they bought with honest money, and very dear it cost 'em, too. And I'm thinkin' if I set here until I'm paid my wages, I shall set a precious long time, Mrs. Raggles; and set I will, too--ha! ha!" | - Вот и сидим, софа-то не ваша! - сказала кухарка. - Я сижу на софе миссис Реглс. Не трогайтесь с места, миссис Реглс, мэм. Я сижу на софе мистера и миссис Реглс, которую они купили на свои кровные денежки и при этом заплатили хорошую цену, да! И если я буду сидеть здесь, пока мне не заплатят жалованья, то придется мне просидеть тут довольно-таки долго, миссис Реглс; и буду сидеть... ха-ха-ха! |
| and with this she filled herself another glass of the liquor and drank it with a more hideously satirical air. | С этими словами она налила себе вторую рюмку ликера и выпила ее с отвратительной насмешливой гримасой. |
| "Trotter! Simpson! turn that drunken wretch out," screamed Mrs. Crawley. | - Троттер! Симпсон! Гоните эту нахальную пьяницу вон! - взвизгнула миссис Кроули. |
| "I shawn't," said Trotter the footman; "turn out yourself. Pay our selleries, and turn me out too. WE'LL go fast enough." | - И не подумаю, - отвечал лакей Троттер, - сами гоните. Заплатите нам жалованье, а тогда гоните, и меня тоже. Нам-то что, мы уйдем с большим удовольствием! |
| "Are you all here to insult me?" cried Becky in a fury; "when Colonel Crawley comes home I'll--" | - Вы что же, собрались здесь, чтобы оскорблять меня? - закричала Бекки в бешенстве. - Вот вернется полковник Кроули, тогда я... |
| At this the servants burst into a horse haw-haw, in which, however, Raggles, who still kept a most melancholy countenance, did not join. | При этих словах слуги разразились грубым хохотом, к которому, однако, не присоединился Реглс, по-прежнему сохранявший самый меланхоличный вид. |
| "He ain't a coming back," Mr. Trotter resumed. "He sent for his things, and I wouldn't let 'em go, although Mr. Raggles would; and I don't b'lieve he's no more a Colonel than I am. He's hoff, and I suppose you're a goin' after him. You're no better than swindlers, both on you. Don't be a bullyin' ME. I won't stand it. Pay us our selleries, I say. Pay us our selleries." | - Он не вернется, - продолжал мистер Троттер. - Он присылал за своими вещами, а я не позволил ничего взять, хотя мистер Реглс и собирался выдать. Да и полковник он, скорее всего, такой же, как я. Он сбежал, и вы, наверно, тоже за ним последуете. Оба вы жулики, и больше ничего. Не орите на меня! Я этого не потерплю. Заплатите нам жалованье. Жалованье нам заплатите! |
| It was evident, from Mr. Trotter's flushed countenance and defective intonation, that he, too, had had recourse to vinous stimulus. | По раскрасневшейся физиономии мистера Троттера и нетвердой интонации его речи было ясно, что он тоже почерпнул храбрость на дне стакана. |
| "Mr. Raggles," said Becky in a passion of vexation, "you will not surely let me be insulted by that drunken man?" | - Мистер Реглс, - сказала Бекки, уязвленная до глубины души, - неужели вы позволите этому пьянице оскорблять меня? |
| "Hold your noise, Trotter; do now," said Simpson the page. He was affected by his mistress's deplorable situation, and succeeded in preventing an outrageous denial of the epithet "drunken" on the footman's part. | - Перестаньте шуметь, Троттер, довольно! - произнес паж Симпсон. Он был тронут жалким положением хозяйки, и ему удалось удержать лакея от грубого ответа на эпитет "пьяница". |
| "Oh, M'am," said Raggles, "I never thought to live to see this year day: I've known the Crawley family ever since I was born. I lived butler with Miss Crawley for thirty years; and I little thought one of that family was a goin' to ruing me--yes, ruing me"--said the poor fellow with tears in his eyes. "Har you a goin' to pay me? You've lived in this 'ouse four year. You've 'ad my substance: my plate and linning. You ho me a milk and butter bill of two 'undred pound, you must 'ave noo laid heggs for your homlets, and cream for your spanil dog." | - Ох, сударыня, - сказал Реглс, - не думал я, что доживу до такого дня! Я знаю семейство Кроули с тех пор, как себя помню. Я служил дворецким у мисс Кроули тридцать лет, и мне и в голову не приходило, что один из членов этого семейства разорит меня... да, разорит, - произнес несчастный со слезами на глазах. - Вы мне-то думаете заплатить или нет? Вы прожили в этом доме четыре года. Вы пользовались моим имуществом, посудой и бельем. Вы задолжали мне по счету за молоко и масло двести фунтов, а еще требовали у меня яиц из-под кур для разных ваших яичниц и сливок для болонки! |
| "She didn't care what her own flesh and blood had," interposed the cook. "Many's the time, he'd have starved but for me." | - Ей и горя было мало, что ест и пьет ее собственная кровь и плоть, - вмешалась кухарка. - Он двадцать раз помер бы с голоду, кабы не я. |
| "He's a charaty-boy now, Cooky," said Mr. Trotter, with a drunken "ha! ha!"-- | - Он теперь приютский мальчик, - сказал мистер Троттер с пьяным хохотом. |
| and honest Raggles continued, in a lamentable tone, an enumeration of his griefs. All he said was true. Becky and her husband had ruined him. He had bills coming due next week and no means to meet them. He would be sold up and turned out of his shop and his house, because he had trusted to the Crawley family. His tears and lamentations made Becky more peevish than ever. | А честный Реглс продолжал, чуть не плача, перечислять свои беды. Все, что он говорил, было правдой, Бекки и ее супруг разорили его. На следующей неделе ему нужно платить по срочным векселям, а платить нечем. Все пойдет с молотка, его выгонят вон из лавки и из дома, а все потому, что он доверился семейству Кроули. Его слезы и причитания еще больше раздосадовали Бекки. |
| "You all seem to be against me," she said bitterly. "What do you want? I can't pay you on Sunday. Come back to-morrow and I'll pay you everything. I thought Colonel Crawley had settled with you. He will to-morrow. I declare to you upon my honour that he left home this morning with fifteen hundred pounds in his pocket-book. He has left me nothing. Apply to him. Give me a bonnet and shawl and let me go out and find him. There was a difference between us this morning. You all seem to know it. I promise you upon my word that you shall all be paid. He has got a good appointment. Let me go out and find him." | - Кажется, вы все против меня, - сказала она с горечью. - Что вам надо? Я не могу расплатиться с вами в воскресенье. Приходите завтра, и я уплачу вам все сполна. Я думала, что полковник Кроули уже рассчитался с вами. Ну, значит, рассчитается завтра. Заверяю вас честным словом, что он сегодня утром ушел из дому с полу гора тысячами фунтов в бумажнике. Меня он оставил без гроша. Обратитесь к нему. Позвольте мне надеть шляпу и шаль и дайте только съездить за ним и отыскать его. Мы с ним сегодня повздорили. По-видимому, вам это известно. Даю вам слово, что вам всем будет уплачено. Полковник получил хорошее место. Дайте мне только съездить за ним и отыскать его. |
| This audacious statement caused Raggles and the other personages present to look at one another with a wild surprise, and with it Rebecca left them. She went upstairs and dressed herself this time without the aid of her French maid. She went into Rawdon's room, and there saw that a trunk and bag were packed ready for removal, with a pencil direction that they should be given when called for; then she went into the Frenchwoman's garret; everything was clean, and all the drawers emptied there. She bethought herself of the trinkets which had been left on the ground and felt certain that the woman had fled. | Это смелое заявление заставило Реглса и других удивленно переглянуться. С тем Бекки их и покинула. Она поднялась к себе и оделась, на сей раз без помощи француженки-горничной, затем прошла в комнату Родона и увидела там уложенный чемодан и саквояж, а при них записку с указанием, чтобы их выдали по первому требованию. После этого она поднялась на чердак, где помещалась француженка: там все было чисто, все ящики опорожнены. Бекки вспомнила о драгоценностях, брошенных на полу, и у нее не осталось сомнений, что горничная сбежала. |
