Голев Н. Д. Труды по лингвистике

Н. Д. Голев

Внутренняя форма как универсальный принцип языка и речевой деятельности: на примере графики, орфографии, морфологии и лексики русского языка

1. Орфография есть осложненный тип письменной деятельности. Осложнение заключается в необходимости выбора знака-буквы. И такая внутренняя форма, как "образ звука" или "образ фонемы", ограниченно функциональна, в силу расплывчатости звука в условиях слабой позиции и абстрактности фонемы. Это свойство препятствует возможности опираться в обыденном письме на ее образ - категорию конкретно-чувственного типа отражения. Именно поэтому алгоритмы орфографической деятельности, ориентирующиеся на теорию фонем, как правило, рациональны. Они предполагают рефлексии по поводу "слабых позиций", нахождение сильных позиций и т.п. Если ставить задачу интуитивно-чувственного владения механизмом грамотного письма, то естественно обращение к другим алгоритмам орфографической деятельности и другим типам ее внутренней формы. И по этой причине (в частности) мы отстаиваем позицию, что "контрапунктом" орфографии в рассматриваемом смысле является не слабая позиция фонемы, а более определенная для языкового сознания единица - морфема (образ морфемы, по А.Н. Гвоздеву). В рамках детерминационно-антиномического описания орфографической деятельности данный механизм можно определить как преодоление абсолюта отражательности в орфографии, который олицетворяют требования фонемно-графического плана; в последний по этой причине естественным образом вносятся элементы условности (в некотором роде даже иероглифичности), которые представляют графические образы морфемы. А.Н. Гвоздев справедливо отметил, что фонематический принцип "увязывает написание с произношением" строгая фиксация произношения не есть цель орфографии; морфематический принцип более условен по отношению к произносимому. К тому же в практическом плане следование произношению и соответственно реализация фонематического алгоритма "представляет сложную операцию" (А.Н.Гвоздев).

Понятие "цель" здесь, кажется, ключевым: особая коммуникативно-прагматическая направленность орфографической системы делает ее относительно независимой от любого уровня и вносит элементы условности в каждую орфограмму в ее экстенсивном и интенсивном планах. Более того, практическое письмо, скорее всего, стремится отвлечься от тонкостей позиционного варьирования фонем - это слишком ненадежная отправная точка для обыденного письма. Орфография существует не для точной передачи фонемного состава слова. И в этом смысле можно говорить и о возможности относительной нейтрализации противопоставления двух обсуждаемых здесь принципов орфографии.

2. Предлагаемая в докладе интерпретация языковой детерминации правописания в качестве его внутренней формы как фундаментальной лингвистической категории находит параллели в разных сферах языка, в чем проявляется ее общедетерминологический смысл.

Например, многие выделенные нами детерминационные признаки орфографии обнаруживаются в категории рода русских имен существительных (равно как и в способах ее интерпретации в лингвистике). Признак родовой принадлежности русских существительных не может быть интерпетирован как отражательный, он по существу условен: его определяют согласовательные возможности существительного, которые в конечном итоге обусловливаются их практическим знанием, вытекающим из чувственной фиксации того, что "все так говорят": ПУТЬ ДОЛГИЙ, ЗНАМЯ АЛОЕ, ФЛАГ АЛЫЙ, САПА ТИХАЯ, ОСОБА ЦАРСТВУЮЩАЯ и т.п. Роль теоретического знания, связывающего род существительного с языковыми детерминантами, здесь весьма относительна; это открытый вопрос, предмет специальных исследований деятельностного типа.

