Настало время постановки вопроса о системных взаимоотношениях языка и с другими сферами общественного бытия, в частности, с правовой сферой. На стыке языка и права складывается специфические отношения, характеризующиеся, с одной стороны, исключительной широтой и многообразием, а с другой стороны, - глубиной, значительность которой позволяет юристу, взглянувшему на эту проблему по-философски, заявить: ":Юридическое -- это языковое, текстовое плюс властное. Но власть -- это то, что есть в каждом человеке. Власть -- это борьба всех против всех. Право переносит эту борьбу в языковое -- юридическое поле"; "В грамматическом строе национального языка следует искать закономерности национальной правовой системы. И закономерности эти, очевидно, аналогичны тем, с которыми имеет дело лингвистика. Поэтому обозначаем свой подход к пониманию права -- грамматика права:" /Александров, 2000, с. 105/. В нашей работе мы ограничимся представлением экстенсивного параметра взаимодействия языка и права.
Ядро языко-правового пространства составляет непосредственно пересечение поля языка и права. Представлению его структуры - задача первой части доклада. Его периферия -- выходы данного пространства в другие сферы общественного бытия (на примере сферы российского образования) -- основная проблема второй части доклада.
Хулиганство -- речевое хулиганство. Яркое проявление последнего - сквернословие в общественных местах, лет тридцать-сорок назад еще спорадические караемое правосудием, что сейчас трудно представимо. Отношение к сквернословию изменилось, хотя право обязано защищать тех, кого оно ранит.
В этом плане можно говорить и о нанесении увечий. Ср., например, такое мнение: "Многим кажется, что в крепком слове ... вообще нет ничего страшного. Увы, это не так. Группа ученых РАН под руководством Петра Горяева пришла к ошеломляющему выводу, что с помощью словесных мыслеобразов человек способен созидать или разрушать свой генетический код .. Слова молитвы, например, включают резервные силы генетического аппарата, а проклятья разрушают волновые программы, которые отвечают за нормальную работу организма" [Аргументы и факты, 1998]. Если бы это было доказано, можно было бы привлекать сквернослова за нанесение психологичской травмы. Впрочем, какое-то движение в строну юридизации такого рода конфликтов есть не только в сфере психологии, но и в лингвистической сфере, В противовес понятиям языковой агрессии, языкового насилия, все чаще употребляющимся в литературе по культуре речи, возникают понятия лингвистической экологии, эколингвистики, лингвоэкологии, языковой самообороны и т.п., что вводит юрислингвистику в сферу экологического права, постепенно закрепляющегося в российском правовом пространстве (хотя и медленно). Думается, что где-то в глубине общественного сознания зарождается понятие языкового права.
О речевом убийстве не принято говорить, поэтому выражения "слово -- оружие", "слово убивает", пока остаются метафорами. Но сама постановка вопрос о подобной квалификации некоторых применений языка не представляется такой уж фантастической. Так, в нашей юрислингвистической практике была экспертиза дела, в котором одна из сторон обвинила другую -- свою родственницу К. в клевете. Клевета, по ее мнению, заключалась в том, что К. обвиняла истицу в убийстве свекора, который покончил жизнь самоубийством. Лингвистический аспект здесь возник потому, что суициду предшествовал обмен репликами ответчицы и свекора, который спросил: "Можно ли отравиться хлорофосом", на что ответчица сказала "Да!".
А вот о моральном вреде (моральном ущербе) в связи с делами о защите чести и достоинства лингвистам говорить приходится часто, поскольку оно, как правило, тесно связано со словесным оскорблением. Оскорбление в Уголовном кодексе определяется через понятие "неприличная форма", что означает -- оскорбляющий (инвектор) не считает необходимым следовать в общении с оскорбленным (инвектумом) общепринятым нормам коммуникации, что и оскорбляет последнего, особенно если такое нарушение норм делается намеренно демонстративно и публично. Несмотря на частотность таких дел (все более и более возбуждаемых в последнее время), они чрезвычайно трудны для судов. Суды затягиваются, дела отправляются на доследования, а готовые судебные решения опротестовываются. Проблема заключается прежде всего в отсутствии четко разработанных принципов разрешения таких дел, в том числе и в первую очередь принципов лингвистической экспертизы. Проиллюстрирую сказано лишь одним моментом -- понятия оскорбление, шире -- понятия "инвективное функционирование языка" в науке о языке нет, что по меньшей мере странно. По сути нет дефиниции оскорбления и в юриспруденции, ибо отсылка на неприличную форму (языковую) ничего не дает: оно само нуждается в определении. Практика юрислингвистических экспертиз соотвественна такому состоянию теории. Анализ экспертиз показывает, что они во многом разноплановы, субъективны, поэтому часто не устраивают участников судебного разбирательства. Лаборатория юрислингвистики и развития речи, открытая в Алтайском госуниверситет (г. Барнаул), ставит перед собой задачу разработку единых правил "игры", вытекающих из совмещения интересов лингвистической и юридической сторон, их легитимизации и внедрение в практическую лингво-юридическую деятельность.