| "Good Heavens! was ever such ill luck as mine?" she said; "to be so near, and to lose all. Is it all too late?" | - Боже мой! Кому еще так не везет, как мне! - воскликнула она. - Быть так близко к цели и все потерять! Неужели уже слишком поздно? |
| No; there was one chance more. | Нет, один шанс еще оставался. |
| She dressed herself and went away unmolested this time, but alone. It was four o'clock. She went swiftly down the streets (she had no money to pay for a carriage), and never stopped until she came to Sir Pitt Crawley's door, in Great Gaunt Street. Where was Lady Jane Crawley? She was at church. Becky was not sorry. Sir Pitt was in his study, and had given orders not to be disturbed--she must see him--she slipped by the sentinel in livery at once, and was in Sir Pitt's room before the astonished Baronet had even laid down the paper. | Она оделась и вышла из дому - на этот раз без всяких помех, но одна. Было четыре часа. Бекки быстро шла по улицам (у нее не было денег, чтобы нанять экипаж), нигде не останавливаясь, пока не очутилась у подъезда сэра Питта Кроули на Грейн-Гонт-стрит. Где леди Джейн Кроули? Она в церкви. Бекки не опечалилась. Сэр Питт был у себя в кабинете и приказал, чтобы его не беспокоили. Но она должна его видеть! Ребекка быстро проскользнула мимо часового в ливрее и очутилась в комнате сэра Питта раньше, чем изумленный баронет успел отложить газету. |
| He turned red and started back from her with a look of great alarm and horror. | Он покраснел и, отшатнувшись от Ребекки, устремил на нее взгляд, полный тревоги и отвращения. |
| "Do not look so," she said. "I am not guilty, Pitt, dear Pitt; you were my friend once. Before God, I am not guilty. I seem so. Everything is against me. And oh! at such a moment! just when all my hopes were about to be realized: just when happiness was in store for us." | - Не смотрите на меня так! - сказала она. - Я не виновна, Питт, дорогой мой Питт! Когда-то вы были мне другом. Клянусь богом, я не виновна! Хотя видимость против меня... Все против меня. И, ах! в такую минуту! Как раз когда все мои надежды начали сбываться, как раз когда счастье уже улыбалось нам! |
| "Is this true, what I see in the paper then?" Sir Pitt said-- | - Значит, это правда, что я прочел в газете? - спросил сэр Питт. |
| a paragraph in which had greatly surprised him. | Одно газетное сообщение в этот день весьма удивило его. |
| "It is true. Lord Steyne told me on Friday night, the night of that fatal ball. He has been promised an appointment any time these six months. Mr. Martyr, the Colonial Secretary, told him yesterday that it was made out. That unlucky arrest ensued; that horrible meeting. I was only guilty of too much devotedness to Rawdon's service. I have received Lord Steyne alone a hundred times before. I confess I had money of which Rawdon knew nothing. Don't you know how careless he is of it, and could I dare to confide it to him?" | - Правда! Лорд Стайн сообщил мне это в пятницу вечером, в день этого рокового бала. Ему уже полгода обещали какое-нибудь назначение. Мистер Мартир, министр колоний, передал ему вчера, что все устроено. Тут произошел этот несчастный арест, эта ужасная встреча. Я виновата только в слишком большой преданности служебным интересам Родона. Я принимала лорда Стайна наедине сотни раз и до того. Сознаюсь, у меня были деньги, о которых Родон ничего не знал. А разве вы не знаете, как он беспечен? Так могла ли я решиться доверить их ему? |
| And so she went on with a perfectly connected story, which she poured into the ears of her perplexed kinsman. | Таким образом, у нее начала складываться вполне связная история, которую она и преподнесла своему озадаченному родственнику. |
| It was to the following effect. Becky owned, and with prefect frankness, but deep contrition, that having remarked Lord Steyne's partiality for her (at the mention of which Pitt blushed), and being secure of her own virtue, she had determined to turn the great peer's attachment to the advantage of herself and her family. | Дело якобы обстояло так: Бекки признавала с полной откровенностью, но с глубоким раскаянием, что, заметив расположение к себе со стороны лорда Стайна (при упоминании об этом Питт вспыхнул) и будучи уверена в своей добродетели, она решила обратить привязанность знатного пэра на пользу себе и своему семейству. |
| "I looked for a peerage for you, Pitt," she said (the brother-in-law again turned red). "We have talked about it. Your genius and Lord Steyne's interest made it more than probable, had not this dreadful calamity come to put an end to all our hopes. But, first, I own that it was my object to rescue my dear husband--him whom I love in spite of all his ill usage and suspicions of me--to remove him from the poverty and ruin which was impending over us. I saw Lord Steyne's partiality for me," she said, casting down her eyes. "I own that I did everything in my power to make myself pleasing to him, and as far as an honest woman may, to secure his--his esteem. It was only on Friday morning that the news arrived of the death of the Governor of Coventry Island, and my Lord instantly secured the appointment for my dear husband. It was intended as a surprise for him--he was to see it in the papers to-day. Even after that horrid arrest took place (the expenses of which Lord Steyne generously said he would settle, so that I was in a manner prevented from coming to my husband's assistance), my Lord was laughing with me, and saying that my dearest Rawdon would be consoled when he read of his appointment in the paper, in that shocking spun--bailiff's house. And then--then he came home. His suspicions were excited,--the dreadful scene took place between my Lord and my cruel, cruel Rawdon--and, O my God, what will happen next? Pitt, dear Pitt! pity me, and reconcile us!" And as she spoke she flung herself down on her knees, and bursting into tears, seized hold of Pitt's hand, which she kissed passionately. | - Я добивалась звания пэра для вас, Питт, - сказала она (Питт опять покраснел). - Мы беседовали об этом. При вашем таланте и при посредничестве лорда Стайна это было бы вполне возможно, если бы страшная беда по положила конец всем нашим надеждам! Но прежде всего, признаюсь, целью моей было спасти моего дорогого супруга, - я люблю его, несмотря на дурное обращение и ничем не оправданную ревность, - избавить его от бедности и нищеты, грозящих нам. Я видела расположение лорда Стайна ко мне, - сказала она, потупив глазки. - Признаюсь, я делала все, что было в моей власти, чтобы понравиться ему и, насколько это возможно для честной женщины, обеспечить себе его... его уважение. Только в пятницу утром было получено известие о смерти губернатора острова Ковентри, и милорд немедленно закрепил это место за моим дорогим супругом. Было решено, что ему будет устроен сюрприз: он должен был прочесть об этом в газетах сегодня. Даже после того как произошел этот ужасный арест (все издержки по которому лорд Стайн великодушно предложил взять на себя, так что мне в некотором роде помешали броситься выручать моего мужа), милорд смеялся и говорил, что драгоценный мой Родон, сидя в этой отвратительной яме... в доме бейлифа, утешится, когда прочтет в газете о своем назначении. А затем.... затем... он вернулся домой. У него пробудились подозрения... и страшная сцена произошла между милордом и моим жестоким, жестоким Родоном... и, боже мой, боже мой, что же теперь будет? Питт, дорогой Питт! Пожалейте меня и помирите нас! - С этими словами она бросилась на колени и, заливаясь слезами, схватила Питта за руку и начала ее страстно целовать. |
