В монографии Н.Д.Голева русская орфография рассматривается как объективное явление языка, текста, речевой деятельности и - соответственно - как предмет общелингвистического изучения с присущими ему подходами и методами, понятиями и терминами, сложившимися при изучении других языковых сфер. Основными для данного исследования стали в этой связи антиномический и детерминологический подходы: факторы, определяющие принципы орфографии и содержание орфографических норм русского языка, анализируются в аспектах антиномий "синхронное генетическое", "субъективное - объективное", "отражательное - условное", "система - узус" и других. С данных позиций в монографии обсуждаются некоторые исходные презумпции традиционной теории орфографии и ее следствия в обыденном метаязыковом сознании носителей русского языка и разрабатываются теоретические основания для конкретных "объективистских" исследований в области русской орфографии, которые могут стать в дальнейшем основаниями для методической практики овладения и владения механизмами орфографической деятельности, прежде всего - интуитивной
В первой главе "Постановка проблем антиномического и детерминологического описания русской орфографии" характеризуются основные антиномии, в рамках которых формируется, функционирует и развивается система орфографических норм русского языка и их объективное содержание. Особое внимание обращается на необходимость диалектического равновесия таких свойств последнего, как отражательность (по отношению к "собственно языку) и условность, вытекающую из отсутствия самой необходимости адекватного отражения и ограниченных возможностей графики орфографии в передаче звукового и семантического континуума языка. Диалектическая модель предполагает рассмотрение отражательного компонента как способа преодоления абсолюта последнего, а условность - абсолюта отражательности. В работе делается акцент на первом аспекте взаимодействия; при этом утверждается, что опора орфографической деятельности на языковые детерминанты выводит последние из сферы содержания в сферу внутренней формы. В качестве основной детерминанты рассматривается морфема, и таким образом морфематический принцип признается ведущим для русской орфографии. Условно-традиционный принцип противостоит всем отражательным принципам: фонетическому, фонематическому, морфематическому и смысло-дифференцирующему. Первый и последний олицетворяют стремление к "идеалам" прямой отражательности, второй и третий - стремление к равновесию условного и отражательного, которое в морфематическом варианте для обыденной орфографической деятельности интуитивного типа представляется более практичным.
В разделе "Русская орфография как предмет общего языкознания" обосновывается необходимость для теории орфографии разрабатывать такие общелингвистические понятия, как, например, "орфографическая деятельность", "орфографическая личность", "орфографическая ментальность национального типа", и таких параметров, как " система - узус", "единица - функция", "план выражения - план содержания" и т.д. Особое внимание придается рассмотрению основных единиц орфографии в функционально-прагматическом аспекте, явно недостаточно разработанном в современной орфографической теории, не разрабатывающей основополагающих для этого аспекта понятий: коммуникативная цель, успех, неудача орфографического акта. В этой связи автор монографии отмечает, что в ней по сути игнорируется позиция читающего, для которого орфография и служит: единообразие написаний, которого добивается современная орфографическая теория и практика, - не есть цель орфографической деятельности; целью является взаимопонимание, достигаемое необходимым и достаточным для него количеством "коммуникативных затрат" в письменной речи. Особенно остро этот вопрос стоит при обсуждение коммуникативной необходимости смысло-дифференцирующих написаний, призванных разграничивать полные и краткие причастия и прилагательные через одну или две Н, контекстуальную противопоставленность или непротивопоставленность "отрицательных" наречий и прилагательных через их слитное или раздельное написание с НЕ и т.п. В монографии доказывается тезис о том, что коммуникативная целесообразность дифференцирующих написаний нуждается в обосновании (особенно актуальном на фоне бесконечного множества успешно функционирующих недифференцированных орфографией смыслов, естественным образом разграничиваемых контекстом. Дифференцирующие написания предполагают наличие интерпретационной функции у орфографии, однако ее необходимость требует особых доказательств, прежде всего с точки зрения того, как замечаются в обыденной речи факты орфографической дифференциации смыслов и их ее воздействия на процесс понимания текстов.