Речевое воровство ассоциируется прежде всего с плагиатом, за которым стоит сложнейшая лингвистическая проблема -- тождество текстов, его степень. Она осложняется, если обвинение направлено на переводные тексты. Этот план юрислингвистики тесно связан с авторским правом. Многие проблемы для лингвистики в этом аспекте составляет право на имя. Одна иллюстрация -- использование в качестве псевдонима фамилий или узнаваемых паронимов фамилий известных людей. Вероятно, это также можно квалифицировать как речевое воровство.
Речевое мошенничество, как нам представляется, составляет серьезный пласт юрислингвистики будущего. Сейчас многочисленные факты манипулятивного использования языка, в рекламе, в политике (например, в предвыборных кампаниях), в медицинской практике, как правило, остаются безнаказанными. К юридическим выходам в эти вопросы, по-видимому, не готовы ни современная лингвистика, ни право, ни общество в целом. Хотя применительно к лингвистике можно сказать, что она близка к тому, чтобы работать с манипулятивными текстами и в сфере лингвистической экспертизы: в последнее время в прагмалингвистике появилось немало работ, исследующих суггестивное функционирование языка, непрямую коммуникацию, паралингвистические средства языка, в которых основательно исследуются речевые стратегии и тактики лжи, подмены и манипуляции.
Превышение власти можно наблюдать, например, в волевом решении многих специальных лингвистических моментов в общественной сфере. Так, выдвижение орфографии на первый план в школьном образовании и на вступительных экзаменах, кабинетное утверждение тех или иных форм экзаменов по русскому языку и нормативов экзаменационных оценок, навязывание обществу реформы орфографии -- все это возможно только на фоне неюридизированных отношений власти и рядовых носителей русского языка.
Презумпции юридического понимания социальных взаимодействий вытекают из необходимости юридизации сложных общественных отношений (прежде всего конфликтов), из необходимости "перевода" их на достаточно условный, схематизирующий и упрощающий их правовой код, зафиксированный в системе законов.
Ступеней юридизации языка (текста) на этой линии довольно много. Их можно прочертить исходя из степени терминологизации текста и проявлений в нем субъективного начала. Наименьшая степень находит себя в текстах, которые созданы вне установки на юридическое функционирование, но попавшие в него по объективным причинам, например, в текстах с инвективной лексикой, подлежащей лингвистической экспертизе в связи с делами о словесном оскорблении личности. Здесь юридизации подвергаются лишь "точки соприкосновения" таких текстов с законом; она необходима для "перевода" естественного языка в сферу действия закона для его осуществления. Углубление юридизации наблюдаем в текстах, создаваемых неспециалистами, но имеющих юридическое предназначение: контракты, жалобы, переписка с юридическими органами и т.п. - они отражают обыденные представления рядовых носителей языка о юридическом языке (его стиле и лексике) и часто являются следствием его своеобразной интуитивной имитации юридического языка. Здесь "естественность" может касаться не только единиц ЕЯ, но и самих терминов, которые могут весьма субъективно семантизированы.
Среднюю степень юридизации можно отметить у текстов, связанных с законоисполнением, например, в служебной документации, создаваемых профессиональными юристами. В них проявления "стихийного языка" достаточно регулярны, но уже периферийны. Таковы, например, постановления суда, следственные протоколы. Высшую степень "юридизации" создают максимально терминологизованные тексты (прежде всего тексты закона, нередко перед их принятием в законодательном органе проходящие строгую лингвистическую экспертизу), в которых "обыденные" слова из обыденного лексикона составляют некую нежелательную периферию, часто рассматриваемую юристами как неизбежное ограничение необходимой специализации юридического языка. Но даже в конституции неизбежны вкрапления естественного языка в виде логических связок между терминами, модусных контекстов или политических идеологем. Вопрос о том, является ли абсолютная юридизации языка права его идеалом, открыт для современной юриспруденции. тут разные точки зрения и разные тенденции.
Стремление к высокой степени условности юридического языка, в конечном итоге доступного лишь специалистам, характерна для многих юридических школ и направлений. Их представители полагают, что смысл всех единиц юридического языка должен выводиться из строго определенных юридических понятий и соотноситься с имеющимися законами. Отсюда вытекает желание построить юридическую таксономию и терминологию на тезаурусной основе в виде компьютерных программ и т.п. Разумеется, эта тенденция закономерна и естественна. Так или иначе она проявляется в специфике русского юридического языка, элементы которого могут быть лишь омонимами элементов бытовой его разновидности к примеру, ОСКОРБЛЕНИЕ и УБИЙСТВО в юридическом языке -- не то же самое, что ОСКОРБЛЕНИЕ или УБИЙСТВО в языке обычном. Однако, с другой стороны, тенденция к изоляционизму юридического языка явно противоречит общественному предназначению права. Трудно представить себе законопослушного сознательного гражданина, который не понимает сути закона, не говоря уже об активном участии общества в правовой деятельности (граждане как истцы и ответчики, участники юридических договоров и т.п.).
Здесь возникает принципиальный лингвоюридический вопрос, нередко поднимаемый в юридической литературе) -- каким должен быть юридический язык: особой разновидностью естественного языка (юридическая подсистема современного русского, или формализованным построением, восходящим к компьютерным тезаурусам с заданными значениями элементов, представленных в нем. Мы полагаем, что юридический язык "обречен" находиться в поле действия (динамического равновесия) обеих разнонаправленных тенденций. Конфликт естественного и юридического языков заключается прежде всего в стихийной природе первого, стремящегося к бесконечной смысловой валентности его единиц и к относительной свободе их номинативного употребления, и жесткой однозначности и определенности номинативного выбора единиц юридического языка. В юридической сфере "власть разрешает конфликт интерпретаций; власть закрепляет один из смыслов в качестве истинного. Поэтому авторитарный момент является ключевым в понимании позитивного права. Судебное решение -- это тоже право позитивное. Таким образом, позитивное право -- это текст, наделенный смыслом властью" (А.С. Александров).
Из всего разнообразия таких выходов юрислингвистики в широкое социальное пространство остановимся подробнее на ее пересечениях со сферой образования.
Сделаем анализ их связи на примере взаимоотношений филологического образования с юридическим образованием2.
Одно из стратегических направлений развития высшего гуманитарного образования в России связано с углублением и расширением зон пересечения различных социогуманитарных дисциплин.
Применительно к филологическим дисциплинам (в частности, лингвистического цикла) оно может осуществляться по крайне мере по трем направлениям. Во-первых, лингвисты "приходят" на другие факультеты с языковыми курсами; у данного направления в российском высшем образовании имеется большая традиция. Во-вторых, можно представить "приход" студентов разных факультетов к филологам: социологов -- на курсы по социолингвистике, психологов -- по психолингвистике, искусствоведов -- по эстетическому анализу языка (художественных текстов) и т.п.; это направление мало представлено в практике вузовского образования. Наконец, в третьих, и сами филологи могут готовить таких специалистов в "пересекающихся зонах", которые смогли бы решать специфические задачи общества, требующие умений со смежным профессиональным содержанием.
Потребность в специалистах в образовательной сфере, обладающих одновременно профессиональными знаниями в лингвистике и юриспруденции, в настоящее время в обществе весьма велика. В частности, это проявляется в следующем.
Потребность общеобразовательных учреждений. Во-первых, необходимость филологического обеспечения правовой деятельности общества имеет массовый характер, так как развитие правового государства вовлекает в нее все большее число граждан. Первичное восприятие и понимание ими юридических документов осуществляется через государственный (русский) язык, на котором они написаны. Понимание (толкование) юридических текстов, опирающееся на знание законов русского языка, касается каждого гражданина, поскольку на русском языке (в его юридической разновидности) пишутся законы и постановления всех уровней, дается правовая оценка различных действий и деяний, выносятся постановления и приговоры; на естественном национальном языке ведется состязание обвинителя и защитника, на нем сообщают те или иные факты и мнения участники процесса на любой его стадии. Во-вторых, существует немало прямых выходов рядовых носителей в сферу права в связи с конфликтной природой естественного языка: неправильное понимание речевых произведений, оскорбления, обманы и другие речевые действия могут сделать простых граждан истцами и ответчиками, а также свидетелями или присяжными заседателями. В-третьих, в связи с развитием демократических институтов все большее число рядовых граждан без специального юридического образования (например, депутатов разных уровней, присяжных заседателей и т.п.) вовлекается в законотворческую и законоисполнительскую деятельность.
Все это предполагает необходимость усиления юридического аспекта в школьном курс риторики русского языка, а лингвистического аспекта -- в курсах обществоведения и основ права, в курсах русского языка в вузах на всех факультетах.
Потребности юридического образования. По-прежнему актуальны вопросы повышения лингвистической подготовки студентов юридических вузов и других учебных учреждений, которые прямо или косвенно связаны с подготовкой специалистов-правоведов. Курсы русского языка (прежде всего риторики, культуры речи) осуществляются в них, как правило, филологами без специального юридического образования, поэтому в них нет глубокой проработки специфики юридического функционирования русского языка, особенностей его употребления и анализа в области права. Это является причиной того, что многие документы юридического характера, появляются на свет недостаточно грамотными в лингвистическом отношении, а отсюда и в той или иной мере ослабляется их правовая дееспособность. Об этом постоянно говорят сами юристы, и рубрика "Культура" речи" регулярна во всех периодических изданиях по правоведческой тематике. Это касается и лингвистической трактовки документов разного рода: от текста конституции до текста контракта конкретного лица с конкретной фирмой.
Учреждениям высшего и среднего юридического образования необходимы специалисты-филологи, которые способны вести лингвистическую подготовку будущих юристов в тесной связи с их непосредственной профессиональной подготовкой.
Юрислингвистические аспекты. Большое число конфликтных ситуаций, предполагающих необходимость их юридического разрешения, возникает в силу противоречивого характера самого языка и его речевого функционирования. Эти ситуации требуют сложного анализа специалистов, умеющих мыслить и как лингвисты, и как юристы. К таковым умениям относится лингвистическое толкование текста законов и других юридических документов Особую значимость обретают специальные проблемы: языковое манипулирование в области воздействия на общественное сознание (предвыборные технологии, психологическое воздействие через язык; юридические аспекты перевода, лингвистические аспекты авторского права представляет коммуникативно-речевой аспект языка, а именно -- прагматический, поскольку язык является средством воздействия на психику и поведение других людей, нередко -- средством манипуляции. Существует множество специальных проблем, связанных одновременно с юриспруденцией и лингвистикой и требующих для своего решения специалистов, компетентных в обеих областях: юристы должны обладать профессиональными знаниями в вопросах о том, какие свойства языка влияют на его конфликтное функционирование, приводящее его в сферу права, например, как раскрывать способы речевого манипулирования другими людьми.
Правоведы признают огромную роль языка как орудия убеждения, как способа воздействия на общество в целом и на отдельную личность в частности -- убеждение подследственного в целесообразности признания, суггестивное воздействие на суд, в частности суд присяжных.
В связи с экспертным аспектом филологической деятельности уместно сказать о том, что в 2001 году утверждена и зарегистрирована в Министерстве юстиции РФ Гильдия лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам (ГЛЭДИС)3.
Лингвоюридические аспекты общественной потребности в юрислингвистике актуализируются в России в связи с укреплением в обществе идей гласности, правового государства и частного предпринимательства.. Так, например, в связи с последним увеличивается роль служебной документации, включенной в юридические сферы: протоколы, служебные постановления, тексты договоров, контрактов, заключений, служебная переписка, ходатайства, жалобы простых граждан и т.п., они имеют массовый характер и предполагают высокую культуру для их составления, понимания и исполнения. Данный аспект юридической техники является весьма значимым для многих административных работников и служащих правоохранительных органов (секретарей-референтов, юрисконсультов, судебных исполнителей и др.). Соответственно этот аспект должен быть представлен на таких филологических специальностях, как "Документоведение", "Связь с общественностью", "Референтология", "Филологическое обеспечение профессиональной коммуникации".
3. Потребности журналистского образования. Многократно отмечалось увеличение в современном российском обществе конфликтных ситуаций, которые порождены речевой продукцией СМИ. Прежде всего это конфликты, приводящие к сложным делам о защите чести и достоинства граждан. "...Сама специфика этих дел такова, что она вообще-то не находилась в поле зрения профессиональной подготовки юристов. Деликты такого рода совершаются с помощью продуктов речевой деятельности или посредством этой продукции. Здесь corpus delicti заключен в самом тексте. Никаких других источников доказательств по делам этой категории быть не может ...- все в тексте. И анализ текста, понимание текста не всегда было доступно даже хорошо образованному юристу"/Актуальные проблемы права СМИ, 1997, с.87/. Все это означает, что работники средств массовой информации, с одной стороны, и работники правоохранительных органов, с другой стороны, должны иметь представление о языковой и правовой специфике такого рода дел. К их числу относятся и дела, связанные с тождеством текстов при переводе, вторичном использовании или текстовых заимствованиях.
1. Одновременно в книге показывается, как фидеистическое функционирование языка оказывает воздействие на него, формирует в нем новые качества, в частности сакральное отношение ко многим проявлениям языка в общественной жизни. В сущности, и сама религиозная деятельность под этим углом зрения предстает как особое суггестивное функционирование языка - языка-внушения, языка-магии. Думается, что можно говорить и об особой лингво-фидеистической ментальности, диапазон которой не ограничивается сознанием особо внушаемых людей.
2. Подчеркнем практический аспект проблемы, возникающий в связи с потребностями лингвистических курсов на юридических факультетах (см., например:/Заяц, 1999/) и дополнительной лингво-юридической специализацией на филологических (см. о специалдизации "Лингвокриминалистика", утвержденной на УМО РФ в 2001 году :/Фонетика и криминалистика, 2001/) .
3. См. об этом, например:/Горбаневский, 2001/.
Перечень работ по лингводидактике | Домашняя страница Н. Д. Голелва