| It was in this very attitude that Lady Jane, who, returning from church, ran to her husband's room directly she heard Mrs. Rawdon Crawley was closeted there, found the Baronet and his sister-in-law. | В этой самой позе и застала баронета и его невестку леди Джейн, которая, вернувшись из церкви и услышав, что миссис Родон Кроули находится в кабинете ее мужа, сейчас туда побежала. |
| "I am surprised that woman has the audacity to enter this house," Lady Jane said, trembling in every limb and turning quite pale. (Her Ladyship had sent out her maid directly after breakfast, who had communicated with Raggles and Rawdon Crawley's household, who had told her all, and a great deal more than they knew, of that story, and many others besides). "How dare Mrs. Crawley to enter the house of--of an honest family?" | - Я поражаюсь, как у этой женщины хватает наглости входить в наш дом, - сказала леди Джейн, трепеща всем телом и смертельно побледнев. (Ее милость сейчас же после завтрака послала горничную расспросить Реглса и прислугу Родона Кроули, которые рассказали ой все, что знали, да притом еще немало присочинили, сообщив попутно и некоторые другие истории.) - Как смеет миссис Кроули входить в дом... в дом честной семьи? |
| Sir Pitt started back, amazed at his wife's display of vigour. Becky still kept her kneeling posture and clung to Sir Pitt's hand. | Сэр Питт отшатнулся, изумленный таким энергичным выпадом. Бекки все стояла на коленях, крепко уцепившись за руку сэра Питта. |
| "Tell her that she does not know all: Tell her that I am innocent, dear Pitt," she whimpered out. | - Скажите ей, что она не все знает. Скажите, что я невинна, дорогой Питт, - простонала она. |
| "Upon-my word, my love, I think you do Mrs. Crawley injustice," Sir Pitt said; at which speech Rebecca was vastly relieved. "Indeed I believe her to be--" | - Честное слово, моя дорогая, мне кажется, ты несправедлива к миссис Кроули, - начал сэр Питт. При этих словах Бекки почувствовала большое облегчение. - Я, со своей стороны, убежден, что она... |
| "To be what?" cried out Lady Jane, her clear voice thrilling and, her heart beating violently as she spoke. "To be a wicked woman--a heartless mother, a false wife? She never loved her dear little boy, who used to fly here and tell me of her cruelty to him. She never came into a family but she strove to bring misery with her and to weaken the most sacred affections with her wicked flattery and falsehoods. She has deceived her husband, as she has deceived everybody; her soul is black with vanity, worldliness, and all sorts of crime. I tremble when I touch her. I keep my children out of her sight." | - Что она? - воскликнула леди Джейн, и ее звонкий голос задрожал, а сердце страшно забилось. - Что она гадкая женщина... бессердечная мать, неверная жена? Она никогда не любила своего славного мальчика, он сколько раз прибегал сюда и рассказывал мне о ее жестоком обращении. Она во всякую семью, с которой соприкасалась, приносила несчастье, делала все, чтобы расшатать самые священные чувства своей преступной лестью и ложью. Она обманывала своего мужа, как обманывала всех! У нее черная, суетная, тщеславная, преступная душа. Я вся дрожу, когда она близко. Я стараюсь, чтобы мои дети ее не видели. Я... |
| "Lady Jane!" cried Sir Pitt, starting up, "this is really language--" | - Леди Джейн! - воскликнул сэр Питт, вскакивая с места. - Право, такие выражения... |
| "I have been a true and faithful wife to you, Sir Pitt," Lady Jane continued, intrepidly; "I have kept my marriage vow as I made it to God and have been obedient and gentle as a wife should. But righteous obedience has its limits, and I declare that I will not bear that--that woman again under my roof; if she enters it, I and my children will leave it. She is not worthy to sit down with Christian people. You--you must choose, sir, between her and me"; and with this my Lady swept out of the room, fluttering with her own audacity, and leaving Rebecca and Sir Pitt not a little astonished at it. | - Я была вам верной и честной женой, сэр Питт, - бесстрашно продолжала леди Джейн, - я блюла свой брачный обет, данный перед богом, и была послушной и кроткой, как подобает жене. Но всякое повиновение имеет свои пределы, и я заявляю, что не потерплю, чтобы эта... эта женщина опять была под моим кровом: если она войдет сюда, я уеду и увезу детей. Она недостойна сидеть вместе с христианами. Вам... вам придется выбирать, сэр, между ею и мною. - И с этими словами миледи, трепеща от собственной смелости, стремительно вышла из комнаты, а изумленный сэр Питт остался один с Ребеккой. |
| As for Becky, she was not hurt; nay, she was pleased. | Что касается Бекки, то она не обиделась; напротив, она была довольна. |
| "It was the diamond-clasp you gave me," she said to Sir Pitt, reaching him out her hand; and before she left him (for which event you may be sure my Lady Jane was looking out from her dressing-room window in the upper story) the Baronet had promised to go and seek out his brother, and endeavour to bring about a reconciliation. | - Это все из-за брильянтовой застежки, которую вы мне подарили, - сказала она сэру Питту, протягивая ему руку. И, прежде чем она покинула его (можете быть уверены, что леди Джейн дожидалась этого события у окна своей туалетной комнаты в верхнем этаже), баронет обещал отправиться на поиски брата и всячески постараться склонить его к примирению. |
| Rawdon found some of the young fellows of the regiment seated in the mess-room at breakfast, and was induced without much difficulty to partake of that meal, and of the devilled legs of fowls and soda- water with which these young gentlemen fortified themselves. Then they had a conversation befitting the day and their time of life: about the next pigeon-match at Battersea, with relative bets upon Ross and Osbaldiston; about Mademoiselle Ariane of the French Opera, and who had left her, and how she was consoled by Panther Carr; and about the fight between the Butcher and the Pet, and the probabilities that it was a cross. Young Tandyman, a hero of seventeen, laboriously endeavouring to get up a pair of mustachios, had seen the fight, and spoke in the most scientific manner about the battle and the condition of the men. It was he who had driven the Butcher on to the ground in his drag and passed the whole of the previous night with him. Had there not been foul play he must have won it. All the old files of the Ring were in it; and Tandyman wouldn't pay; no, dammy, he wouldn't pay. It was but a year since the young Cornet, now so knowing a hand in Cribb's parlour, had a still lingering liking for toffy, and used to be birched at Eton. | В полковой столовой Родон застал несколько молодых офицеров, и те без особого труда уговорили его разделить с ними трапезу и подкрепиться цыпленком с перцем и содовой водой, которыми угощались эти джентльмены. Затем они повели беседу, приличествующую времени года и своему возрасту: о предстоящей стрельбе по голубям в Бэттерси с заключением пари в пользу Росса или Осбалдистона; о мадемуазель Ариан из Французской оперы, о том, кто бросил ее и как она утешилась с Пантером Каром; о состязании между "Мясником" и "Любимцем" и о возможности допущенного при этом плутовства. Молодой Тендимен, семнадцатилетний герой, усердно старавшийся отрастить усы, самолично видел это состязание и говорил о схватке и о качествах боксеров в самых ученых выражениях. Это он привез "Мясника" на место состязания в своем экипаже и провел вместе с ним всю минувшую ночь. Если бы тут не было подвоха, "Мясник" непременно победил бы! Там все эти жулики спелись между собой, и он, Тендимен, не станет платить... нет, черт возьми, платить он не станет! Всего лишь год тому назад сей юный корнет, ныне специалист по боксу и страстный поклонник Крибба, сосал леденцы и подвергался в Итоне сечению розгами. |
