Предмет анализа настоящей статьи - семасиологическая сторона ВФС. Прежде всего нас интересует суггестивный план слова, проявляющийся в актуализации ВФС в языковом сознании (ЯС) носителей русского языка. Отношения ВФС и ЯС в сфере суггестии исключительно многообразны. В статье ставится цель выделить и охарактеризовать некоторые основания для их систематизации. Предварительно (в п.1) дается краткий очерк исходных понятий.
1. Вопросы билатерального единства слов и его роли в процессах их порождения и восприятия неотделимы от проблемы суггестивного функционирования лексики, хотя и не сводятся к ним.
ВФС (если следовать В.Гумбольдту) предстает как исходный принцип организации звуковой материи слова и его смысла в целостность. А.А.Потебня отмечал, что ВФ, кроме фактического единства образа слова, дает знание этого единства; она намекает на значение, дает возможность в случае надобности остановиться на ней и "постепенно привести ее в сознание, но позволяет и не останавливаться" [23. С. 18]. ВФС - это тот исходный момент (намек, предощущение, предобраз) слова, из которого оно вырастает в языкотворческой и речемыслительной деятельности. "В этимоне мы имеем первоначальный зародыш слова уже именно как слова, а не просто звука" [17. . 12].
И при восприятии слова звук предстает в ЯС воспринимающего как "предвосхищение" слова как целого. Роль "намека" в спонтанных и предельно свернутых процессах речи увеличивается. "...В языковом сознании должны быть запечатлены и модели слов. Все эти отпечатки слов, всех других единиц и фигур речи, локализующихся в мозгу и пребывающих в редуцированном виде, целесообразно, вслед за Е.Н.Миллер, рассматривать как "языковую память" [12. С. 28].
Спрессованность процессов создания (воссоздания, выбора) слов, способность ЯС отвлекаться от звуковой стороны слова, факультативность актуализации ВФС в речи создают немалые трудности в изучении механизма воздействия ВФС на ЯС. В этимологии, звукосимволизме, звуковых ассоциациях слова, где "язык, казалось бы, показывает где-то в своих недрах свое собственное устройство, он на самом деле весь скрывается в этом показывании" [3. С. 65]. Развивая этимологические идеи А.А.Потебни, В.В.Бибихин отмечает: "ВФ в любых ее разновидностях - слитком универсальный и абстрактный принцип, чтобы лингвист, захваченный ее перспективой, всерьез и надолго остановил внимание на неуловимо ускользающем, как шелест листьев, звучании слова и столь же летучих веяниях смысла, которые этот шелест в нас будит" [Там же]. С такого рода взаимодействием и связана суггестивная функция ВФС.
2. По способу актуализации ВФС ее функциональные типы делятся на экстенсивные и интенсивные. Первые связаны с количественным насыщением текста, превышающим естественные нормы, единицами с гомогенной формой. "Вообще говоря, чрезмерное употребление единицы любого уровня - фонемного, морфемного и т.д. - ведет к созданию определенного надъязыкового (эстетического, художественного) эффекта" [19. С. 92]. Интенсивные формы предполагают преодоление обычного для речи незамечания формы путем акцентуации восприятия на каком-либо элементе его формального плана или на устройстве единицы в целом, придание этому элементу (структуре) определенного смысла, соотносимого с коммуникативным заданием, т.е. расщепление восприятия ЕДИНицы как ЕДИНства (выделение - иллюстрация сказанного). Интенсивные формы в большей мере связаны с метаязыковыми рефлексиями, экстенсивные формы - с чувственным восприятием, нередко подсознательным.
Несколько замечаний об уровневом статусе актуализированной ВФС. Ядерный уровень представляет морфема - специализированный способ и средство соединения планов содержания и выражения слова. Через морфемную структуру они предстают в восприятии как изоморфное единство. Наиболее регулярно актуализируются корневые морфемы. Актуализация аффиксов более редка, она сложнее, "металингвистичнее". Чем более морфема лексикализуется, утрачивая свою выделимость в слове, тем сложнее ее интенсивная актуализация, но тем ярче суггестия. Снижает суггестивность морфем их регулярность, поэтому грамматические аффиксы редко актуализируются (ср. название статьи В.Ерофеева "Синий тетрад, синяя тетрадь, синее тетрада"). Звуковые отрезки слов, актуализируясь, становятся "окказиональными морфемами" (например, в каламбурах). Даже повтор отдельных звуков, наделяющих их "летучим" смыслом, можно некоторым образом рассматривать как сдвиг в сторону морфемности. Широко представлена в текстах и актуализация ВФ единиц более высокого ранга, чем слово.
