Непосредственной предпосылкой понятия "тип мотивирующих единиц" можно считать явление, отмеченное авторами "Русской грамматики" в 204, где сказано,: "Многие мотивированные слова представляют собой эквиваленты словосочетаний, являющихся комплексными (не однословными) наименованиями"4. Но и здесь не прояснено, что должно относиться к не словосочетаниям (только ли отдельные слова), входят ли в число эквивалентов словосочетаний все типы мотивирующих синтагм, возможности экспликации которых практически неограниченны (черника - "черная ягода", художница - "женщина-художник" и т.п.). Интересно также косвенное замечание в параграфе 203, из которого вытекает, что имеется разница в понятиях "мотивирующее словосочетание" и "совокупность мотивирующих слов, взятых в отдельности"5.
В настоящей работе делается попытка описания взаимодействия двух основных типов мотивирующих единиц русского языка - словосочетания и слова.
С позиции мотивированного слова (ретроспективного словообразования, семасиологического подхода) мотивирующая единица является носителем его мотивирующей базы - части мотивированного слова, "общей с мотивирующим словом"6 , или, что точнее, носителем аналога, источником мотивирующей базы вне данного мотивированного слова, например, мотивирующая база глагола сушить - суш-, аналогом которой является основа сух- мотивирующего прилагательного сухой, представляющего собой мотивирующую единицу лексического типа. Таким образом, мотивирующая единица есть реально и самостоятельно функционирующая в речи единица, внешняя по отношению к мотивированному слову, но способная обусловить через мотивирующую базу его форму и семантику. Мотивирующая база, исходя из этого, - представитель мотивирующей единицы в мотивированном слове.
Трудность классификации мотивирующих единиц обусловлена непосредственным воздействием на них противоречия формальной и семантической мотивации, связанного с ограниченный возможностями формы для выражения мотивационного значения. Степень имплицитности последнего в разных типах производных неодинакова: наименьшая - у сращений типа сумасшедший (ср. с "обычными" сложениями, у которых осуществляется отвлечение от формальных: показателей релятивных сем, унификация их: канатоходец, конькобежец, первопроходец, дымоход, ледоход, снегоход, пароход - каждое из этих производных организуют в плане семантики разные релятивные семы, хотя структура их однотипна); наибольшая - у универбов, имплицирующих вещественные компоненты мотивационного значения (вольник - "специалист по вольной борьбе", советский - "имеющий отношение к Советскому Союзу"), В формальном плане естественной выглядит тенденция к упрощению мотивирующей единицы: листья падают --лист, падать - листопад7 , без рыбы - рыба - безрыбье. специалист по естественным наукам - естественный - естественник; мотивирующая синтагма как бы предоставляет возможность выбора формально мотивирующего слова или слой). Для семантики (подхода "от семантики") актуальна другая направленность. Формирование и выражение мотивационного значения - не подготовительный акт образования мотивированного слова, а неотъемлемая часть этого процесса, поэтому в качестве мотивирующих должны выступать единицы, необходимые и достаточные для выражения мотивационного значения и в первую очередь - его релятивной семы; отдельные слова при таком рассмотрении представляются лишь средствами создания мотивирующей синтагмы: лист, падать - листья падают - листопад; вольный, борьба - вольная борьба - вольник и т.п.
"Борьба" формы и семантики (типов мотивирующих единиц, связанных с ними) имеет динамические проявления, например, развитие под давлением семантических требований опосредованной мотивации, нередко приводит к забвению исходного словосочетания, которое уступает роль мотива тора лексической единице (земля, но не земляная ягода - земляника; сад, но не садовый рабочий - садовник), с этим явлением связано и воздействие регулярности тех или иных моделей на наши представления о мотивирующей единице, например, моделей "осн.сущ. + н или _ск(ая): шашлычная, прорабская; "осн. сущ. + ник": колхозник, свекольник, воскресник, в которых мотивация прилагательным носит ослабленный характер не только по семантике, но и по форме. Можно предположить, что "отработанность" модели влияет к на сам процесс словопроизводства, упрощая или совсем вытесняя этап описательного представления мотивации, являющийся, по И.С.Торопцеву, обязательным8 . Косвенным доказательством такого предположения может послужить наличие словообразовательных типов, значение которых эксплицируется с большим трудом: водица, приплясывать, смешно, материнство, кубатура и др. Говорить о предшествовании подобным дериватам мотивирующих синтагм можно лишь с большой долей условности. Дериватизация семантики, отрыв ее от дискретных лексических форм достигает здесь максимально высокой степени.