| So they went on talking about dancers, fights, drinking, demireps, until Macmurdo came down and joined the boys and the conversation. He did not appear to think that any especial reverence was due to their boyhood; the old fellow cut in with stories, to the full as choice as any the youngest rake present had to tell--nor did his own grey hairs nor their smooth faces detain him. Old Mac was famous for his good stories. He was not exactly a lady's man; that is, men asked him to dine rather at the houses of their mistresses than of their mothers. There can scarcely be a life lower, perhaps, than his, but he was quite contented with it, such as it was, and led it in perfect good nature, simplicity, and modesty of demeanour. | Так они продолжали беседовать о танцовщицах, состязаниях, выпивке и дамах сомнительною поведения, пока в столовую не вошел Макмердо и не присоединился к их разговорам. По-видимому, он не задумывался над тем, что их юному возрасту следовало бы оказывать уважение: старый служака сыпал такими анекдотами, за которыми не угнаться было и самому юному из собравшихся тут повес; ни его седые волосы, ни их безусые лица не останавливали его. Старый Мак славился своими анекдотами. Строго говоря, он не был светским кавалером; иными словами, мужчины предпочитали приглашать его обедать к своим любовницам, а не к матерям. Можно, пожалуй, сказать, что он вел поистине низменный образ жизни, но он был вполне доволен своей судьбой и жил, никому не желая зла, просто и скромно. |
| By the time Mac had finished a copious breakfast, most of the others had concluded their meal. Young Lord Varinas was smoking an immense Meerschaum pipe, while Captain Hugues was employed with a cigar: that violent little devil Tandyman, with his little bull-terrier between his legs, was tossing for shillings with all his might (that fellow was always at some game or other) against Captain Deuceace; and Mac and Rawdon walked off to the Club, neither, of course, having given any hint of the business which was occupying their minds. Both, on the other hand, had joined pretty gaily in the conversation, for why should they interrupt it? Feasting, drinking, ribaldry, laughter, go on alongside of all sorts of other occupations in Vanity Fair--the crowds were pouring out of church as Rawdon and his friend passed down St. James's Street and entered into their Club. | Когда Мак окончил свой обильный завтрак, большинство офицеров уже вышло из-за стола. Юный лорд Варинес курил огромную пенковую трубку, а капитан Хыоз занялся сигарой; неугомонный чертенок Тендимен, зажав между коленями своего маленького бультерьера, с великим азартом играл в орлянку (этот молодец вечно во что-нибудь играл) с капитаном Дьюсэйсом, а Мак и Родон отправились в клуб, за все время ни единым намеком не коснувшись вопроса, занимавшего их умы. Напротив, оба они довольно весело участвовали в общей беседе, да и к чему было расстраивать ее? Пиры, попойки, разгул и смех идут рука об руку со всеми другими занятиями на Ярмарке Тщеславия. Народ толпами валил из церквей, когда Родон и его приятель проходили по Сент-Джеймс-стрит и поднимались на крыльцо своего клуба. |
| The old bucks and habitues, who ordinarily stand gaping and grinning out of the great front window of the Club, had not arrived at their posts as yet--the newspaper-room was almost empty. One man was present whom Rawdon did not know; another to whom he owed a little score for whist, and whom, in consequence, he did not care to meet; a third was reading the Royalist (a periodical famous for its scandal and its attachment to Church and King) Sunday paper at the table, and looking up at Crawley with some interest, said, | Старые щеголи и habitues {Завсегдатаи (франц.).}, которые часами простаивают у огромного окна клуба, глядя на улицу, еще не заняли своих постов; в читальне почти никого не было. Одного из джентльменов, сидевших там, Родон не знал, другому он кое-что задолжал по висту и, следовательно, не чувствовал особого желания с ним встречаться; третий читал за столом воскресную газету "Роялист" (славившуюся своей скандальной хроникой и приверженностью церкви и королю). Взглянув на Кроули с некоторым интересом, этот последний сказал: |
| "Crawley, I congratulate you." | - Поздравляю вас, Кроули! |
| "What do you mean?" said the Colonel. | - С чем это? - спросил полковник. |
| "It's in the Observer and the Royalist too," said Mr. Smith. | - Об этом уже напечатано в "Наблюдателе", а также и в "Роялисте", - сказал мистер Смит. |
| "What?" Rawdon cried, turning very red. He thought that the affair with Lord Steyne was already in the public prints. Smith looked up wondering and smiling at the agitation which the Colonel exhibited as he took up the paper and, trembling, began to read. | - Что такое? - воскликнул Родон, сильно покраснев. Он подумал, что история с лордом Стайном попала в газеты. Смита и удивило и позабавило, с каким волнением полковник схватил дрожащей рукой газету и стал читать. |
| Mr. Smith and Mr. Brown (the gentleman with .whom Rawdon had the outstanding whist account) had been talking about the Colonel just before he came in. | Мистер Смит и мистер Браун (тот джентльмен, с которым у Родона были не закончены карточные расчеты) беседовали о полковнике перед его приходом в клуб. |
| "It is come just in the nick of time," said Smith. "I suppose Crawley had not a shilling in the world." | - Это подоспело в самый раз! - говорил Смит. - У Кроули, насколько мне известно, нет ни гроша за душой. |
| "It's a wind that blows everybody good," Mr. Brown said. "He can't go away without paying me a pony he owes me." | - Это для всех удачно. - сказал мистер Браун. - Он не может уехать, не заплатив мне двадцати пяти фунтов, которые он мне должен. |
| "What's the salary?" asked Smith. | - Какое жалованье? - спросил Смит. |
| "Two or three thousand," answered the other. "But the climate's so infernal, they don't enjoy it long. Liverseege died after eighteen months of it, and the man before went off in six weeks, I hear." | - Две или три тысячи фунтов, - отвечал Браун. - Но климат там такой паршивый, что это удовольствие ненадолго. Ливерсидж умер через полтора года, а его предшественник, я слышал, протянул всего лишь шесть недель. |
| "Some people say his brother is a very clever man. I always found him a d----- bore," Smith ejaculated. "He must have good interest, though. He must have got the Colonel the place." | - Говорят, его брат очень умный человек. Мне он всегда казался нудной личностью, - заявил Смит. - Впрочем, у него, должно быть, хорошие связи. Вероятно, он и устроил полковнику это место? |
| "He!" said Brown. with a sneer. "Pooh. It was Lord Steyne got it. | - Он? - воскликнул Браун с усмешкой. - Чепуха! Это лорд Стайн ему устроил. |
| "How do you mean?" | - То есть как? |
| "A virtuous woman is a crown to her husband," answered the other enigmatically, and went to read his papers. | - Добродетельная жена - клад для своего супруга, - отвечал собеседник загадочно и погрузился в чтение газет. |
| Rawdon, for his part, read in the Royalist the following astonishing paragraph: | В "Роялисте" Родон прочитал следующее поразительное сообщение: |
| GOVERNORSHIP OF COVENTRY ISLAND. | "Пост губернатора на острове Ковентри. |
| --H.M.S. Yellowjack, Commander Jaunders, has brought letters and papers from Coventry Island. H. E. Sir Thomas Liverseege had fallen a victim to the prevailing fever at Swampton. His loss is deeply felt in the flourishing colony. We hear that the Governorship has been offered to Colonel Rawdon Crawley, C.B., a distinguished Waterloo officer. We need not only men of acknowledged bravery, but men of administrative talents to superintend the affairs of our colonies, and we have no doubt that the gentleman selected by the Colonial Office to fill the lamented vacancy which has occurred at Coventry Island is admirably calculated for the post which he is about to occupy." | Корабль его величества "Йеллоуджек" (капитан Джандерс) доставил письма и газеты с острова Ковентри. Его превосходительство сэр Томас Ливерсидж пал жертвой лихорадки, свирепствующей в Гнилтауне. Процветающая колония скорбит об этой утрате. Мы слышали, что пост губернатора предложен полковнику Родону Кроули, кавалеру ордена Бани, отличившемуся в сражении при Ватерлоо. Для управления нашими колониями нам нужны люди не только признанной храбрости, но и наделенные административными талантами. Мы не сомневаемся, что джентльмен, выбранный министерством по делам колоний для замещения вакансии, освободившейся на острове Ковентри вследствие столь плачевного события, как нельзя лучше подходит для ответственного поста, который ему предстоит занять". |