3. Основным функционально-семантическим параметром описания является ее отношение к ЯС. Диапазон таких отношений колеблется от по люса полного доверия к смыслу ВФС (этимологического доверия) до по люса этимологического "скепсиса". О первом: в случае полного доверия детерминация имени как билатерального единства рассматривается ЯС как данность, возникновение которой в языке "выносится" за пределы комму никативной деятельности носителей языка. О втором: на этом полюсе единство двух сторон слова "видится" в ЯС как результат ономасиологической техники, дающей творцам имени возможность выбора формы имени и способа его создания, формальный план слова не рассматривается как предопределенный извне; типовой формулой таких отношений имени (его ВФ) и ЯС является известная поговорка "Хоть горшком назови, только в печку не ставь". Суггестивный потенциал слова в большей мере связан с первым типом отношений ЯС к ВФ имени.
В реальности ни то, ни другое отношение не может быть абсолютизировано. Абсолютное этимологическое доверие не функционально с ним (нельзя было бы без помех воспринять, например, слова типа благовоние, переборщить). Но и "скептическое" ЯС имеет свои границы. Значимость ВФС - объективный факт, модели ее использования включены в прагматический план обычной речи. Игнорировать их вряд ли возможно. Сравнение кого-либо или чего-либо с птицей по имени поганка с большой долей вероятности вызовет негативную реакцию и вовсе не из-за качеств этой обычной водоплавающей птицы, а из-за ее имени. Объективность воздействия ВФС на ЯС подчеркивает факт влияния мотивированности на собственно языковые процессы в лексике - формирование синонимических рядов, полисемию, экспрессивизацию (см. об этом [4. С. 94-115; 8. С. 122-125; 14; 18. С. 82-124]). Несмотря на неабсолютность полюсов отношения ЯС к ВФС, существует возможность дифференциации типов ЯС в данном параметре, например, по психологическим, социально-культурным, национальным признакам.
4. Неоднозначен спектр уровней ЯС, на которых проявляются сугге стивные свойства ВФС. Один полюс этого параметра составляют глубин ные слои подсознания, подвергающиеся фоновому воздействию звуковой стороны слова. Другой - осознанное восприятие формы слова (и формотворчество на его основе) для осуществления специальных задач: игровых, художественных, рекламных и т.п. Подробнее охарактеризуем явления, примыкающие к первому полюсу. (О втором см., например, [4. С. 139-161; 8. С. 113-115; 19. С. 189-220; 27]).
Фоновое воздействие формального плана слова касается явлений фонетической значимости, подробно описанных в литературе [6; 13; 21 и др.]. Менеепредставлены в этом плане другие уровни ВФС, имеющие суггестивный потенциал, например, морфемный; ср. суждения поэта: "В самом деле, можно ли немецкое "Sehnsucht" с формальной адекватностью исчерпать русской "тоской", не передающей внутреннего контрапункта составного немецкого слова"; "можно ли украинский цветок "чорнобривець". дающий черты человеческого облика и при этом национального типа, пересказать русским "бархатец "? " (Лит, газета).
Активны на морфемном уровне формальные ассоциации, сопровождающие многие слова русского языка. ЯС непроизвольно реагирует на них, формируя двуплановый образ слова. Высокая активность ассоциативных полей - признак этимологической "доверчивости" ЯС. Ср.: "С уст прокурора спрыгнуло незнакомое, пугающее какое-то, вроде бы рычащее слово "прерогатива". Что только не увиделось им за этим словом! И страшные рога или ограда... и рогатина" (М.Алексеев); "Икра баклажанная -"блаженная", слов нет, хороша, ее хоть ведрами, ешь, да приедается" (А.Приставкин); "Много денег оставлено в магазине мадам Обер-Шальме!Недаром старики эту Обер-Шальме переименовали в Обер-Шельму"(С. Жихарев).
Чувственный уровень восприятия ВФС связан с механизмами контроля, за правильностью речевых процессов [12]. Они "отслеживают" разворачивание плана выражения речевых произведений (в том числе с точки зрения его соответствия плану содержания), что помещает формальный план языковых единиц (и слов в частности) в поле внимания ЯС. Реципиент непроизвольно фиксирует звучащую речь, хранит в памяти ранее услышанное, при необходимости возвращается к нему, используя его, например, в роли суппозиций лексико-деривационных шагов. Здесь и возникают непроизвольные ассоциации. Ср.: "Лично у меня (ничего с этим не могу поделать) слово киллер почему-то ассоциируется с обладателем прозаической грыжи, по-русски - килы" (Новый мир).
Нами была предпринята попытка исследования непроизвольных o морфемно-звуковых ассоциаций экспериментальным путем. Одним из его результатов стал проект и 150 пробных статей "Мотивационно-ассоциативного словаря русского языка" [7]. Словарные статьи построены по следующему типу. БЫЛИНА: было - 42, быль - 21, былое, быль-небыль, небылица, былинка, блины, дубина, калина, богатырь, вымысел, правда, русские, сказка, славяне, старина - по 1; РАДУШНЫЙ: радость - 29, радостный - 19, радуется - 8, радостная душа - 5, радость души - 5. радуга - 5, душа радуется - 4, душа - 3, добродушие - 2, душевный, душечка, простодушный, рад, радовать, рай, гостеприимный, хлебосольный, с распростертыми объятиями, хозяин - по 1 (после слова-реакции указывается количество ответов разных испытуемых).
Попадая в текст, мотивационные ассоциации выполняют различные функции, в том числе суггестивные. Ср.: "Гад, - тоже шепотом сказал Павел. - "Милей голубушке..." Голубчик нашелся. Я те седня в деревне приголублю" (В.Шукшин); "Назвали сорт "стартом". И он действительно стал стартовой площадкой для дальнейших работ наших селекционеров" (Алтайская правда); "И мчится изнемогшая душа по одному и тому же страшному кругу - чернуха, сексуха, порнуха. житуха. Вот-вот, кажется, уха эта зачухает нашу душу" (Учительская газета). Суггестия ассоциаций усиливается в художественном тексте: "В необычном словечке "выщекатурен" совершенно отчетливо слышится слово "щека", и, благодаря этому фонетическому отождествлению, гостиница предстает в облике человека с запущенной внешностью" (Первое сентября) - ассоциации читателя "Мертвых душ" Н.В.Гоголя.
Нередко непроизвольные ассоциации становятся объектом осознанных рефлексий. Способы апперцепции и ее функционально-семантические следствия разнообразны. Несколько примеров: "Не может быть будущего без прошлого. Это то, чего уже нет. Оно прошло, исчезло. Про-шло-е!" (Г.Семенов); "Он поправляет всякого, если его фамилию произносят с ударением на втором слоге. Говорит: "М'акушкин! От маковки, от мака! Вот что" (Г.Семенов); "Общение - это урок сотворчества. Урок свободы, где каждый может и должен высказать себя (свое и свобода, кстати, однокорневые слова)" (Е.Ильин). Примеры расположены по степени усиления металингвистического компонента. Высокие степени составляют основу другого полюса анализируемого параметра.
5. В содержательном плане суггестивное поле ВФС также можно представить как структуру с противостоящими полюсами: концептуальным и коннотативным . Первый тип содержания в восприятии предстает как отражение (ВФС здесь - носитель определенной информации об объекте), второй предполагает коннотативные реакции на ВФС (эмоциональные, экспрессивные, оценочные). Имея разную природу, данные типы не взаи-моисключают друг друга и могут быть смыслом одной ВФ.
5.1. Концептуальное отношение к ВФС как проявление этимологического доверия обусловлено выдвижением на первый план отражательной стороны ВФС и недооценки ее условно-технического характера. Для такого подхода к ВФС есть объективные основания: концептуальный взгляд во многом формируется реакцией ЯС на естественные формы мотивировки имен, среди которых случайные (неинформативные) ВФ встречаются довольно редко, поэтому правильность имени ассоциируется в ЯС с информативностью его ВФ. Идея правильности имени к тому же поддерживается в ЯС субъективными "надстройками", например, представлением о нерукотворности языка, инспирирующим восприятие имени и его ВФ как объективной (онтологической) данности. Это побуждает субъекта "подправлять" нарушения "правильной" детерминационной картины, если она неотчетливо "прорисована" в имени. В такой картине мира и языка возможен и более сильный вариант детерминации - от имени свойствам объекта, согласующимися с именем (содержанием его ВФ). Типовое проявление концептуального доверия ЯС к ВФС представляют формулы, подобные следующей: на улице Шахтерской должны жить (или жили когда-то) шахтеры или есть (было) что-то такое, что связано с шахтерами.
К именам неясным в мотивационном отношении у ЯС такого типа, как правило, активное отношение, выражающееся в стремлении мотивизировать их. Ср.: "Веселый Яр - деревня низинная... Кто назвал деревню Веселым Яром, не знаю, но название точное. С гривы открывается живая, веселая местность" (Е.Колесников). Обращает внимание модальность уверенности в объяснительной формуле мотивизации - "название точное".
У этимологического доверия концептуального типа имеется и такое основание, как познавательный интерес. ЯС не ограничивается интуитивным представлением о мотивировке имени. Оно нуждается в переводе интуитивных образов, "навеваемых" формальным планом слова, в словесно-понятийные формулы с металингвистическими элементами, т.е. в трансформации объективных оснований ("вполне естественно обозначать родственные понятия с помощью родственных звуков" [9. С. 90]) в субъективные обоснования, как в следующем примере: "А с нижней стороны ...к Матёре подчаливал другой остров, который называли то подмогой, то подногой. Подмога - понятно: чего не хватало на своей земле, брали здесь, а почему поднога - ни одна душа бы не объяснила" (В.Распутин). Подобные толкования нередки в материалах диалектологических экспедиций.
При всех объективных основаниях "доверительного" отношения ЯС к ВФС оно является крайностью. Норма здесь - диалектическое единство и равновесие полюсов: условного и отражательного. Нарушение этой нормы несет в себе потенцию коммуникативной неудачи. Ср.: "Одна моя сослуживица вот уже несколько лет безуспешно пытается разменять прекрасную квартиру. Как только она называет по телефону свой адрес, люди бросают трубку: она живет на Задворной улице" (Лит. газета). Снятие границ между отражательным и условным активно используется в художественной речи ("Пойду по Абрикосовой, сверну на Виноградную и на Тенистой улице я постою в тени": "Храбро грубит он в адрес уважаемых патриотов устами человека с фатальной фамилией Дегтев" и т.п.). "Разъязыковление" ВФС, полный перевод ее содержания в отражательную плоскость может стать способом нарочитого воздействия на ЯС, а черер него - на "собственно сознание". "Эйрик Рыжий ... сообщил своим соотечественникам, что открыл Грюнланд (Зеленую страну). Он сознательно дал такое красивое имя этому, почти полностью покрытому льдами острову, дабы привлечь туда будущих поселенцев. В наши дни к помощи такого трюка сплошь и рядом прибегают маклеры по продаже земельных участков" (К.Керам). Интерес представляет особое естественно-научное доверие к ВФС. Ранее мы анализировали попытку наделить оборот "шевелить мозгами" собственно биологическим содержанием [8. С. 103]. В продолжение сюжета - примеры естественно-научного толкования оборотов войти в плоть и кровь об информации ("всякое изменение в мышлении ... входит в мозг и становится, таким образом, частью нашего тела" [2. С. 66]) и переварить впечатление ("в мозгу требуется преобразовать только что принятую "духовную пищу" в телесную энергию" [Там же]).
5.2. Важнейшим функциональным проявлением "доверительности" ЯС к ВФС является мифологическое отношение к формальному плану слова. Оно имеет много вариантов и концептуального, и коннотативного типов. Речь идет о сюжетах, подсказанных ВФС, которые обслуживают идею правильности имени. Объективистская форма мифа делает убедительными сюжеты для ЯС "(особенно наивно-этимологического типа). Несколько примеров. В.Распутин устами рассказчика объясняет прозвище Богодул:"Старик, который выдавал себя за поляка, любил русский мат, и, видно, кто-то из приезжих грамотных людей, послушав его, сказал в сердцах: богохул. а деревенские то ли не разобрали, то ли нарочно повернули язык и переделали в Богодула". О птице канюк: "Так что она от воды до воды летает и все канючит, жалостливо так... За это самое, что она канючит.ее и называют канюкой" (А.Куприн) - фактически глагол восходит к названию птицы. Имя птицы качурки под влиянием глагола окочуриться рождает поверье о душах погибших моряков, поселившихся в этих птицах. Из звукоподражательного названия удод (крик птицы уп-уп, уд-уд) возникает миф о ней как предвестнице беды (крик слышится как худо тут).
Практически любая формальная ассоциация несет в себе потенциал этимологического мифа: жулан ассоциируется с жулиться (к холоду) или с желанный (отсюда измененная форма - желанчик). волнушка - гриб с окраской волнами (фактически - от волна, диал. "шерсть") и т.п. В ходе мотива-ционно-ассоциативного эксперимента (см. выше) было получено много формул, в которых можно увидеть зародыши мифа: уголовник - "В углу сидит", кощунство - "идет от кощея", катавасия - "кот Васька напакостил", бегемот - "бегает, головой мотает" и т.п. Такие мифы - словесно-ментальные формулы, возникающие на основе апперцепции непроизвольных ассоциаций типа столпотворение и толпа, ладушки и ладонь, мешкать и мешок, качурка и окочуриться. Миф исправляет "недостаточную со держательность" связи слов-ассоциатов и восстанавливает определенный порядок в соотношениях "действительность - форма знака", "содержание знака". И если в естественных условиях возникновения имени порядок идет "из действительности" и "из содержания", то в этимологическом мифе - наоборот: "из формы знака" при его восприятии и осмыслении через механизм мотивизации (подробнее о механизме мотивизации данного типа см. [9])
5.3. Переход к коннотативному типу функционирования ВФС связан в первую очередь с моментом символизации имени. Символичность вообще неотрывна от мотивированности [16. С. 39]. Коннотации возникают в символе тогда, когда актуализируется путь, которым "мы пришли к слову", при этом оно приобретает обобщенный характер, усиливающий момент неслучайности имени и его формального плана. Ср.: - Как ты думаешь, почему стёжку называют тропинкой? - От слова тропить - прокладывать путь. - Неверно ... Надо говорить торопинка. От слова торопиться. - Ты гляди ... резонно: кто торопится, тот и выбирает путь покороче (И. Васильев). Пример иллюстрирует логический путь создания символичности. Ср. другие возможности: "Да вот этот самый родник. Я это слово давно приметил. Надо думать, получилось оно от того, что тут вода зарождается. Родник родит реку, а река льется через всю нашу матушку землю, через родину, кормит народ" (К.Паустовский) - актуализация этимологического пути плюс актуализация синхронных связей слова с однокорневыми словами, организованными синтагматически. Потенциалом символичности обладают и аффиксы: "Вот оно, это слово /советчина -Н.Г./, - подумал я. - Всеохватное русское слово. Татарщина, неметчина, советчина - есть в этих разных словах что-то общее, осязаемое до боли - неволя, кабала, гнет" (Молодая гвардия).
Большими символическими возможностями обладают звуковые ассоциации. "Созвучья слова не случайны. Пусть связь речений далека, в них неразгаданная тайна всегда живого языка" (В.Брюсов). Поэт тонко уловил один из источников символизации звуковой оболочки слов - намек на тайну (=отрицание случайности, порыв к закономерности связи звука и смысла и, следовательно, к ее обобщению). Это намек на то, что в созвучии сокрыто родство слов, которыми "естественно обозначать родство понятий" (В.Гумбольдт). Без такого намека и потенций его обобщения символу трудно состояться. "Ах, доброе русское слово острог - и крепкое-то какое! И сколочено как! И все тут стянуто в шести звуках - и строгость, и острога, и острота ...А рог? Да рог прямо торчит, выпирает! прямо в нас направлен!" (А.Солженицын). Этот пример по звуковым ассоциациям близок к приведенному выше примеру с ассоциациями на слово- прерогатива, но в этих ассоциациях уже нет обобщения и символичности. Еще больше высота обобщения в "созвучиях" А.Тарковского: "Наверное, между словами существует глубинная связь (так, например, связаны любовь и кровь). Нарушая ее, нарушаешь связь явлений, может бать, миров". Звуковые сближения через обобщение и символ легко перешагивают языковые границы: "Выучила в узбекском "чиройли кузлар" - "красивые глаза" и вспомнила "чаровницу", "очаровательную". Было приятно обнаружение некоей... изначальной связи, которая, хотим мы или не хотим, объединяет" (М. Ганина).
Неслучайность созвучий может стать основой системообразующей функции в языке, ЯС и в сознании "вообще": "Первая дочь Богу мира имела имя Древа, вторая - Скрева, а третья - Палева" (Мифы древних славян) -мотивационяые рефлексы названий племен древлян, кривичей, полян организованы так, что вызывают ощущение их единства, соподчинения общему началу.
5.4. Важная черта мифологизации и символизации имени - его сближение с именуемым объектом, та или иная степень их отождествления. Направление сближения может быть разнонаправленным.
В. Дорошевский заметил, что слова "светятся отраженным светом вещей" [11. С. 109], поэтому оценка вещи часто переносится на имя. "Вы художник? - с придыханием спрашивает она... Слово художник звучит для нее мечтательной музыкой" (Г. Семенов). "Она каждый день читала Евангелие, читала вслух, по-дьячковски, многого не понимая, но святые слова трогали ее до слез, а такие слова, как аще и донеже, она произносила со сладким замиранием сердца" (А.Чехов). "Майя - далекое имя, весеннее имя, прекрасное имя" (В.Щукшин). "Это была усыпальница великих людей ... Какие имена - Нечипоренко! Сапогов\" (А.Мелихов). "Освещать" слово может не только вещь, но и явления, сопутствующие употреблению слова (кто, как, где, когда употребляет слово [2. С. 72-75]. "Каждое слово теперь, сказанное звуком ее голоса, стало казаться Сереже Ипполитову многозначительным обозначением чего-то большего, чем понятия" (Г.Семенов).
Имена, в свою очередь, обладают способностью "освещать" то, что они именуют благодаря своим качествам и, в первую очередь, благодаря ВФ. Но возможны и "попытки" как бы обойти ВФС и установить прямую связь вещи и имени. Идея правильности имени на оси "знак - действительность" - древнейшая философская и лингвистическая идея, не только не утратившая своей роли, но, напротив, ставшая актуальной в последнее время. По Конфуцию, "если именуется человек, то он должен вести себя в соответствии со своим именем, но одновременно само имя отображает какие-то свойства...именуемого" [1. С. 34]; "словесная магия, свойственная мифологическому мышлению, облекает эти слова (имя, речь - Н.Г.) смыслом активного действующего начала [Там же]. Некоторые современные иллюстрации этой идеи. "Вот ведь как звали его - Травушкин! А я не запомнил этой чистой, звонкой, такой ясной российской фамилии, в одном звуке которой - ласковая доброта А ведь правда - такая фамилия не может принадлежать недоброму человеку" (Н.Евдокимов). "Он слышал его во второй или в третий раз в жизни и с трудом мог воссоздать его по слогам: На-ху-до-во-но-сор . Кажется, так И им должен обозначаться преступный тип, садист-убийца, чертово рыло в кожаном пиджаке, но никак не вдохновитель Великой Отябръской социалистической революции" (А.Сегень). "Когда смотришь на Галочку (сорт жимолости - Н.Г.), то кажется, что притаился галчонок с раскрытым клювиком-плодоножкой и он весь сверкает синим отливом" (Алтайская правда). "Украшает оно (название Черемушки - Н.Г.) даже и бездарную архитектуру, приносит аромат на те улицы, где не только черемухи, кустика нет живого... Но слово обещает - будет, будет и здесь черемуха!" (Лит. газета); слово Черемушки как бы выходит здесь из условной языковой действительности во внеязыковую действительность. Интересен следующий пример, в котором направления детерминации на оси "действительность - знак" нейтрализованы: слово ли "тянет" реалии, связанные с раками, или реалии слова - неактуально: "Глаза у него выпуклые, рачьи, галстук похож: на рачью шейку, мне кажется, что весь этот человек издает запах ракового супа"(А.Чехов).
5.5. В ряде примеров предыдущего раздела слово остается как бы вне прямой мотивационной поддержки со стороны ВФ, которая не транспонируется во внешние для слова сферы (языковые или внеязыковые). Суггестивный эффект достигается другими средствами (оживлением, опредмечиванием и т.п. слова), все-таки выводящими слово из языковой условности. Однако не все такие попытки осуществляются успешно. Слово может оставаться в замкнутом пространстве "знак - означаемое", и эта сцепка не выходит за пределы данного слова. Коннотативный смысл в этом случае-обратный: возникает комический эффект. (Н.Г.Комлев приводит ответ одной девочки на вопрос: "Почему свинья называется свиньей?" - Свинья называется так потому, что она на самом деле свинья" [16. С. 42]). Такой же эффект возникает и при противоположном движении мысли - от реалии к слову. Ср. монолог Евы из "Дневника Евы" М.Твена: "И неожиданно меня осенило, хотя я никогда не слышала об этом раньше: это огонь... Я была абсолютно уверена, что это огонь, и поэтому без малейших колебаний так его и назвала". Ощущение комичности как естественной реакции на такой тип мотивизации говорит (от обратного, от абсурда) о норме, заключающейся в равновесии, взаимоограничении всех сторон отношений ВФС и ЯС: этимологического доверия и этимологического скепсиса, идеи правильности имени как идеала и идеи реальной возможности "неправильных имен" (в разных аспектах "неправильности"), отражательного и условно-технического представления о ВФС в ЯС, ономасиологической и семасиологической модели ВФС в ЯС.
Все сказанное выше можно перевести в более общую плоскость: разнообразие отношений ЯС и ВФС есть проявление сложного взаимодействия материалистического и идеалистического видения языка его носителями. Вряд ли ЯС индивида (и тем более коллектива) - следствие лишь одного из этих подходов. Оба они - объективная реальность обыденного ЯС. Их взаимодействие, нужно полагать, строится по принципу дополнительности, как раз и предполагающему синтез описаний сложных объектов на основе разных (в том числе взаимоисключающих) принципов. Идеалистическая сторона ЯС мало представлена в современной отечественной лингвистике, особенно в конкретно-исследовательском плане. Его проявления в интересующей нас области можно найти в работах направления, которое условно названо "Тайны имени" [25; 26]. Обращает внимание, что в указанных работах материалистические и идеалистические начала нередко весьма причудливо переплетаются. Но все это - уже тема отдельного обсуждения.
Амирова Т.А., Ольховиков Б.А., Рождественский Ю.В. Очерки по истории лингвистики. М., 1975.
Бессер-Зигмунд К. Магические слова: Пособие по психологической самозащите. СПб., 1996.
Бибихин В.В. Принцип внутренней формы и редукционизм в семанти ческих исследованиях//Языковая практика и теория языка. М., 1976. - Вып. 2.
Блинова О.И. Явление мотивации слов (лексикологический аспект). Томск, 1984.
Варина В.Г. Лексическая семантика и внутренняя форма слова//Принципы и методы семантических исследований. М., 1976.
Воронин С.В. Основы фоносемантики. Л., 1982.
Восприятие лингвистических единиц как фактор формирования коммуникативных стереотипов (исследование по гранту в области гуманитарных наук при Уральском университете)/Рук. темы Голев Н.Д. - Отчет N 02960001387 от 15 января 1996 года.
Голев Н.Д. Динамический аспект лексической мотивации. Томск, 1989.
Он же. Функции мотивизации и народная этимология//Вопросы языка и его истории. Томск, 1972.
Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М., 1984.
Дорошевский В. Элементы лексикологии и семиотики. М., 1973.
Ейгер Г.В. Механизмы контроля языковой правильности высказывания. М., 1980.
Журавлев А.П. Фонетическое значение. М., 1974. 14. Иванникова Е.А. О роли мотивированности значения в синонимических отношениях слов//Лексическая синонимия. М., 1967.
Кияк Т.Р. Мотивированность лексических единиц (количественные и качественные характеристики). Львов, 1988. 16.Комлев Н.Г. Слово в речи: денотативные аспекты. М., 1992.
Лосев А.Ф. Философия имени. М., 1990.
Лукьянова Н.А. Экспрессивная лексика разговорного употребления: Проблемы семантики. Новосибирск, 1986.
Норман Б.Ю. Язык: знакомый незнакомец. Минск,1987.
Петренко В.Ф. Введение в экспериментальную психосемантику: исследование форм репрезентации в обыденном сознании. М., 1983.
Плотников Б.А. О форме и содержании в языке. Минск, 1989.
Постовалова В.И. Язык и деятельность: Опыт интерпретации концепции В.Гумбольдта. М., 1989.
Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. М., 1958. - Т. 1-2.
Он же. Слово и миф. М., 1989.
Тайна имени//Сборник. Харьков, 1994.
Тайна имени-2//Сборник. Харьков, 1995.
Хижняк Л.Г. Эстетическое использование внутренней формы слова и фразеологизма: Автореф. дис.... канд. филол. наук. Саратов, 1975.
Перечень работ по когнитологии | Домашняя страница Н. Д. Голелва