Данное противоречие является, с одной стороны, источником появления производных с разнонаправленными характеристикам, а с другой стороны, оно проявляется в различных научных Концепциях, ставящих во главу угла ту или иную тенденцию.
Так, в "Русской грамматике" имеются факты, говорящие о стремлении "ослабить" мотивирующую роль словосочетаний, функционирующих в этой роли как целостные единицы. Например, словообразовательное значение слов типа дальневосточник, воднолыжник, белокровие, краснодеревец определяется, исходя из формы, как "относящийся к тому или характеризующийся тем, что названо в опорной основе и конкретизировано в первой основе"9 . Однако Дальний Восток, водные лыжи и др. выступают здесь как единый мотивационный блок, и дальневосточник, например, в мотивационном отношении по существу ничем не отличается от сахалинец или горец: и те и другие обозначают одно: "носитель признака (в данном случае локального)", "тот, кто живет на местности, обозначенной мотивирующей единицей? Какого типа эта единица - в данном отношении не столь существенно.
Что же касается конкретизации, то она, несомненно, осуществляется до акта сложения внутри мотивирующей единицы, внешней по отношению к мотивированному слову, и поэтому она не должна приписываться ему.
Е.З.Букчина и Л.П.Калакуцкая в книге "Сложные слова"10 в связи со способом описания семантики сложных слов в академической грамматике утверждают, что разграничение различных типов синтагматической связи между компонентами сложений неправомерно, что "сам этот принцип классификации вряд ли нужен в разделе "Слово об" разевание"; ненужность этого принципа проявляется, по мнению авторов, в непоследовательности его употребления в грамматике, в неоднозначности границ между типами, в неточности формулировок. Можно согласиться с тем, что применение понятия синтагматических отношений" основам не совсем логично (точнее, вероятно, говорить об отражении этих отношений в семантике и иногда в форме сложного слова), но сами по себе ни формальная унификация отношений, ни неоднозначность толкований, ни тем более непоследовательность описания не могут служить доказательством их отсутствия или нефункциональности в мотивационной семантике сложного слова. То обстоятельстве, что в форме прилагательного, например, математико-лингвистический не разграничен тип отношений: сочинительный ("относящийся к математике и лингвистике одновременно") или подчинительный ("относящийся к математической лингвистике") - не снимает необходимости их разграничения при семантизации данного слова, лексическое значение которого непосредственно формируется под воздействием той или иной мотивации. Естественно, что здесь различается и тип мотивирующих единиц: в первом случае вполне возможно говорить о "совокупности мотивирующих слов, взятых в отдельности", если не считать объединение слов на основе сочинительных связей словосочетанием, во втором - о мотивирующем словосочетании. Не могут служить обоснованием несинтагматичности мотивационного значения и факты его несовпадения с лексическим значением, отмечаемые Б.З.Букчиной и Л.П.Калакуцкой11, поскольку такое несовпадение естестве то для мотивации, в принципе достаточно автономной от лексической семантики12 .