| "Coventry Island! Where was it? Who had appointed him to the government? You must take me out as your secretary, old boy," Captain Macmurdo said laughing; | - Остров Ковентри! Где он находится? Кто указал на твою кандидатуру правительству? Возьми меня к себе в секретари, дружище! - сказал Макмердо со смехом. |
| and as Crawley and his friend sat wondering and perplexed over the announcement, the Club waiter brought in to the Colonel a card on which the name of Mr. Wenham was engraved, who begged to see Colonel Crawley. | И пока Кроули и его друг сидели, озадаченные прочитанным сообщением, клубный лакей подал полковнику карточку, на которой стояло имя мистера Уэнхема, и доложил, что этот джентльмен желает видеть полковница Кроули. |
| The Colonel and his aide-de-camp went out to meet the gentleman, rightly conjecturing that he was an emissary of Lord Steyne. | Полковник и его адъютант вышли навстречу Уэнхему в полной уверенности, что тот явился эмиссаром от лорда Стайна. |
| "How d'ye do, Crawley? I am glad to see you," said Mr. Wenham with a bland smile, and grasping Crawley's hand with great cordiality. | - Как поживаете, Кроули? Рад вас видеть, - произнес мистер Уэнхем с улыбкой и сердечно пожал Родону руку. |
| "You come, I suppose, from--" | - Я полагаю, вы пришли от... |
| "Exactly," said Mr. Wenham. | - Совершенно верно, - ответил мистер Уэихем. |
| "Then this is my friend Captain Macmurdo, of the Life Guards Green." | - В таком случае, вот мой друг, капитан Макмердо лейб-гвардии Зеленого полка. |
| "Delighted to know Captain Macmurdo, I'm sure," Mr. Wenham said and tendered another smile and shake of the hand to the second, as he had done to the principal. Mac put out one finger, armed with a buckskin glove, and made a very frigid bow to Mr. Wenham over his tight cravat. He was, perhaps, discontented at being put in communication with a pekin, and thought that Lord Steyne should have sent him a Colonel at the very least. | - Очень счастлив познакомиться с капитаном Макмердо, - сказал мистер Уэнхем и протянул руку секунданту с такой же обворожительной улыбкой, как перед тем - его принципалу. Мак протянул мистеру Уэнхему один палец, обтянутый замшевой перчаткой, и очень холодно поклонился ему, едва нагнув голову над своим крахмальным галстуком. Вероятно, он был недоволен, что ему приходится иметь дело со "штафиркой", и считал, что лорду Стайну следовало прислать к нему по меньшей мере полковника. |
| "As Macmurdo acts for me, and knows what I mean," Crawley said, "I had better retire and leave you together." | - Так как Макмердо действует от моего имени и знает, чего я хочу, - сказал Кроули, - мне лучше удалиться и оставить вас вдвоем. |
| "Of course," said Macmurdo. | - Конечно, - подтвердил Макмердо. |
| "By no means, my dear Colonel," Mr. Wenham said; "the interview which I had the honour of requesting was with you personally, though the company of Captain Macmurdo cannot fail to be also most pleasing. In fact, Captain, I hope that our conversation will lead to none but the most agreeable results, very different from those which my friend Colonel Crawley appears to anticipate." | - Ни в коем случае, дорогой мой полковник! - сказал мистер Уэнхем. - Свидание, о котором я имел честь просить, должно быть у меня лично с вамп, хотя присутствие капитана Макмердо не может не быть также чрезвычайно для меня приятно. Иными словами, капитан, я надеюсь, что наша беседа приведет к самым отрадным результатам, весьма отличным от тех, которые, по-видимому, имеет в виду мой друг полковник Кроули. |
| "Humph!" said Captain Macmurdo. Be hanged to these civilians, he thought to himself, they are always for arranging and speechifying. | - Гм! - произнес капитан Макмердо. "Черт бы побрал этих штатских! - подумал он про себя. - Вечно они говорят сладкие слова и стараются все уладить". |
| Mr. Wenham took a chair which was not offered to him--took a paper from his pocket, and resumed-- | Мистер Уэнхем сел в кресло, которого ему не предлагали, вынул из кармана газету и начал: |
| "You have seen this gratifying announcement in the papers this morning, Colonel? Government has secured a most valuable servant, and you, if you accept office, as I presume you will, an excellent appointment. Three thousand a year, delightful climate, excellent government-house, all your own way in the Colony, and a certain promotion. I congratulate you with all my heart. I presume you know, gentlemen, to whom my friend is indebted for this piece of patronage?" | - Вы видели это лестное сообщение в сегодняшних газетах, полковник? Правительство приобрело для себя очень ценного слугу, а вам обеспечивается прекраснейшее место, если вы, в чем я не сомневаюсь, примете предлагаемую вам должность. Три тысячи в год, восхитительный климат, отличный губернаторский дворец, полная самостоятельность и верное повышение в чине. Поздравляю вас от всего сердца! Смею думать, вам известно, джентльмены, кому мой друг обязан таким покровительством? |
| "Hanged if I know," the Captain said; his principal turned very red. | - Понятия не имею! - сказал капитан, принципал же его страшно покраснел. |
| "To one of the most generous and kindest men in the world, as he is one of the greatest--to my excellent friend, the Marquis of Steyne." | - Одному из самых великодушных и добрых людей на свете, и к тому же из самых знатных, - моему превосходному другу, маркизу Стайну. |
| "I'll see him d--- before I take his place," growled out Rawdon. | - Будь я проклят, если приму от него место! - зарычал Родон. |
| "You are irritated against my noble friend," Mr. Wenham calmly resumed; "and now, in the name of common sense and justice, tell me why?" | - Вы раздражены против моего благородного друга, - спокойно продолжал мистер Уэнхем. - А теперь, во имя здравого смысла и справедливости, скажите мне: почему? |
| "WHY?" cried Rawdon in surprise. | - Почему? - воскликнул изумленный Родон. |
| "Why? Dammy!" said the Captain, ringing his stick on the ground. | - Почему? Черт подери! - повторил и капитан, стукнув тростью об пол. |
| "Dammy, indeed," said Mr. Wenham with the most agreeable smile; "still, look at the matter as a man of the world--as an honest man-- and see if you have not been in the wrong. You come home from a journey, and find--what?--my Lord Steyne supping at your house in Curzon Street with Mrs. Crawley. Is the circumstance strange or novel? Has he not been a hundred times before in the same position? Upon my honour and word as a gentleman"--Mr. Wenham here put his hand on his waistcoat with a parliamentary air--"I declare I think that your suspicions are monstrous and utterly unfounded, and that they injure an honourable gentleman who has proved his good-will towards you by a thousand benefactions--and a most spotless and innocent lady." | - Хорошо, пусть будет "черт подери", - сказал мистер Уэнхем с самой приятной улыбкой. - Но взгляните на дело, как человек светский... как честный человек, и посмотрите, не ошиблись ли вы. Вы возвращаетесь домой из поездки и застаете - что?.. Милорд Стайн ужинает с миссис Кроули в вашем доме на Керзон-стрит. Что это, какое-нибудь странное или необычайное происшествие? Разве он и раньше не бывал у вас сотни раз при таких же точно обстоятельствах? Клянусь честью, даю вам слово джентльмена (здесь мистер Уэнхем жестом парламентария положил руку на жилет), что ваши подозрения чудовищны, совершенно необоснованны и оскорбительны для достойного джентльмена, доказавшего свое расположение к вам тысячью благодеяний, и для безупречной, совершенно невинной леди. |