В разделе "Синхронно-функциональное и генетическое в содержании орфографических норм" раскрывается сущность и характер взаимодействия двух детерминационных направлений влияния на орфографическую систему русского языка: генетического, определяющего условно-традиционную сторону орфографических норм и синхронного, детерминирующего отражательную сторону. При этом генетическое в монографии полностью не отрывается от синхронии, и это определяет функциональность в русской орфографии морфематического принципа (даже в тех его вариантах, которые предполагают формально-генетическое отождествление морфемы, например, корня СЯГ в ПОСЯГАТЬ и ПРИСЯГА). В разделе анализируются случаи противоречия современного и исторического компонентов морфематического принципа, когда в одних случаях орфография "признает" и канонизирует отклонения от исходных написаний (типа СВИДЕТЕЛЬ и СМИРЕННЫЙ), в других же - более типичных для русского языка случаях "настаивает" на этимологической достоверности (РАССЧИТАТЬ и РАСЧЕТ, САМОДОВЛЕЮЩИЙ и ДАВЛЕНИЕ - орфографически неоднокорневые слова, несмотря на их синхронно-смысловую близость).
В разделе "Система и узус, системное и функциональное, отражательное и коммуникативное в орфографии" обсуждается вопрос о взаимодействии в содержании орфографических норм двух детерминационных моделей, одна из которых предполагает формирование в (письменной) речи такового содержания как функционального орфотипа, речевой реальности ("все так пишут, значит так правильно"), другая предполагает выведение норм из языковой системы как идеальной сущности. В связи с этим в книге доказывается, что каноническая русская орфография сформировалась в основном под воздействием детерминации второго типа, закрепленной системой правил, стремящихся обосновать решение орфограмм путем их отнесения к системным закономерностям разного типа. Детерминация первого типа неактуальна в русистике, изучение орфографического узуса практически ей не востребовано, что ведет к "переизбытку" в ней отражательной стороны и переоценке роли металингвистических правил.
Вторая глава "Стихийное и рациональное, естественное и искусственное в содержании орфографических норм" посвящена анализу соотношения объективисткого и субъективисткого подхода к орфографии: первый исходит из существования орфографических норм как объективной данности языка, складывающейся в ходе многолетней письменно-речевой практики носителей языка и подлежащей в силу этого естественно-научному изучению как основанию кодификации: второй видит в орфографических нормах рукотворный феномен, подлежащий улучшению на основе приближения орфографии к системе языка (которая и является в данном случае предметом изучения). У теоретических моделей, предполагаемых данные подхода, сформировалась разная модальность - описательная и предписательная (доминирующая сейчас).
В разделах "Принципы стихийной орфографии" и "Орфографическое варьирование" акцент делается на особенностях первого подхода, связанного с объективистким пониманием любых норм языка, в том числе орфографических. Объективную сторону имеет и орфографическое варьирование, объективисткому отношению к которой препятствует жестко декларируемое стремление к единообразию всех написаний как цели (самоцели) орфографической деятельности независимо от их коммуникативной целесообразности. Рассмотрение фактов речевой вариативности в орфографии исключительно с оценочно-пуристических позиций (то есть как ошибок) не дает возможности увидеть и описать объективно-стихийный план обычной орфографической деятельности, существующий независимо от предполагаемых кодифицированными руководствами и школьными алгоритмами решения орфограмм ее предписательной стратегией и тактикой. В разделе "Орфографическое варьирование в аспекте детерминационной модели "язык - орфография"" орфографические варианты сопоставляются с вариантами в других сферах языка, в связи с чем развивается точка зрения, согласно которой .специфичность первых, декларируемая традиционной орфографической теорией, существенным образом преувеличена. Это во многом вытекает из ее предписательных презумпций и модальности долженствования (при незамечании возможности описательных презумпций и объективисткой модальности).
Третья глава "Онтологическое и гносеологическое, языковое и метаязыковое в содержании орфографических норм (правил)" ставится задача теоретической квалификации действующих орфографических правил и их воздействия на формирование обыденного метаязыкового сознания носителей русского языка.
В разделе "Норма и правило" нормы определяются объективистски как "типизированный образ правильного", зафиксированный в языковом сознании и способствующий с минимальными затратами сделать коммуникативно целесообразный (=правильный) выбор единицы; такой образ существует в чувственно-интуитивной форме. В отличие от нормы, правило не только фиксирует правильный вариант решения орфограммы, но и указывает его путь , в большинстве случаев - металингвистический, предполагающий осознанное отношение к речевому орфографическому действию.
Большое место правил в языковом сознании носителей русского языка, обучавшихся в типовых школах, формирует особый тип метаязыкового сознания, называемый в монографии орфографоцентристким. Правила, стремясь представить, что орфограммы и способы их решения вытекают из языковой системы через теорию, ее описывающую, порождают представление о их тождестве с теорией языка, а орфографии - с языком. На самом же деле орфография не вытекает из языка в такой мере, в какой это представляют правила, реализующие отражательные концепции орфографической теории. Правила лишь привязывают те или иные уже сложившиеся нормы написаний к определенный участкам системы, используя лингвистический аппарат, для приведения норм к осознанному статусу как средству достижения регулярного единообразия. По сути в таком виде правила выполняют мнемоническую функцию. В монографии на конкретном материале показывается, каким образом лингвистический аппарат используется в "правилотворчестве". Такое использование по отношению к систематическому лингвистическому знанию достаточно эклектично и в отношении отбора тем (фрагментов языка), и по отношению к аспектам интерпретации языкового материала. Таким образом, невольная ориентация школьной грамматики на орфографические потребности существенным образом отдаляет ее от научной грамматики, формируя искаженные лингвистические установки и представления об "устройстве" языка в массовом языковом сознании. В монографии анализируется ряд конкретных проявлений орфографоцентристcкого обыденного языкового сознания.
Предметом четвертой главы монографии стали принципы русской орфографии, рассматриваемые в аспекте антиномий "внешнее - внутреннее" и "мотивированное - условное". Мотивированность орфографических норм внешними (по отношению к орфографической системе) детерминантами составляет основу различных принципов орфографии: звуковая сторона языка и речи детерминирует орфографию через фонетический и фонематический принципы, семантическая - через дифференцирующий. В работе подробно описываются типы семантики, подвергающиеся дифференциации в русской орфографии (с.83-86). Указывается также на другие внешние детерминанты русской орфографии: юридические, морально-эстетические, просветительские (с.86-87).
Условность в орфографии автор связывает с относительной независимостью принципов устной и письменной речи и соответственно принципов решения орфограмм от принципов организации языко-речевой материи. В книге рассматриваются способы преодоления "разноприродности" названных видов речи на основе механизма внутренней формы (по отношению к графике вообще - это образ фонемы, по отношению к орфографии - образ морфемы).
Оппозиция фонематического и морфематического принципов, по мнению автора монографии, относительна: в одних отношениях их различия нейтрализуются, в других - актуализируются. В работе в этой связи рассматриваются некоторые из случаев несовпадения "фонемо-графики" и орфографии, например, в написаниях типа МАСШТАБ или ЧУВСТВО за буквами С и В нет соответствующих фонем, но есть орфограмма, так же как в написаниях РАССОРИТЬСЯ, ОДЕССКИЙ или ВАННАЯ, в которых за буквосочетаниями СС и НН "стоят" три фонемы с и Н; выбор Ъ или Ь составляет орфограмму, за которой нет ни фонетического ни фонематического содержания.
Наиболее масштабные проявления условности связаны с традиционными написаниями, не мотивируемых фактами современного русского языка или противоречащих им (ПРОДЛЕВАТЬ, МАЧЕХА, ЗАИНЬКА и под). Одни из них восходят к исторически сложившимся написаниям, другие вытекают из "синхронной условности", диктуемой особенностями узуса,, в котором соотношение языка (в разных его подсистемах) и написаний не столь однозначно. В монографии в связи с последним описан эксперимент с анкетированием работников швейных ателье по поводу устной и письменной формы бытования слова ОВЕРЛОК (с.37, 95-96): большинство признает правильным написание ОВЕРЛОК и падежные формы на К (не ОВЕЛОГА, а ОВЕРЛОКА) и одновременно ОВЕРЛОЖИТЬ, ОВЕРЛОЖНИЦА (вопреки словарям); таким образом, орфографический узус коррелирует с морфологией и не коррелирует с морфонологией. В работе рассматриваются и другие проявления условности, например, автор видит их в отсутствии метаязыкового компонента в некоторых правилах (типа ЖИ. ШИ пишутся с И), "необъяснимости" (с позиций "от языка") отсутствия Ъ в написаниях типа ИНЯЗ, ДЕТЯСЛИ.
Реальность условного начала в орфографии позволяет автору сделать вывод о гипертрофировании рационально-теоретической стратегии орфографической грамотности в "правилотворчестве" и методике обучения ей на этой основе в массовой школе. Она естественным образом ведет к опрощению алгоритмов орфографической деятельности в практике обыденного письма и в тех немногих орфографо-теоретических работах, в которых такая практика (орфографический узус) кладется в основу кодификации норм и формулирования правил.
В монографии в соответствии с принципами диалектики разрабатывается понятие внутренней формы орфографии как способа преодоления абсолюта условности в естественной орфографической деятельности, заключающегося в ее опоре на языковые детерминанты. Это положение обосновывается на фоне действия внутренней формы в других языковых сферах - в распределении существительных по грамматическим родам и в словообразовательной мотивации.
В главе пятой "Детерминационная модель "язык - орфография" в деятельностном аспекте" объектом исследования выступает стихийно-интуитивная орфографическая деятельность, опирающаяся на языковую внутреннюю форму. В разделах "Письмо как разновидность речемыслительной деятельности" и "О внутренней форме орфографической деятельности" анализируется те основания, которые дают возможность рассматривать письменную (и орфографическую, в частности) деятельность как естественное продолжение "обычной" речи. Механизм орфографической деятельность в таком случае вытекает из чувства языка.
В русской орфографии, базирующейся преимущественно на морфематическом принципе, главным становится развитые механизмы морфемно-деривационной деятельности и чувство морфемы, определяемое ею. В монографии характеризуются возможности морфемно-деривационной интуиции, которые оцениваются как достаточные для того, чтобы обеспечить необходимую и достаточную для обыденного письма грамотность. В этой связи предлагается ряд стратегических и тактических алгоритмов развития природного чувства морфемы и прямого выведения из нее морфологического принципа орфографии, понимаемых в этом плане как алгоритмы "самопроверки".
В разделе "Интуитивная орфографическая деятельность" рассматриваются также возможности языковой интуиции в сфере так называемых непроверяемых орфограмм. В связи с этим автор выдвигает гипотезу об относительной "непроверяемости" корневых морфем, содержащих гиперфонемы (КОТЕЛ, КОСТЕР, СКАМЬЯ): первичные эксперименты показывают, что степень "угадываемости" гиперфонем достаточно высокая. Автор ставит это в зависимость от генетической памяти - в такой же мере факта истории, в какой и современности.
В "Заключении" обобщаются результаты всего исследования и намечаются перспективы дальнейшей работы над поставленными в монографии проблемами. Главный итог исследования - обоснование необходимости новых подходов к русской орфографии и их первичная теоретическая разработка. Выделяются основные параметры в которых они противопоставлены традиционной теории орфографии. В числе первоочередных перспектив автор называет статистическое исследование обыденных текстов в орфографическом аспекте, экспериментальные исследования в области функционально-прагматической орфографии, разработка понятий "орфографическая личность", орфографическое сознания", "орфографоцентристская ментальность", изучение особенностей орфографической интуиции и др.
Перечень работ по орфографии и пунктуации | Домашняя страница Н. Д. Голелва