Конечно, степень синтагматичности разных мотивирующих словосочетаний неодинакова. Уже было отмечено, что в сращениях содержание синтагматических отношений однозначно выражено в самой форме производных слов: дуракаваляние_- управление, третьегодняшний -согласование, впередсмотрящий - примыкание, мать-и-мачеха - сочинение и т.п. В большинстве сложений связи представлены имплицитно и выявляются они лишь на семантическом уровне: червоточина, канатоходец, лирохвост, первоисточник; вполне возможно, что более адекватным уровнем описания таких отношений является собственно семантический - разграничение субъектных, объектных, определительных, обстоятельственных и др. отношений. Ослабленная синтагматичность проявляется в сложениях, мотивационное значение которых эксплицируется с трудом, компоненты лишь условно синтезируются в смысловое единство: вертолет, двоеборье, втридорога, новорожденный, шахматы, всегда временность. молодожен; сюда же подключаются сложения типа керосино-калильный. анархо-синдикализм. авиационно-химический. приводимые Б.З.Букчиной и Л.П.Калакуцкой. Все подобные единицы, так или иначе, тяготеют к мотивации "совокупностью мотивирующих единиц, взятых в отдельности". Полярную группу на оси синтагматичности составляют сложения-аналиты (микроскоп, планиметрия, гидроплан, онтогенез, интерфикс, полином, артефакт и под.). Релятивные семы, синтезирующие их, носят крайне абстрактный характер на уровне значимости (конкретизация, общая идея соединения). По существу, они выходят за пределы мотивации словом, ибо мотивируются единицами морфемного уровня: основами, аффиксами, которые в силу своих функциональных особенностей не могут и не предназначены выражать синтагматические отношения. Аналитизм такого рода оказывает влияние и на лексическую мотивацию (Грузия-фильм, космонавт-два, песня-81, гамма лучи, луна-парк и т.п.). Прочем, следы обратного влияния также имеют место, они обнаруживаются в возможности установления смысловой подчиненности компонентов, например, био- в биосфера - зависимый компонент, а в биология - главный, точка отсчета в мотивации; в выдвижении одной из единиц, обладающих данным связанным компонентом, на позиции мотивирующего в семантическом плане (например, электричество имеет -все основания мотивировать другие слова с электро-: электрический, электрик, электрификация; глагол воевать - слова с корнем вой-" и т.п.), что означает сдвиг от "морфемной" мотивации к лексической.
Таким образом, в самой системе сложений наличествуют единицы, отражающие разные тенденции в мотивации: как в сторону сближения с лексико-синтаксическим уровнем, так и в сторону отвлечения от него, т.е. к дериватизации компонентов сложений и самого процесса сложения.
Характер выраженности мотивационного значения является одним из важнейших критериев и при решении вопроса о типе мотивирующих единиц для дериватов с одной основой. На наш взгляд, по отношению к таким словам, как хоккеист или лесник, вполне реальна мотивация отдельным словом (хоккей, лес), поскольку мотивационное значение, вытекающее из этих дериватов ("тот, кто играет в хоккей или обслуживает лес"), является как бы накладывающимся без остатка на словообразовательную структуру, "окружение" мотивирующего слова (слова-связки, интегрирующие компоненты) в толковании так или иначе ассоциируется с формантом: выражается или, в другом аспекте, предполагается им, и, таким образом, относится к формантной, а не к мотивационной части мотивированного слова, что вполне соотносится с их регулярным воспроизведением во многих производных. По-другому обстоит дело с универбами типа вольник ("спортсмен, специализирующийся в вольной борьбе"), советский ("относящийся к Советскому Союзу"). Здесь мотивационное значение уже не вытекает в достаточной мере из структуры деривата, необходимые его компоненты (типа "борьба", "Союз") остаются не выраженными, без них мотивация нерелевантная. По этой причине в "Русской грамматике" неубедительным выглядит включение в семантический разряд "носитель признака" производных типа путиловец, естественник, романист, фигурист, особист, левша и др., так как недостаточны толкования: "носитель признака "путиловский", "естественный", "романский" и т.п."; компоненты "завод", "науки", "языки" - неотъемлемая часть мотивационного значения, которое, следовательно, должно определяться как "носитель предметного признака", обозначенного в данном случае комплексной мотивирующей] единицей (путиловский завод, естественные науки и под.). В этом смысле дериват левша мало чем отличается от горбун, естественник - от историк, романист - от декабрист и т.п. Возникает мысль о возможности и правомерности разграничения словообразовательного значения, полностью обусловленного структурой данного слова, и мотивационного значения, обусловленного мотивирующим словом и более независимого от структуры.
Сложное переплетение объективных и субъективных противоречий наблюдается в решении вопроса о характере мотивации слов с префиксами, соотносимыми с предлогами и частицами: беззаботный, заволжье, наверх, наковальня (ср.: ковать на...), неверие, неслух и под. Понятно, что единицы типа без забот, не верить не являются собственно словосочетаниями, хотя в определенных отношениях (в том числе мотивационном) сближаются с ними, составляя промежуточный тип между словосочетаниями и аналитическими словоформами.