| "You don't mean to say that--that Crawley's mistaken?" said Mr. Macmurdo. | - Не хотите же вы сказать, что... что Кроули ошибся? - спросил мистер Макмердо. |
| "I believe that Mrs. Crawley is as innocent as my wife, Mrs. Wenham," Mr. Wenham said with great energy. "I believe that, misled by an infernal jealousy, my friend here strikes a blow against not only an infirm and old man of high station, his constant friend and benefactor, but against his wife, his own dearest honour, his son's future reputation, and his own prospects in life." | - Я убежден, что миссис Кроули так же невинна, как и моя жена, миссис Уэнхем, - заявил мистер Уэнхем весьма энергически. - Я убежден, что наш друг, ослепленный безумной ревностью, наносит удар не только немощному старику, занимающему высокое положение, своему неизменному другу и благодетелю, но и своей жене, собственной чести, будущей репутации своего сына и собственному преуспеянию в жизни. |
| "I will tell you what happened," Mr. Wenham continued with great solemnity; "I was sent for this morning by my Lord Steyne, and found him in a pitiable state, as, I need hardly inform Colonel Crawley, any man of age and infirmity would be after a personal conflict with a man of your strength. I say to your face; it was a cruel advantage you took of that strength, Colonel Crawley. It was not only the body of my noble and excellent friend which was wounded-- his heart, sir, was bleeding. | Я сообщу вам, что произошло, - продолжал мистер Уэнхем серьезно и внушительно. - Сегодня утром за мной послали от милорда Стайна, и я застал его в плачевном состоянии, - мне едва ли нужно осведомлять полковника Кроули, что в таком состоянии окажется всякий пожилой и немощный человек после личного столкновения с мужчиной, наделенным вашей силою, Скажу вам прямо: вы поступили жестоко, воспользовавшись преимуществом, которое дает вам такая сила, полковник Кроули! Не только телу моего благородного и превосходного друга была нанесена рана, но и сердце его, сэр, сочилось кровью! |
| A man whom he had loaded with benefits and regarded with affection had subjected him to the foulest indignity. What was this very appointment, which appears in the journals of to-day, but a proof of his kindness to you? When I saw his Lordship this morning I found him in a state pitiable indeed to see, and as anxious as you are to revenge the outrage committed upon him, by blood. You know he has given his proofs, I presume, Colonel Crawley?" | Человек, которого он осыпал благодеяниями, к которому питал приязнь, подверг его столь позорному оскорблению. Разве назначение, опубликованное сегодня в газетах, не является свидетельством его доброты к вам? Когда я приехал к его милости сегодня утром, я застал его поистине в плачевном состоянии, больно было на него смотреть. И он, подобно вам, жаждал отомстить за нанесенное ему оскорбление - смыть его кровью. Вам, полковник Кроули, я полагаю, известно, что милорд на это способен? |
| "He has plenty of pluck," said the Colonel. "Nobody ever said he hadn't." | - Он храбрый человек, - заметил полковник. - Никто никогда не говорил, что он трус. |
| "His first order to me was to write a letter of challenge, and to carry it to Colonel Crawley. One or other of us," he said, "must not survive the outrage of last night." | - Его первым приказом мне было написать вызов и передать его полковнику Кроули. "Один из нас, - сказал он, - не должен остаться в живых после того, что произошло минувшей ночью". |
| Crawley nodded. | Кроули кивнул головой. |
| "You're coming to the point, Wenham," he said. | - Вы подходите к сути дела, Уэнхем, - сказал он. |
| "I tried my utmost to calm Lord Steyne. Good God! sir," I said, "how I regret that Mrs. Wenham and myself had not accepted Mrs. Crawley's invitation to sup with her!" | - Я приложил все старания, чтобы успокоить лорда Стайна. "Боже мой, сэр! - сказал я. - Как я сожалею, что миссис Уэнхем и я сам не приняли приглашения миссис Кроули отужинать у нее!" |
| "She asked you to sup with her?" Captain Macmurdo said. | - Она приглашала вас к себе на ужин? - спросил капитан Макмердо. |
| "After the opera. Here's the note of invitation--stop--no, this is another paper--I thought I had h, but it's of no consequence, and I pledge you my word to the fact. If we had come--and it was only one of Mrs. Wenham's headaches which prevented us--she suffers under them a good deal, especially in the spring--if we had come, and you had returned home, there would have been no quarrel, no insult, no suspicion--and so it is positively because my poor wife has a headache that you are to bring death down upon two men of honour and plunge two of the most excellent and ancient families in the kingdom into disgrace and sorrow." | - После оперы. Вот пригласительная записка... стойте... нет, это другая бумага... я думал, что захватил ее с собой; по это не имеет значения, - заверяю вас честным словом, что я ее получил. Если бы мы пришли, - а нам помешала только головная боль миссис Уэнхем: моя жена страдает головными болями, в особенности весной, - если бы мы пришли, а вы вернулись домой, то не было бы никакой ссоры, никаких оскорблений, никаких подозрений. И, таким образом, исключительно из-за того, что у моей бедной жены болела голова, вы хотели подвергнуть смертельной опасности двух благородных людей и погрузить два знатнейших и древнейших семейства в королевстве в пучину горя и бесчестья. |
| Mr. Macmurdo looked at his principal with the air of a man profoundly puzzled, and Rawdon felt with a kind of rage that his prey was escaping him. He did not believe a word of the story, and yet, how discredit or disprove it? | Мистер Макмердо взглянул на своего принципала с видом человека, глубоко озадаченного, а Родон почувствовал глухую ярость при мысли, что добыча ускользает от него. Он не поверил ни единому слову во всей этой истории, но как ее опровергнуть? |
| Mr. Wenham continued with the same fluent oratory, which in his place in Parliament he had so often practised-- | Мистер Уэнхем продолжал все с тем же неудержимым красноречием, к которому он так часто прибегал во время своих выступлений в парламенте. |
| "I sat for an hour or more by Lord Steyne's bedside, beseeching, imploring Lord Steyne to forego his intention of demanding a meeting. I pointed out to him that the circumstances were after all suspicious--they were suspicious. I acknowledge it--any man in your position might have been taken in--I said that a man furious with jealousy is to all intents and purposes a madman, and should be as such regarded--that a duel between you must lead to the disgrace of all parties concerned--that a man of his Lordship's exalted station had no right in these days, when the most atrocious revolutionary principles, and the most dangerous levelling doctrines are preached among the vulgar, to create a public scandal; and that, however innocent, the common people would insist that he was guilty. In fine, I implored him not to send the challenge." | - Я просидел у ложа лорда Стайна целый час, если не больше, убеждая, умоляя лорда Стайна отказаться от намерения требовать поединка. Я указывал ему, что обстоятельства дела, в сущности говоря, подозрительны, - они действительно возбуждают подозрение. Я признаю это, всякий мужчина на вашем месте мог обмануться. Я сказал, что человек, охваченный ревностью, - тот же сумасшедший, и на него так и следует смотреть, что дуэль между вами должна повести к бесчестью для всех заинтересованных сторон, что человек, занимающий столь высокое положение, как его милость, не имеет права идти на публичный скандал в наши дни, когда среди черни проповедуются самые свирепые революционные принципы и опаснейшие уравнительные доктрины, и что, хотя он ни в чем не виноват, молва будет упорно его порочить. В конце концов я умолил его не посылать вызова. |