Стремление вывести признак родовой принадлежности из языковых детерминант, заключенных в других системах (планах) языка (слова), уводит содержание классовой отнесенности существительных по роду в иную плоскость - сферу механизма (генетического по сути), регулирующего распределение существительных по родовым классам, и в сферу способов практического определения этих классов, т.е. в область их внутренней формы. В последнем случае практическое знание неизбежно подчиняется метаязыковым знаниям, всегда присутствующим при оперировании генетическими элементами языка. Мы имеем в виду достаточно известные концепции "выведения" сущности родового признака русских существительных и отождествление этого признака с сугубо формальным содержанием, выведения рода одушевленных (особенно несклоняемых) существительных из номинативного содержания - признака половой принадлежности существа, обозначаемого существительным. Но эти детерминанты не являются обязательными, всеобъемлющими, инвариантными, каковыми должны быть системообразующие признаки грамматической системы. Они лишь создают внешнюю "кажимость" тождества явления с сущностью (содержанием), таковыми в полной мере не являясь. "Вся суть языка, так сказать, в "отводе глаз": с него самого на указываемое им. Мимо этой хитрости языка исследователи, ищущие в нем внутреннюю суть, добросовестно проходят" (В.В.Бибихин). Сущностное (=коммуникативное) значение рода - синтаксическое. Данная категория в принципе обусловлена идеей согласования. С ее утратой признак рода становится нерелевантным, как у числительных, отсубстантивных наречий и т.п. И эта сущность формируется как функциональная значимость, относительно условная по отношению к языковым детерминантам и доступная практическому знанию языка (не владеющему русским языком она недоступна - они тяготеют к алгоритму выведения рода существительного из языковых подсистем, смежных с категорией рода). Так же и в орфографии: проверочный алгоритм базируется в конечном итоге на практическом знании проверочных слов и словоформ как данного (а не выводимого).

В то же время так или иначе родовая парадигма "притягивается" к внешним по отношению к ней детерминантам, образуя с ними противоречивые единства, аналогичные тому единству, которое было выделено нами в орфографической сфере. Такое единство не органическое, а функциональное. Единство внешнего и внутреннего здесь - не собственно система, а системоподобный комплекс типа "человек - машина", "человек - природа", "язык - сознание" и т.п.

Иными словами, при моделировании грамматической категории рода, как и при моделировании орфографической системы, нередко возникает одна и та же детерминологическая ошибка: вопросам "почему данное существительное или данный тип существительного имеет тот, а не иной род", "почему данное слово или тип слов пишется так, а не иначе" придается самодостаточный характер. Они не увязываются с более общими вопросами: "зачем вообще нужен род существительным?", "зачем носителям языка нужны орфографические нормы и правила вообще?", от которых они, в сущности, зависят полностью. На фоне этих вопросов вскрывается отсутствие непосредственной связи более общего содержания с непосредственным (отражательным) содержанием, предполагаемым конкретными вопросами и условность второго по отношению к первому. Их соотношение не столь просто: данные планы одновременно предполагают и не предполагают друг друга, выводятся и не выводятся друг из друга. У каждого из них свои детерминанты, поэтому - подчеркнем еще раз - их единство функциональное (специально коммуникативное), а не органическое. Отражательное в родовом признаке слова составляет не собственно содержание данного признака, а значимость его внутренней формы.

3. Подобную детерминологическую картину можно увидеть и в природе типов спряжения, и в содержании словообразовательных типов, и в соотношении признаков, составляющих понятие частей речи, или направления словообразовательной мотивации. В мотивации, например, соединяется несколько разноприродных факторов: с одной стороны, онтологическое соотношение слов по форме и смыслу и, с другой стороны, функциональное соотношение мотивирующего и мотивированного слов, восходящее к их частотности (отсюда НИТКА - - - НИТЬ, ГУМАНИТАРНЫЙ - - - ГУМАНИТАР, РАННИЙ - - - РАНЬ, НЯНЯ - - - "НЯНЬ" и т.п.). Последний фактор в принципе независим от первых, он способен "действовать" вопреки им, что говорит о его большей силе, но его независимость относительна, он связан с первыми факторами отношениями вероятностно-статистической связи. Без учета такого рода отношений механическое соединение онтологической и функциональной сторон в одном понятии (= одном алгоритме) может оказаться в той или иной степени эклектическим.

4. Что касается внутренней формы слова, то ее роль связующего звена между формой и содержанием, планами непосредственного и условного, отражательного и коммуникативного в слове и соответственно неоднозначных диалектических отношений с каждым из членов перечисленных антиномий - предмет философии, семиотики, лингвистики, имеющий большую историю. Но общие принципы детерминологического анализа, предложенные выше, действенны и при ее интерпретации.

К началу страницы


Перечень по морфологии | Домашняя страница Н. Д. Голелва