Объясняя природу мотивации в случаях с предлогами, Е.А.Земская (вслед за В.В.Виноградовым) пишет: "Производящим является сочетание существительного с предлогом. Предлог в составе производного преобразуется в приставку. Наряду с приставкой в состав производного входит суффикс13. Не до конца ясен термин "преобразуется"; вероятно, в системно-статическом аспекте его содержание должно соотноситься с понятием "наложение" - совмещение части мотивирующей единицы с формантом. Однако не видно противопоказаний для признания в случаях с мотивацией единицами типа "предлог или "частица ПЛЮС знаменательное слово" действия обычной или нулевой суффиксации (на горе - нагорный).
Реальность такой мотивации подтверждают производные типа отсебятина, междусобойчик, надомный, долампочкизм, вокругсветов- ский, зашкалить (ср.: стрелка ушла за шкалу), заземлить, наезд ник (ездить на...), неуч, нехочушник, - в которых аффиксы, выде ляемые в качестве компонентов морфной структуры, никоим образом не являются словообразовательными формантами, всецело принадлежа мотивирующей базе, извлеченной из соответствующих составных моти вирующих единиц. Предлоги в составе таких единиц не имеют прямых семантических соответствий в сфере префиксальных формантов, поэ тому они никак не могут "преобразоваться" в приставки. Степень их деривационности минимальна. Уместно отметить, что аналогичный пе реход служебных слов из мотивирующей единицы имеет место и в сра щениях: сногсшибательный, мойдодыр, пуленепробиваемый, нехочузнание14 , кабычегоневычки15 , мать-и-мачеха, жилдабыл16, бетонобымешать17 , Ростов-на-Дону и др. . '
Противоположная тенденция - несоотносимость формантов со служебными словами (здесь в первую очередь по форме) - характерна для многих словообразовательных типов: взморье, приморье, (cp.у моря), пореформенный (ср.: после реформы), антивоенный (ср.: против войны). Мотивирующей единицей для таких дериватов может быть только слово. Здесь также легко усмотреть стремление к определенной независимости словообразовательного уровня, к формированию его собственного "инструментария", отвлечённого от лексико-синтаксических форм. Последние в ряде случаев могут вообще "пропускаться:" Волжск ("на Волге") > Рязанщина ("у, вокруг, Рязани"). Аналогичный параллелизм префиксов, соотносимых и не соотносимых с предлогами, обнаруживается во внутриглагольном словообразовании, ср.: бросить на... - набросить, бросить от... - отбросить, но бросить через... - перебросить, бросить из... - выбросить. Понятно, что последние образования являются более деривационными.
Для большинства дериватов рассматриваемого типа указанные тенденции находятся в относительном равновесии, поэтому они допускают двоякую интерпретацию: на + гор + н(ый) и нагор + н(ый), не + разлуч + н(ый) и нераэлуч + н(ый) - с соответствующей разницей в типе мотивирующей единицы. Двойственность интерпретации чаще всего связана г возможностью различного подхода к объекту. Нам представляется, что в данном случае в ней проявляется разница семасиологического подхода к мотивации (от формы мотивированного слова к его значению через значение мотивирующей единицы) и подхода ономасиологического (от мотивирующей единицы, выражаю- 3 щей мотивировочный признак предмета, к значению и форме мотивиро-3 ванного слова, обозначающего этот предмет)18. Первый подход является "формантоцентристским", для него характерно упрощенное представление о мотивационной части мотивированного слова," в процессе семантизации которого "правде всего выявляется форма и значение аффикса, .а затем вычленяется форма корня (основы) и устанавливается в тех или иных пределах его значение" . Второй подход за исходную точку берет мотивировочный признак и создает представление о максимально полном его выражении в производном слове, поэтому 19в таком деривате, как, например, подоконник, с ономасиологических позиций отражается не просто связь означаемого с окном, но конкретное проявление этой связи - локальное отношение, выражаемое всей предложно-падежной формой под окном: формант следовательно, упрощается до суффикса -ник, маркирующего конкретную предметность.
В "Русской грамматике", описывающей словообразование "от мотивированного слова", естественным образом дериваты такого типа рассматриваются в первую очередь20 как префиксально-суффиксальные, а их мотивирующая единица сводится до лексического (словарного) типа: Волга - Заволжье, стол - настольный, лед - наледь, низ - книзу, видеть - невидаль и т.п.