| "I don't believe one word of the whole story," said Rawdon, grinding his teeth. "I believe it a d----- lie, and that you're in it, Mr. Wenham. If the challenge don't come from him, by Jove it shall come from me." | - Я не верю ни одному слову из всей этой истории, - сказал Родон, скрежеща зубами. - Я убежден, что это бессовестная ложь и вы помогли ее состряпать, мистер Уэнхем. Если я не получу вызова от лорда Стайна, я сам его вызову, черт подери! |
| Mr. Wenham turned deadly pale at this savage interruption of the Colonel and looked towards the door. | Мистер Уэнхем побледнел как полотно при этом яростном выпаде полковника и стал поглядывать на дверь. |
| But he found a champion in Captain Macmurdo. That gentleman rose up with an oath and rebuked Rawdon for his language. | Но он обрел себе помощника в лице капитана Макмердо. Джентльмен этот поднялся с места и, крепко выругавшись, упрекнул Родона за такой тон. |
| "You put the affair into my hands, and you shall act as I think fit, by Jove, and not as you do. You have no right to insult Mr. Wenham with this sort of language; and dammy, Mr. Wenham, you deserve an apology. And as for a challenge to Lord Steyne, you may get somebody else to carry it, I won't. If my lord, after being thrashed, chooses to sit still, dammy let him. And as for the affair with--with Mrs. Crawley, my belief is, there's nothing proved at all: that your wife's innocent, as innocent as Mr. Wenham says she is; and at any rate that you would be a d--fool not to take the place and hold your tongue." | - Ты поручил свое дело мне, ну и веди себя, как я считаю нужным, а не как тебе хочется! Ты не имеешь никакого права оскорблять мистера Уэнхема подобными словами, черт возьми! Мистер Уэнхем, мы должны просить у вас извинения. А что касается вызова лорду Стайну, то ищи кого-нибудь другого, - я ничего не стану передавать! Если милорд, получив трепку, предпочитает сидеть смирно, то и черт с ним! А что касается истории с... миссис Кроули, то вот мое твердое убеждение: ровным счетом ничего не доказано. Жена твоя невинна, как и сказал мистер Уэнхем. И, во всяком случае, дурак ты будешь, если не возьмешь предложенного места и не станешь держать язык за зубами! |
| "Captain Macmurdo, you speak like a man of sense," Mr. Wenham cried out, immensely relieved--"I forget any words that Colonel Crawley has used in the irritation of the moment." | - Капитан Макмердо, вы говорите как разумный человек! - воскликнул мистер Уэнхем, чувствуя, что у него отлегло от сердца. - Я готов забыть все слова, сказанные полковником Кроули в минуту раздражения. |
| "I thought you would," Rawdon said with a sneer. | - Я был в этом уверен, - сказал Родон с злобной усмешкой. |
| "Shut your mouth, you old stoopid," the Captain said good-naturedly. "Mr. Wenham ain't a fighting man; and quite right, too." | - Помалкивай, старый дуралей, - произнес добродушно капитан. - Мистер Уэнхем не станет драться, и к тому же он совершенно прав. |
| "This matter, in my belief," the Steyne emissary cried, "ought to be buried in the most profound oblivion. A word concerning it should never pass these doors. I speak in the interest of my friend, as well as of Colonel Crawley, who persists in considering me his enemy." | - Я считаю, - воскликнул эмиссар Стайна, - что это дело следует предать глубочайшему забвению. Ни одно слово о нем не должно выйти за пределы этого дома! Я говорю в интересах как моего друга, так и полковника Кроули, который упорно продолжает считать меня своим врагом. |
| "I suppose Lord Steyne won't talk about it very much," said Captain Macmurdo; "and I don't see why our side should. The affair ain't a very pretty one, any way you take it, and the less said about it the better. It's you are thrashed, and not us; and if you are satisfied, why, I think, we should be." | - Лорд Стайн едва ли будет болтать, - сказал капитан Макмердо, - да и нам оно ни к чему. История эта не из красивых, как на нее ни посмотри, и чем меньше о ней говорить, тем будет лучше. Поколотили вас, а не нас. И если вы удовлетворены, то к чему же нам искать удовлетворения? |
| Mr. Wenham took his hat, upon this, and Captain Macmurdo following him to the door, shut it upon himself and Lord Steyne's agent, leaving Rawdon chafing within. When the two were on the other side, Macmurdo looked hard at the other ambassador and with an expression of anything but respect on his round jolly face. | Тут мистер Уэихем взялся за шляпу, а капитан Макмердо пошел его проводить и затворил за собой дверь, предоставив Родону побушевать в одиночестве. Когда оба джентльмена очутились за дверью, Макмердо в упор посмотрел на посланца лорда Стайна, и в эту минуту его круглое приветливое лицо выражало что угодно, но только не почтение. |
| "You don't stick at a trifle, Mr. Wenham," he said. | - Вы не смущаетесь из-за пустяков, мистер Уэнхем, - сказал он. |
| "You flatter me, Captain Macmurdo," answered the other with a smile. "Upon my honour and conscience now, Mrs. Crawley did ask us to sup after the opera." | - Вы льстите мне, капитан Макмердо, - отвечал тот с улыбкой. - Но я заверяю вас по чести и совести, что миссис Кроули приглашала нас на ужин после оперы. |
| "Of course; and Mrs. Wenham had one of her head-aches. I say, I've got a thousand-pound note here, which I will give you if you will give me a receipt, please; and I will put the note up in an envelope for Lord Steyne. My man shan't fight him. But we had rather not take his money." | - Разумеется! И у миссис Уэнхем разболелась голова... Вот что: у меня есть билет в тысячу фунтов, который я передам вам, если вы соблаговолите выдать мне расписку. Я вложу билет в конверт для лорда Стайна. Мой друг не будет с ним драться. Но брать его деньги мы не желаем. |
| "It was all a mistake--all a mistake, my dear sir," the other said with the utmost innocence of manner; and was bowed down the Club steps by Captain Macmurdo, just as Sir Pitt Crawley ascended them. There was a slight acquaintance between these two gentlemen, and the Captain, going back with the Baronet to the room where the latter's brother was, told Sir Pitt, in confidence, that he had made the affair all right between Lord Steyne and the Colonel. | - Это все недоразумение, дорогой сэр, только недоразумение, - отвечал Уэнхем самым невинным тоном, и капитан Макмердо с поклоном проводил его до клубной лестницы, как раз в ту минуту, когда по ней поднимался сэр Питт Кроули. Оба эти джентльмена были немного знакомы, и капитан, направляясь вместе с баронетом обратно в ту комнату, где оставался его брат, сообщил сэру Питту, что ему удалось уладить дело между лордом Стайном и полковником. |
| Sir Pitt was well pleased, of course, at this intelligence, and congratulated his brother warmly upon the peaceful issue of the affair, making appropriate moral remarks upon the evils of duelling and the unsatisfactory nature of that sort of settlement of disputes. | Сэр Питт, разумеется, был очень обрадован этим известием и горячо поздравил брата с мирным исходом дела, присовокупив соответствующие нравственные замечания касательно зла, приносимого дуэлями, и порочности такого способа улаживать споры. |
| And after this preface, he tried with all his eloquence to effect a reconciliation between Rawdon and his wife. He recapitulated the statements which Becky had made, pointed out the probabilities of their truth, and asserted his own firm belief in her innocence. | А после этого вступления он пустил в ход все свое красноречие, чтобы добиться примирения между Родоном и его женой. Он повторил все, что говорила Бекки, указал на правдоподобность ее слов и добавил, что сам твердо уверен в ее невинности. |
| But Rawdon would not hear of it. | Но Родон ничего не хотел слушать. |
