Противопоставляя две модели орфографии, мы не предполагаем между ними отношений взаимоисключения; напротив, считаем, что они отражают разные стороны и свойства единого объекта, которые в дальнейшем подлежат теоретическому синтезу на основе принципа дополнительности и диалектического закона единства и борьбы противоположностей. Но в настоящий момент актуальным является именно аналитическое их разделение, позволяющее более отчетливо представить сущность каждой модели. Далее очертим основные параметры их противопоставленности.
В традиционной орфографии модальность долженствования явно доминирует над модальностью бытия, над представлением об орфографии как "вещи в себе", которая существует не только по тем презумпциям, которые как идеальные сущности вменены ей "субъектами орфографического строительства" (теоретиками, кодификаторами, авторами правил и алгоритмов решения орфограмм и методистами), но и по своим собственным законам, которые стихийно вырабатываются в обыденной орфографической практике, вовсе не обязательно следующей теоретическим презумпциям, даже если они кажутся теоретикам самоочевидными и аксиоматическими (это, на наш взгляд, одна из гипотез орфографической стратегии, подлежащая естественно-научному доказательству, так же, как и гипотеза о стихийном бытии орфографических норм). Предписательная модель орфографии не может успешно существовать без дополнения ее описательной моделью, поскольку всегда есть опасность предписывать то, что реально не выполняется и существует лишь как идеальное представление, несмотря на кажущуюся ее безупречность.
В традиционной теоретической модели орфографии фактически отсутствует узус, она ориентирована на прямое воздействие на систему; линия детерминации от функционирования к системе в ней, по сути, не замечается, реальные обыденные тексты не исследуются (нужно полагать, как малоинтересные и не отвечающие идеалистическим, картезианским представлениям, составляющим основной пафос традиционной теории орфографии). Так, важнейшая категория узуса - варьирование - трактуется в ней как ошибка, недопустимое нарушение норм, то есть исключительно с пуристических (морально-правовых и дидактических) позиций, но не как проявление естественных тенденций языка к самонастраиванию на некие внутренние детерминанты письменной деятельности (которые в зеркале "ошибок" подлежат выявлению и описанию и затем, может быть, кодификации).
Основная детерминанта традиционной теории орфографии - следование языковой системе (прежде всего - фонологической). Отражательная концепция доминирует над функционально-прагматической, предполагающей в качестве главного ориентира удобство и легкость решения орфограмм в обыденной письменной речи и необходимость и достаточность речевых усилий для естественного взаимопонимания. Односторонняя ориентация на отражательные свойства орфографии может привести к избыточной сложности орфографических норм, превосходящей порог естественной коммуникативной потребности (таковы, в частности, дифференцирующие написания, исходящие из участия орфографии в интерпретации текста, что представляется нуждающимся в серьезных обоснованиях, собственно лингвистических, психо- и социолингвистических). Синтетическая модель должна необходимо привести к уравновешиванию в орфографической деятельности свойств отражательности и условности.
Традиционная орфография ориентирована в основном на позицию пишущего, которому она дает алгоритмы для достижения единообразного письма в фонетически слабых позициях (впрочем, касается она и позиций других - помимо фонетического - типов позиций, увеличивая число "ошибкоопасных" мест). Позиция читающего, для которого орфографические нормы по сути и предназначены, орфографическую теорию мало интересует. В этих условиях стремление к единообразию, соответствию нормам становится как бы самоцелью орфографической деятельности пишущего.
Алгоритмы решения орфограмм ориентированы сейчас на слабые позиции; без актуализации "слабости", опознания ошибкоопасного места такие алгоритмя не могут работать. Они требуют от говорящего осознаных рефлексий (например, для идентификации фонемы). Орфография, которая стремилась бы к уходу от рефлексий, от "искусства сомнения" и которая ориентировалась бы на "бессомнительное" письмо, на интуитивные алгоритмы не признается сторонниками отражательной концепции орфографии. Интуитивные алгоритмы не отрицают опоры на язык, но эта опора - не содержание орфографических норм, а ее внутренняя форма, с помощью которой орфография преодолевает абсолют условности письма.
Категория нормы как объективного феномена, призванного облегчить спонтанный выбор варианта, в традиционной орфографии заменяется категорией правила, предполагающего объяснение того, почему нужно писать так, а не иначе, и превращение этого объяснения в действующие (предписанные для действия) алгоритмы решения орфограмм .
При этом мнемонический, по сути, характер таких алгоритмов на фоне отражательной концепции орфографии превращает правила (метаязыковые легенды) в обыденные представления об устройстве языка, порождая такой удивительный лингвистический, социолингвистический и психолингвистический феномен, как орфографоцентризм метаязыкового сознания рядовых носителей русского языка.
Перечень работ по орфографии и пунктуации | Домашняя страница Н. Д. Голелва