В равной мере "формантоцентризм" "Русской грамматики" проявляется и по отношению к флексиям, также участвующим в выражении мотивационного признака. Они объявляются суффиксами (весн +ой| рысь + ю, низ + ом, на + встреч + у, в +последстви + и, с +поворот + а), или интерфиксами (себялюбие, умалишенный, семядоля, трехосный, дядистепин и т.п.), мотивирующая база ограничивается лишь основой, а носителем ее (мотивирующей единицей) должна быть словарная единица. Последовательным претворением данного принципа было бы придание интерфиксам статуса словообразовательных формантов и наделения их специфическим словообразовательным значением соединительности21 . Отметим, что в точки зрения мотивирующей единицы флексии, переходя в мотивированное слово, сохраняют свое "исконное" значение, Например, объективное (себялюбие. ничемуневерение), определительное (пятидесятилетний) или обстоятельственное (зимой, низом), которые достаточно явственно ощущаются; мотивирующей базой в таких случаях является словоформа, а способом словообразования - конверсия (мена полнозначной парадигмы на нулевую, "застывшую"):рысью -- рысью, правда - правда (неизм.).
Таким образом, все мотивирующие единицы лексического типа разделяются в количественном аспекте на простые и составные. И те и другие в функциональном аспекте могут быть либо словарными (виртуальными), либо текстовыми (актуализованными в речи), т.е. синтагматически организованными словосочетаниями или отдельными словоформами. Выделение актуализированных мотнвирующих единиц в большей мере соответствует ономасиологическому подходу и сближающемуся с ним перспективному еловообразованию.
Лексическим мотивирующим единицам противопоставлены морфемные: (-эма) - эмический. (био-) - бионика, (гидро-). (-план) -гидроплан.
Особое место занимает мотивация внеязыковыми звучаниями (фонетическая мотивированность), имеющая место при образовании звук подражаний и связанных с ними явлений (ср.: шебуршать, мямлить и т.п.).
2. Там же, с.138.
3. Там же, с.138.
4. Там же, с.140.
5. Русская грамматика: Фонетика. Фонология. Ударение. Интонация. Словообразование. Морфология. М.: Наука, I960, т.I, с.139-140.
6. Л о п а т и н В. В. Русская словообразовательная морфемика. Проблемы и принципы описания. М.: Наука, 1977, с.9.
7. Русский язык: Учебник для 5-6 классов. U.: Просвещение, 1975, с.379.
8. Торопцев И, С, Очерк русской ономасислогии. (Boзникновение знаменательных лексических единиц..) Автореф.дис. . д-ра филол. наук. Л., 1970.
9. Русская грамматика: Фонетика, Фонология. Ударение. Интонация. Словообразование. Морфология. М.: Наука, 1980, т.1, с. 249.
10. Букчина Б.З., Калакуцкая Л.П. Сложные слова. М.: Наука, 1974, С.31.
11. Например: "авиахимический"-это не авиационный и химический, а "относящийся к распылению химических веществ с помощью авиации".
12. Подробнее об этом: Г о л е в Л. 0 соотношении семантических и мотивировочных признаков. - В кн.: Вопросы языкознания и сибирской диалектологии. Томск, 1977, вып.7, с.21-26.
13. Земская Е. А. Современный русский языкознание. М.: Высшая школа, 1973, с.175.
14. Новый мир, 1981, N12, с. 168.
15. Пример из названия статьи а "Литературной газете" "Кавычки и Кабычегоневычки".
16. Литературная газета, 1982, N б, ср.: "Жил да был Жилда-был..."
17. Подробнее об этом: Голев Н.Д. Ономасиология как наука о номинации. О некоторых общих вопросах лексики и семантики в связи с разграничением ономасиологического и семасиологического подходов. - В кн.: Русское слово в языке и речи. Кемерово, 1977, вып.2.
18. Янценецкая М.Н. О двух методах и аспектах анализа производных слов. - В кн.: Русское слово в языке и речи. Кемерово, 1977, вып.2, с.57.
19. Следует отметить, что для некоторых суффиксально-префиксальных прилагательных в "Русской грамматике" допускается возможность вторичной мотивации со стороны предложно-падежных сочетаний.
20. Наиболее полное выражение данная идея нашла в работах В.В. Лопатина, см., например, указ.соч., с.53-57.
21. В "Русской грамматике" интерфикс признается лишь частью форманта наряду с порядком компонентов и единым ударением, соединительное же значение распространяется на все сложное слово (с.139).