| "She has kep money concealed from me these ten years," he said "She swore, last night only, she had none from Steyne. She knew it was all up, directly I found it. If she's not guilty, Pitt, she's as bad as guilty, and I'll never see her again--never." | - Она прятала от меня деньги целых десять лет, - твердил он. - Она еще вчера клялась, что не получала денег от Стайна. Когда я их нашел, она сразу поняла, что все кончено. Даже если она мне не изменяла, Питт, от этого не легче. И я не хочу ее видеть, не хочу! |
| His head sank down on his chest as he spoke the words, and he looked quite broken and sad. | Голова его поникла на грудь, горе совсем его сломило. |
| "Poor old boy," Macmurdo said, shaking his head. | - Бедняга! - сказал Макмердо и покачал головой. |
| Rawdon Crawley resisted for some time the idea of taking the place which had been procured for him by so odious a patron, and was also for removing the boy from the school where Lord Steyne's interest had placed him. He was induced, however, to acquiesce in these benefits by the entreaties of his brother and Macmurdo, but mainly by the latter, pointing out to him what a fury Steyne would be in to think that his enemy's fortune was made through his means. | Сперва Родон Кроули и думать не хотел о том, чтобы занять пост, на который его устроил столь гнусный покровитель, и даже собирался взять сына из школы, в которую мальчик был помещен стараниями лорда Стайна. Однако брат и Макмердо уговорили его принять эти благодеяния. Больше всего подействовали на него доводы капитана, предложившего ему вообразить, в какую ярость придет Стайн при мысли, что его враг обязан карьерой его же содействию! |
| When the Marquis of Steyne came abroad after his accident, the Colonial Secretary bowed up to him and congratulated himself and the Service upon having made so excellent an appointment. These congratulations were received with a degree of gratitude which may be imagined on the part of Lord Steyne. | Когда маркиз Стайн поправился настолько, что стал выезжать из дому, министр по делам колоний встретил его однажды и с поклоном поблагодарил от своего имени и от имени министерства за такое замечательное назначение. Можно себе представить, как приятно было лорду Стайну выслушивать эти комплименты! |
| The secret of the rencontre between him and Colonel Crawley was buried in the profoundest oblivion, as Wenham said; that is, by the seconds and the principals. But before that evening was over it was talked of at fifty dinner-tables in Vanity Fair. Little Cackleby himself went to seven evening parties and told the story with comments and emendations at each place. How Mrs. Washington White revelled in it! The Bishopess of Ealing was shocked beyond expression; the Bishop went and wrote his name down in the visiting- book at Gaunt House that very day. Little Southdown was sorry; so you may be sure was his sister Lady Jane, very sorry. Lady Southdown wrote it off to her other daughter at the Cape of Good Hope. It was town-talk for at least three days, and was only kept out of the newspapers by the exertions of Mr. Wagg, acting upon a hint from Mr. Wenham. | Тайна ссоры между ним и полковником Кроули была предана глубочайшему забвению, как сказал Уэнхем, то есть ее предали забвению секунданты и их доверители. Но в тот же вечер о ней судили и рядили за пятьюдесятью обеденными столами на Ярмарке Тщеславия. Один маленький Кеклби побывал на семи званых вечерах и всюду рассказывал эту историю с подобающими поправками и дополнениями. Как упивалась ею миссис Вашингтон Уайт! Супруга епископа Илингского не находила слов, чтобы выразить свое возмущение. Епископ в тот же день поехал с визитом в Гонт-Хаус и начертал свое имя в книге посетителей. Маленький Саутдаун был огорчен; огорчилась и сестра его, леди Джейн, - очень огорчилась, уверяю вас, Леди Саутдаун написала обо всем своей другой дочери, на мыс Доброй Надежды. По крайней мере, три дня об этой истории говорил весь город, и в газеты она не попала только благодаря стараниям мистера Уэга, действовавшего по наущению мистера Уэнхема. |
| The bailiffs and brokers seized upon poor Raggles in Curzon Street, and the late fair tenant of that poor little mansion was in the meanwhile--where? Who cared! Who asked after a day or two? Was she guilty or not? We all know how charitable the world is, and how the verdict of Vanity Fair goes when there is a doubt. Some people said she had gone to Naples in pursuit of Lord Steyne, whilst others averred that his Lordship quitted that city and fled to Palermo on hearing of Becky's arrival; some said she was living in Bierstadt, and had become a dame d'honneur to the Queen of Bulgaria; some that she was at Boulogne; and others, at a boarding-house at Cheltenham. | Судебные исполнители наложили арест на имущество бедного Реглса на Керзон-стрит, а куда девалась прелестная нанимательница этого скромного особняка? Кто скажет? Кому спустя несколько дней еще было до нее дело? Была ли она виновна? Нам всем известно, как снисходителен свет и каков бывает приговор Ярмарки Тщеславия в сомнительных случаях. Некоторые говорили, что Ребекка уехала в Неаполь вдогонку за лордом Стайном; другие утверждали, что милорд, услышав о приезде Бекки, покинул этот город и бежал в Палермо; кто-то передавал, что она проживает в Бирштадте и сделалась dame d'honneur {Придворной дамой (франц.).} королевы болгарской; иные говорили, что она в Булони, а некоторые, что она живет в меблированных комнатах в Челтнеме. |
| Rawdon made her a tolerable annuity, and we may be sure that she was a woman who could make a little money go a great way, as the saying is. He would have paid his debts on leaving England, could he have got any Insurance Office to take his life, but the climate of Coventry Island was so bad that he could borrow no money on the strength of his salary. He remitted, however, to his brother punctually, and wrote to his little boy regularly every mail. He kept Macmurdo in cigars and sent over quantities of shells, cayenne pepper, hot pickles, guava jelly, and colonial produce to Lady Jane. He sent his brother home the Swamp Town Gazette, in which the new Governor was praised with immense enthusiasm; whereas the Swamp Town Sentinel, whose wife was not asked to Government House, declared that his Excellency was a tyrant, compared to whom Nero was an enlightened philanthropist. Little Rawdon used to like to get the papers and read about his Excellency. | Родон определил ей сносное ежегодное содержание, а Бекки была из тех женщин, что умеют извлечь много даже из небольшой суммы денег. Он уплатил бы все свои долги при отъезде из Англии, согласись хоть какое-нибудь страховое общество застраховать его жизнь, но климат острова Ковентри настолько плох, что полковник не мог занять под свое жалованье ни гроша. Впрочем, он аккуратнейшим образом переводил деньги брату и писал своему сынишке с каждой почтой. Он снабжал Макмердо сигарами и присылал леди Джейн огромное количество раковин, кайенского перцу, крепких пикулей, варенья из гуавы и разных колониальных товаров. Он присылал своему брату в Англию "Гнилтаунскую газету", восхвалявшую нового губернатора в самых восторженных выражениях, тогда как "Гвилтаунский часовой" (жена его не была приглашена в губернаторский дом) объявлял, что его превосходительство - тиран, в сравнении с которым Нерона можно назвать просвещенным филантропом. Маленький Родон любил брать эти газеты и читать об его превосходительстве. |
| His mother never made any movement to see the child. He went home to his aunt for Sundays and holidays; he soon knew every bird's nest about Queen's Crawley, and rode out with Sir Huddlestone's hounds, which he admired so on his first well-remembered visit to Hampshire. | Мать не делала никаких попыток повидаться с сыном. На воскресенье и на каникулы мальчик приезжал к тетке; скоро он уже знал все птичьи гнезда в Королевском Кроули и выезжал на охоту с гончими сэра Хадлстона, которыми так восхищался еще во время первого памятного пребывания в Хэмпшире. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая