Понимая означаемое разворачивающегося текста широко, как некое динамическое "макроозначаемое" - смысловой континуум, поток, расщепляющийся на части и объединяющий эти части в соответствии с требованиями развития темы, мы должны и "макроозначающее" представлять как движущийся, видоизменяющийся сгусток материи, объективирующий данный процесс, в котором новое возникает "на основе некоторых заданных, исходных предложений" (Мурзин, 1976, 9) В материальной стороне текста развитие означающего, следующего за развитием темы, отражается в повторах слов и морфем, фиксирующих онтологическое единство текста (тема) (Гиндин, 1973), например: нашкодил один - отец его ремнем. А брат или сестра смотрит, как отец учит шкодника ,и думает :шкодить или нет? (В.Шукшин). - Что он, обиделся, что ли? - обиделся. Нехорошо ты с насмешкой-то, он вообще обиженный человек (В.Шукшин).
Психолингвистическая детерминация развития эпидигматики в речи заключается прежде всего в необходимости того, чтобы тема и рема в вводились сравнительно долгое время, чтобы установка на передачу определенной информации "могла в течение долгого времени противостоять побочным, отвлекающим влияниям" (Лурия, 1979,237). Попеременная позиций темы и ремы (то, что составляет рему, повторяясь становится темой) отражает данную необходимость. Прямые лексические и собственно эпидигматы (одноморфемные или - шире -"одноформные" слова) являются важными звеньями такой цепи. Они выступают как опорные точкиразвития и понимания текста. При этом наличие в тексте эпидигматических сцепок олицетворяет некое единство процессов говорения и восприятия, говорящий как бы "слышит" то, что сказано им самим, повторяет слышимое и использует его в качестве суппозиции для построения нового (использование суппозиции из речи других участников коммуникативного акта совершенно очевидно). Акцент на определенной единице текста обязывает и говорящего, и слушающего с повышенным (и более длительным) вниманием относиться к ее смыслу и содержанию, держать ее в актуальном состоянии на протяжении развития темы, с которой единица изначально связана, поскольку возникает и длится ожидание возврата к ней. Семантика такой единицы становится "продленной", она выступает как связующий стержень текста. Естественно, что формальная выраженность в форме эпидигматического ряда облегчает продление. В целом можно сказать, что продление смысла (план "макроозначаемого") выражается (отражается) в продлении формы (план "макроозначающего").
Степень вероятности того, что говорящий обратится именно выраженной семе, достаточно велика. Ср.: Но этот подарок - звание народного артиста - мне всех подарков дороже, потому что гораздо ближе моему сердцу человека из народа (Ф.Шаляпин). Семантическая структура определенно говорит, что сцепка народный артист - человек из народа была задумана изначально, и ее реализация осуществлялась по схеме: логическое ударение на слове народный - удержание его смысла и формы в памяти - повторное воспроизведение в эпидигматической вариации корневой морфемы, выражающей этот смысл.
Не исключены, разумеется, и спонтанные обращения к предшествующим формам. Ср.: Я видел последний раз гидростанцию еще
Недостроенной:, и поразился теперь ее безлюдью, и подумалось мне, что предприятия будущего сделаются еще более обезлюденными. (В. Астафьев) . Компаративная интенция (ср.: еще более) говорит о сохранении у автора семы безлюдность, в момент актуализации компаратива он обращается к форме ее выражения в предшествующем тексте, поскольку компаратив в русском языке выражается непосредственно производными (несупплетивными) формами.
Создание"микроозначаемыхи и обусловленных ими "макроозначающих" - лексических единиц - оказывается неизбежно втянутым в этот общий поток движения рече-мысли при образовании более крупных единиц. Производные слова, употребляемые, воссоздаваемые, новообразуемые, являются активными участниками такого непрерывного деривационно-мотивационного процесс; участвуя в нем, они накапливают в себе определенный деривационно-мотивационный потенциал как мотивирующих и как мотивируемых единиц. В.Гумбольдт писал в связи с последними: "Никоим образом нельзя рассматривать словарный запас языка как готовую, застывшую массу. Не говоря уже о постоянном процессе образования новых слов и словоформ, словарный запас, пока язык живет в речи народа, представляет собой развивающийся и вновь воспроизводящийся продукт словообразовательной потенции" (Гумбольдт. 1984, 112).
Изоморфизм процессов создания "микро-" и "макроозначающих" подчеркивает изоморфизм строения результатов этих процессов. Многие лингвисты, например, считают правомерным говорить о тема-рематической организации мотивированных слов (Гинзбург, 1979,5; Кубрякова, 1981, 1986; Сахарный, 1980, 31-36). В динамическом аспекте создание слов осуществляется теми же способами, что и единиц более высокого уровня - способами расширения (усложнения), усечения, замены отдельных компонентов, трансформацией, перестановкой и т.п. Изоморфен и механизм мотивации. Известен тезис о речемыслительном процессе как "вливании" предыдущей фразы в последующую (Лурия,1976, 237). Ср. также положение Н.И.Жинкина, доказывающего в своей работе, что всякое последующее в тексте является функцией предшествующего (Жинкин, 1956, 244-245) и С.Д.Кацнельсона: "Нормальный ход коммуникации состоит в по степенном продвижении от известного к неизвестному. Говорящий может передать слушающему новую информацию, отталкиваясь от заранее известных последнему данных и сведений, ставших известными в ходе самой коммуникации (Кацнельсон,1984,9). В связи с универсальностью этих положений нельзя не согласиться с Б.В.Якушиным, который, доказывая роль лидера первобытных сообществ в создании языковых инноваций, писал: "Когда ему не хватало знаковых средств (сначала пантонимических, затем звуковых) для описания мыслимой ситуации..., то лидер вынужден был, чтобы быть понятым соплеменниками, использовать определенные "суппозиции", т.е. опираться на то, что известно его| адресатам (Якушин, 1984, 120).
Естественно, что словообразовательная мотивация, обеспечивающая "представительство" мотивирующего слова в мотивированном и, следовательно, возможность обратной трансформации является частным случаем универсальной суппозиционной функции (Голев, 1989, 29-32). Необходимость этой функции не исчезает в момент образования слова, которое еще долго может оставаться ее носителем, сохраняя потенциал мотивата и мотиватора, хотя бы потому, что сохраняются условия его производимости: производимость означаемого, производимость более по рангу единиц, в которые органически входят мотивмрованные слова и т.п., что составляет непрерывный деривационно-мотивационный процесс.
Определенным развитием идеи о глобальности суппозиционной функции в речи является мысль Е.С.Кубряовой о наличии речевых произведений, которые начинается с выбора слова, способного тянуть за собой ту или иную синтаксическую последовательность (Кубрякова, 1984, 19). В свете, вышесказанного логично продолжить эту мысль: не только синтаксическую, но и лексическую последовательность, в том числе эпидигматические ряды, что вытекает из необходимости развития темы: Ср.: "... Можно говорить о том, что мысль формируется через утверждение о предмете мысли и что речемыслительный процесс начинается с обозначения темы" (Кубрякова, 1986, 134).
Выдвинутые положения позволяют выделить новые грани детерминистской картине создания, воссоздания, выбора слова в речи. Исходя из них, можно утверждать, что в качестве движущей силы процессов создания и выбора слова выступает не только субъект свою мысль в соответствии с определенным замыслом, но языкоречевая материя, обладающая потенциями саморазвития и самодетерминации, в ней самой находятся зародыши, потенции новаций (ср. известное в словобразовании понятие потенциального слова), самореализующиеся в процессе речи. В этом аспекте целесообразно рассматривать в качестве детерминирующей силы, во-первых, порождающую энергию контекста и во-вторых, его отдельных компонентов, в первую очередь лексических единиц - носителей деривационно-мотивационных потенций. Детерминатором выступает и семантическая материя, подготавливаемая к выражению: такая подготовка делает выбор той или иной формы выражения во многом предопределенным, причем выбор в качестве единицы формы морфемы предполагаеи одновременную включенность деривационно-мотивационного механизма. Характер организации семантической материи выступает аналогом для построения плана выражения, внутренняя форма которого стремится в естественных условиях отразить коммуникативное задание, возложенное на него. Оно, разумеется, не всегда носит когнитивный характер, отсюда возможность появления в обозначениях понятий, в том числе узуальных, несущественных с точки зрения формальной логики мотивировочных признаков.
В сфере эпидигматики можно говорить о том, что каждое слово является носителем потенциала функционирования мотиватора, являющегося источником, суппозицией для образования более простых (в этом случае мотиватор - исходная база, объект морфемного анализа) или более сложных (здесь мотиватор - база морфемного синтеза) лексических образований, или потенциалом функционирования мотивата-объекта деривативно-мотивационных процессов. Степень потенций последнего, как было отмечено выше, имеет диапазон: "возможности хранить в лексиконе в виде готовых единиц" (утрата потенций) (Кубрякова, 1986, 43). При этом, на наш взгляд, не исключена возможность того, что и то, и другое может умещаться в одном мотивате и реализовываться одновременно в одном деривационном акте. Например: 1). - Кроме меня, никто не работает. Людей много, а работников нет, почему? (М.Горький); 2). - Ох, как мне холодно. - Я понимаю, что тебе холодно и даже сочувствую. Ты чувствуешь, как я тебе сочувствую? - Не-а. - Надо же какая бесчувственная (М.Горький). Дериваты работники и бесчувственная одновременно и выбраны как готовые единицы и созданы заново.
О наличии порождающих потенций слова и контекста говорит возможность предвосхищения производного ( последующего) эпидигмата в определенном тексте по различным семантико-синтаксическим свойствам текста и суппозиционных единиц, а также по характеру "угадываемого члена", точнее сказать - замещение позиции.
Например: Не то ,что их жалобы, самих:норовят списать в архив, подвергнуть сомнению их психическую полноценность (ЛГ, 08.06.1988). Степень вероятности того, что пропуск будет заполнен формой жалобщиков здесь велика: определенно заявлена тема (жалоба), есть маркеры ее развития (самих), легко выявляется набор сем, конструирующих лакуну, наконец, свойства мотиватора не представляют или даже стимулируют осуществление деривационного акта на базе слова-мотиватора, к которому однозначно подводят логические акценты фразы. По-видимому, здесь перечислены далеко не все условия, способствующие реализации, их полное описание - важная задача дериватологии.
В частности, к таким условиям нужно отнести и особые установки на включение деривационно-мотивационного механизма, не во всем проистекающие из объективных свойств контекста; таким образом, мы признаем необходимость взаимодействия субъективного и органического (имманентного) целеполагания при деривационном использовании эпидигматики, что само по себе вряд ли нуждается в особых пояснениях. Например, в предложении ... Появляется человек -с зорким до грусти изможденным лицом, который все может починить и оборудовать, но сам прожил жизнь необорудованно (А.Платонов) такая установка проявляется вполне отчетливо: без нее следовало бы ожидать менее маркированных заместителей обстоятельственной позиции (с семантикой "способы действия"), чем наречие необорудованно. Но одновременно это наречие уже как бы предопределено глаголом оборудовать (оно в зародыше "живет" в нем), как и причастие оборудованный, прилагательное необорудованный. С позиций потенционализма (Постовалова, 1982; 36) реализация такого рода потенций не требует особых словотворческих усилий субъекта, их с равным основанием можно связывать с языком-творцом, с языком - бесконечно саморазвивающимся системным образованием. Любое возникновение может быть рассмотрено как "изначально данная, внутренне присущая материи творческая способность" (Орлов,1968:37), и языко-речевая материя не может быть здесь исключением.
Представленный материал естественно интерпретировать как проявление системообразующих функций эпидигматики в речи, как дополнительный скреп речевого материала, текста. Эта функция несомненно проецируется и на словарь. Закономерно и обратное направление детерминации. Правда, нужно заметить, что и то, и другое направление детерминации отнюдь не является само собой разумеющимся. Здесь очень много серьезных вопросов, которым дериватология еще фактически не подходила. Без конкретных исследований трудно однозначно утверждать, что отношения эпидигматов в словаре в аспекте направления мотивации реализуются в речевой деятельности; думается, что потенциал их функционирования весьма неоднороден. Так, сопоставление предложений ока потому банда, что в ней одни бандиты и он потом}, колхоз, что в нем одни колхозники ясно говорит, что во втором предложении лексические отношения эпидигматов противоречат отношениям главного и придаточного предложений именно потому, что у слов релевантно направление детерминации (производности); в первом предложении такого противоречия не ощущается, сема "детерминированность" в семантике слов а бандит слабая Вопрос осложняется тем, что названная сема неоднозначно связана именно с морфемной структурой (вряд ли дело здесь в том, что суффикс -ник- в колхозник семантически сильный, а -т в бандит ~ слабый), определяющую роль здесь играет направление семантической производности, устанавливающееся на уровне лексических значений.
Таким образом, установка, реализация которой определяет ход номинативной деятельности, выбор номинативной единицы или ее создание (воссоздание), не является результатом только мыслительных усилий говорящего. В естественных номинативных актах такие усилия сплавлены с другими детерминантами или даже растворены в них. Мы имеем в виду порождающие возможности контекста и его лексических компонентов. Следовательно, меняющийся контекст способен корректировать субъективные (независимые от контекста) установки. Элементом, формирующим общую установку, являющуюся результатом баланса различных факторов, несомненно, выступает и обратная связь, исходящая из предугадываемого результата, что вытекает из знания языкового кода, который в числе прочих правил включает и правила использования эпидигматики в речи.
Будучи сформированными, коммуникативные установки самореализуются, хотя о жесткой запрограммированности результатов говорить вряд ли правомерно. Даже в сильных контекстах, содержащих слова с высоким потенциалом функционирования мотиватора и предполагающих слова с высокой степенью производимости, нам ни разу не удалось получить полностью однозначный результат в эксперименте в эксперименте с заполнением пропуска. Например, в предложении На то ты и наблюдатель, чтобы... на месте пропуска появляется не только глагол наблюдать (понятно,что вероятность появления в этой позиции высока - по нашим подсчетам 90%), но и другие "заместители": все замечать, много видеть, - которые свидетельствуют либо об очень сильной семантической ориентации требования формы на ее эпидигматическом уровне, либо о сознательном отказе от включения механизма морфемно-мотивационного анализа (скажем, из-за стремления избежать повтора корня). Впрочем, отказ - не менее яркое свидетельство значимости этого механизма в речи, его использования в порождении речи и контроля за ней, чем его "безотказного" действия. В этом смысле большой интерес представляет противопоставление двух идиостилей, обнаруживающихся у разных писателей : один связан с активным и разнообразным использованием эпидигматики в художественных целях, в другом - насыщенность текста эпидигматикой рассматривается как недостаток художественной техники (Голев, 1989. 149-150; Аникин, 1965, 4-6).
Перечень работ по дериватологии | Домашняя страница Н. Д. Голелва