Разноплановость содержания единиц языка, восходящая к разным его источникам, отмечалась лингвистами с давних времен, и вопрос этот остается актуальным до сих пор, сравните, например, учение А.А.Потебни о ближайшем и дальнейшем значении слова, противопоставление значения и значимости у Ф.деСоссюра, идеологической и технической семантики у В.И.Абаева, семантических (абсолютных) и функциональных (относительных) свойств слова в концепции Н.А.Слюсаревой, лексицентристского и текстоцентристского подходов к значению слова у Э.М.Медниковой1. Для детерминологического представления такого рода неоднозначности весьма существенным представляется вывод Ф.А.Литвина о двоякой обусловленности слова (детерминации внеязыковой действительностью и внутрисистемным положением), которая должна описываться через принцип дополнительности (по этому принципу определение и описание сложных, противоречивых объектов "требует применения совсем разных элементарных понятий"2). Значимость принципа дополнительности для нашей задачи мы видим в том, что в нем заключены основания для описания механизма взаимодействия (взаимопритягивания и взаимоотталкивания) разноплановых свойств, который изначально отвергает простые решения (механические сложения, слияния), согласно которым 'одни свойства определяют некоторые иные свойства, ...нелингвистические свойства детерминируют лингвистические или наоборот"[2, с.13].
Основной предмет обсуждения настоящей статьи - многоплановость детерминации мотивационного содержания слова (с привлечением данных других уровней его содержания). Данный тип семантики является хорошим материалом для изучения "стыков" действия различных детерминационных сил.
Во-первых, речь будет идти об оппозиции внеязыковых источников содержания слова, когда оно определяется фактом отражения каких-либо мыслительных сущностей, и внутриязыковых источников, определяемых собственно функцией: здесь содержание возникает как потенциал функционирования3, для которого отражаемое лишь исходный материал, генетический субстрат4. Методологическая оппозиция внешних и внутренних факторов не прямопропорциональна онтологической оппозиции внутри- и внеяэыкового. "Внутри языка", например, вполне естественно рассматривать речевое как внешний детерминационный источник, наполняющий содержанием единицы языковой системы, формирующий их парадигмы и т.п. Статус внешнего в данном случае вытекает из разной природы и неполного изоморфизма вещей и процессов, системы (единиц) и деятельности, хотя несомненны их тесные связи, стремление к соответствию и единству5. Во-вторых, исключительно важным для понимания сущности мотивации является противопоставление генетической и синхронно-функциональной детерминации для выявления механизма их взаимодействия. Генетическое не механически вытесняется из синхронного функционирования, так как факторы, его порождающие, не исчезают вместе со следствием (в случае с мотивацией следствие - новообразование), не становятся автоматически историей, этимологией. К примеру, генетический признак вещи, скажем, обуви (где, кем, когда произведено) в условиях, в которых актуальны прежде всего удобство, прочность, влагонепроницаемость, может быть мало значим, здесь это факт истории, но нетрудно представить другие парадигмы, в которых "генетическая этикетка" весьма функциональна и стоит в ряду признаков, определяющих представление о качестве веши. Вполне возможно, что здесь и лежит разница абсолютных и относительных свойств, значений и значимостей: первые непосредственно связаны с природой вещи, её качественной определенностью, с её первичными функциями, вторые - опосредованно, парадигмы, в которых формируются такие значимости, образованы вторичными функциями. Причем диапазон степеней опосредованности чрезвычайно широк, так же, как и степень связанности её со сферой непосредственного. Языковые факты способны проиллюстрировать их во всем их богатом разнообразии. Например, в лексическом значении эти слои сближены, но не тождественны, в некотором случае их разрыв достаточно явствен, скажем, два значения слова СУДАРКА (l. Ласковое обращение к женщине, девочке. 2. Возлюбленная, любовница) находятся в качественно разных парадигмах: относительной (понятие "женщина определенного возраста, класса и т.п." - не более, чем генетический субстрат для обращен и я - сугубо коммуникативной единицы) и абсолютной, вряд ли можно описать разницу слов ВЕТВЬ и ВЕТКА или КОННЫЙ и КОНСКИЙ в терминах абсолютной семантики, поскольку различаются они больше стилевой принадлежностью и сочетаемостью, обычно мало обусловленными связью с внеязыковой действительностью. Более независимы друг от друга данные слои семантики в сфере грамматических значений, где они могут образовывать сразу несколько парадигм, например, значения падежных форм могут описываться в терминах "отражательной семантики" (родительный части целого, принадлежности и т.п.), синтаксиса (определительный, предикативный), синтагматики (зависимый, независимый). Объединение их в один ряд в подобных случаях вызывает сомнение, тем более, что стратегическая линия их взаимодействия - центробежная. "Материальная оболочка", "тело" знака, иррелевантна для его употребления, или, точнее, обусловливает его лишь генетически? по Марксу, функциональное существование знака поглощает его материальное существование"6. Думается, что этот тезис справедлив не только в рамках взаимодействия субстанции и функции, но и вещи, свойства и отношения, системы и деятельности. В этом смысле значение слова как отражательная сущность, концепт так или иначе поглощается коммуникативной функцией (для коммуникации на естественном языке необходимо и достаточно возбудить, актуализировать в сознании адресата уже имеющийся концепт, а не передавать его как таковой).
По отношению к слову как формально-семантической единице поглощение функциональным существованием материального заключается в первую очередь незамечанием звуковой стороны слова во многих актах речевой деятельности, её способность уходить на второй план, деактуализироваться.
В этих положениях раскрывается суть мотивационного содержания, т.е. значения внутренней формы слово, призванной обеспечить связь, соответствие планов выражения н содержания слова. "Функциональное существование" мотивации - это её участие в непрерывном деривационном процессе в речи, где она обеспечивает его суппозиционное обоснование (опора на предшествующее). Выпадение из деривационных процессов, утрата свойства производимости (как реальное неучастие в таких процессах) означает демотивацию в функциональном смысле, участие же означает накапливание деривационно-мотивационного потенциала -- особого слоя в содержательной структуре слова, противостоящего онтолого-генетической мотивированности в любом её понимании (как отражение в слове мотивировочного признака, мотивирующего слова, соответствия формы и содержания и т.п.).
Таким пониманием предназначения мотивации в речи и языке мы расходимся с целым рядом традиционных представлений о её сущности. Гак, ни наш взгляд, понимание мотивированности как "осознания рациональности связи значения и звуковой оболочки"7выводит предназначение мотивации из речевой деятельности в сферу метаязыковых рефлексий, которые объективны, но являются поверхностным следствием регулярных речевых процессов; мотивация как мотив выбора признака, способ моделирования знаком означаемого ограничивает сферу функционирования мотивации моментом создания новообразованного слова; определение словообразовательной мотивации как синхронной этимологии, т.е. как нашего представления о том, как образовано слово, как бы подразумевает значимость этимологии в синхронии, что весьма сомнительно (неясно, какому субъекту и зачем нужны такие представления), генетический субстрат в синхронии наполняется новым содержанием, независимым от образованности данного слова или субъективных представлений о ней. Поиски направления словообразовательной мотивации, установление правил нахождения мотивирующего слова, построение словообразовательных гнезд никак не соотносятся с реальной речевой деятельностью, поэтому, когда говорят, что "лексическая мотивированность прежде всего обеспечивает функционирование лексического гнезда"[7, с. 16], то, вероятно, имеется в виду не функционирование в собственном смысле этого термина, а, скорее, устройство гнезда: выводимое по определенным правилам. В тексте эти правила "не соблюдаются" и, по существу, не имеются в виду говорящим. Появление членов одного гнезда в тексте подчиняется совершенно другим закономерностям, и имении последние являются основой формирования потенциала функционирования мотивированного слова. Видимо, требует существенного уточнения тезис о том, что словообразовательные отношения являются одним из оснований лексической системности; этот тезис будет справедлив, если названные отношения смогут быть "пропущенными" через речь, которая и является действительной основой языковой системности и собственно синхронного содержания. Генетическое (ещё раз подчеркнем) поставляет лишь онтолого-субстанциональную базу, которая поглощается синхронией, наполняется ею новым содержанием (потенциалом функционирования). 'Генетическая связь - это связь, характеризующая процесс изменения, процесс перехода одного предмета в другой, это такого рода любое изменение, при котором изменяющийся предмет не исчезает абсолютно, а всегда в преобразованном виде включается в результат изменения"8. Пример такого рода изменений в области мотивации - переход мотивирующего слова в мотивирующую базу внутри мотивированного слова как промежуточную форму между лексическим и морфемным уровнями. Преобразования мотивирующего слова носят как регрессивный характер - утрата ряда свойств (например, в формальной области - утрата номинативной самостоятельности, сопровождающаяся утратой или ограничением грамматической парадигмы), так и прогрессивный характер (появление новых свойств).
Рассмотрим явление перехода данного типа на уровне содержания. В литературе неоднократно отмечалось, что речевое новообразование (окказионализм) является ещё во многом свободным соединением языковых единиц; характер актуализации сем мотивирующего слова в составе мотивированного такой же, как в составе словосочетания9. Свободные словосочетания, как и предложения, выражают содержание, актуальное для данного момента, безусловно (абсолютно) значимое для говорящего, структурная схема словосочетания и ее формально-семантические наполнители напрямую связаны с коммуникативным заданием, цепочка "коммуникативное задание -- структура содержания -- структура формы, стремящаяся к изоморфизму со структурой содержания" не прерывается. Так иди иначе это характеризует и лексические речевые новообразований (хотя ужо здесь возможны некоторые оговорки, связанные с изначальным предназначением лексических форм для выражения 'сгущенных", идиоматизированных, специфицированных семантических единиц, но пока они раскрывают лишь потенции лексических форм). Семантическое сгущение* (конденсация, по А.В.Исаченко) часто связывают с преобразованием понятия в значение, энциклопедического понятия Б более узкое, формальное, содержащее минимум признаков, достаточных для того, чтобы узнать предмет и отличить его от других. "Свойство слова возбуждать этот минимум и опознавать то, что скрывается за данным звуковым комплексом, и превращает язык в очень удобное средство общения людей"10. Нередко "коммуникативность" значения коррелирует с чувственной формой его функционирования в речи, причем весьма редуцированной11.
При "гносеологоцентристском" и связанном с ним генетическом подходе к. проблеме содержания слова часто возникают вопросы о пределах редукции содержания, скажем: входит или не входит в значение снова РОЗА, признак "шипы", а в значение слова МЕДВЕДЬ - 'неуклюжесть" и т.п. С точки зрения подхода, в котором главенствует коммуникативная функция, наличие той или иной семы определяется "виртуализацией' употреблений слова, в которых данная сема актуализируется, но изначальных ограничений на актуализацию той или иной (любой!) семы язык не накладывает, другое дело, что возможности (степень вероятности) актуализации той или иной семы не одинаковы. Таким образом, "коммуникативное значение' - это поле признаков (ситуаций), не имеющее границ; это касается как словарного значения, так и речевого.
Вряд ли можно однозначно зафиксировать и форму функционирования значения в речи. Бесконечное множество комбинаций (семных структур) из актуальных и нейтрализованных (в разной степени) сем, возникающих при употреблении слова в разных контекстах, ситуациях (ср.: я любовался РОЗОЙ, он варил варенье из лепестков РОЗ, ты осторожно рвала РОЗУ, он специалист по РОЗАМ и т.п.) противостоит как представлению о "минимуме признаков", который "исторически необычайно устойчив"[10, с.54], так! и представлению о чувственных формах его функционирования, вряд ли способных вместить бесконечное нечто, если говорить о виртуальном значении (появление образа при конкретном словоупотреблении, конечно, не исключено, но возникает вопрос о том, является ли он сущностным фактом или следовым).
Как ведет себя мотивировочный признак, унаследованный словом от факта своего генезиса в условиях синхронного функционирования семной структуры слова? Сравните: "Наличие генетически необходимых условий не является гарантией необходимого появления следствия, необходимое может и не стать достаточным. Промежуток времени между ними таит в себе возможность непредвиденных воздействий, которые могут существенно изменить следствие или вообще парализовать действие генетических условий"12Непредвиденное воздействие - это множество употреблений слова, многообразие актуализаций его значения, тогда как мотивировка - следствие конкретного употребления, разовой актуализации в момент речевого новообразования, поэтому мотивировочный признак готового слова "вынужден* отойти на второй план, чтобы "не мешать" многообразным выдвижениям на первый план других признаков; форма (внутренняя), фиксирующая этот признак, также должна не замечаться в условиях расхождения мотивировки и синхронной актуализации. Это достигается деактуализацией мотивировочного признака. СОРНЯК - это не только "растение, засоряющее посевы", но и "объект сельскохозяйственных работ", "объект агрономической науки", он может цвести, колоться, быть кормом; ЗАЖИГАНИЕ в двигателе не только "зажигает", но и ржавеет, продаётся, "капризничает"; "ВЫГОВОР-НЕГРИПП" - не только актуальное сравнение двух понятий, но и универсальное обозначение гражданской позиции, мотива действий или способ оправдания. В этом главная причина отхода формы слова от непосредственной связи с генезисом, причина его технизации13. Актуальный мотивировочный признак, жестко, однозначно определяющий структуру значения мотивата, противостоит гибкости, "технического" значения. Не случайно в смешанных синонимических рядах, состоящих из мотивированных к немотивированных люксом, позицию доминанты занимают, как правило, вторые; сравните ряды, приведенные в синонимическом словаре: АБЗАЦ, ОТСТУП, КРАСНАЯ СТРОКА, АКТИВНЫЙ, ДЕЯТЕЛЬНЫЙ, ИНИЦИАТИВНЫЙ, ЭНЕРГИЧНЫЙ, АКТУАЛЬНЫЙ, ЖИВОЙ, ЖИЗНЕННЫЙ, ЖИВОТРЕПЕЩУЩИЙ, АЖИОТАЖ, ГОРЯЧКА, ЛИХОРАДКА, Ясно, что именно от доминанты требуется максимальная гибкость, универсальность. Одновременно примеры показывают тесную связь мотивированности с ненейтральными, маркированными членами синонимических рядов, актуальность мотивации способствует закреплению их на этой позиции и, следовательь-1, отдалению от доминантной единицы.
В процессах отхода слова от непосредственного обнаруживается глубинная генетическая и функциональная связь с процессами во внеязыковой действительности, за которыми следует и которые повторяет (отражает) языковая действительность. Например, использование перочинного ножа для строгания ветки или разрезания бумаги не меняло качественной определенности этой вещи, соответственно не было
нарушения семантического тождества наименования ПЕРСХ ЧИННЫЙ НОЖИК при его использовании во фразах типа "Я срезал ветку ПЕРОЧИННЫМ НОЖИКОМ". Исчезновение из жизни реалии ускорило процесс демотивации и привело его на качественно новую ступень, характеризуемую практической невозможностью актуализации мотивировочного признака при обычном, не ориентированном на этимологию, словоупотреблении.
Данные моменты объясняют основной принцип синхронного мотивационного содержания - его условность по отношению к собственно содержанию слова. Зародыш свойства условности содержится в слове изначально. Даже вновь образуемое слово, в котором внутренняя форма стремится к тому, чтобы быть частью непосредственно выражаемого содержания (и одновременно частью плана выражения), обладает содержанием, которое всегда богаче содержания внутренней формы, так как соотносится с конкретными ситуациями, а мотивация лишь "использует" эту часть как опору для создания плана выражения, которое в соответствии с техническими требованиями языка должно быть "одно- или малопризнаковым". "Сгущенное", технизированное значение также обладает способностью быть приложимым ко множеству вариаций своего означаемого, возникающих в различных ситуациях. Такое значение, следовательно, также должно держаться на определенном расстоянии от непосредственной действительности и собственно гносеологических форм её отражения в сознании. Известен и механизм связи языка с непосредственной действительностью, он заключается в ономасиологических категориях, предопределяющих видение действительности в коммуникативных целях, модели внутренних форм - их частное проявление14.
Существенным моментом для понимания сути языков содержания является его способность быть порождаемым в речи, складываться из элементов предшествующего контекста, который по этой причине может рассматриваться как порождающая сила по отношению к созданию или выбору последующих слов. Элементы саморазвития текста (речи) находят соответствие в элементах саморазвития словаря (лексической системы), находящих проявление в действии словообразовательных моделей, в фактах регулярной многозначности и фразеологизации.
Какой характер имеет синхронное содержание слов:, фиксирующее его потенциал функционирования, на мотивационном уровне? На наш взгляд, в первую очередь оно определяется непрекращающимся участием морфем (субстанционально унаследованных от генезиса слова) в обычных для речи семантико-синтаксических процедурах, в том числе деривации единиц различных уровней, заполняющих позиции структурных схем единиц вышестоящих уровней. Семы, выраженные морфемами, в равней мере заполняют семантико-синтаксические позиции, как и специально невыраженные, их наличие подталкивает к включению механизмов морфемного синтеза (лексической деривации). Семантическое пространство речевых произведений является дискретным и сплошным одновременно15, факт дисперсности связан с наличием продленных сем, выражаемых в продленных формах (рядах повторяющихся морфем, слов, структур). Семантическая производность и семантическая растяжимость сем и семантем неизбежно проецируется и на лексические формы, при этом чет существенной разницы в том, какие получаются единицы: фиксированные в словаре производные слова или новообразования. И те, и другие - результат действия одних деривационных моделей, которые вызывают к жизни всеобщий деривационный процесс, направленный на весь данный текст (исходная совокупность сем текста может формироваться ещё до того, как они распределяются по уровням выражения), и оценка результатов отдельных фрагментов текста с точки зрения их нормативности, как показывают наши наблюдения[13, о.34-35], чаще всего "запаздывает", но коммуниканты удовлетворяются ими поскольку они отвечают принципу системности (а это тоже элемент правильности - но правильности действия модели), также лежащего в основании порождения текста (в той его части, который определяется самопорождением).
Участие морфем и производных слов в порождении связного текста (результат этого -- его системная организация) является основной детерминацией системообразующей функции морфем в словаре, состоящей из интеграционной (прежде всего, это однокоренные слова) и дифференцирующей (аффиксы) функций как частных ее проявлений.
Актуализация морфемно-мотивационкого плана слов нередко в его генетической "ипостаси" часто используется как дополнительное средство "языка-внушения"16. Генетическое способно актуализироваться под воздействием особых установок, имеющих метаречевой характер. Это касается и актуализации результатов генетического; внутренней формы, отдельных, морфем, эпидигматических связей. Акцентирование внимания на форме соответствует задачам "языка-внушения", противостоящего автоматизму "языка-знака", способствует осуществлению таких целей, как, например, акцентуация смысла, усиление экспрессивности, эстетизация текста и др.
В заключение покажем некоторые выходы результатов нашего обсуждения общих аспектов детерминации содержания языковых единиц в конкретный анализ отдельных проявлений таких вопросов.
Эпидигматический ряд с корнем РЕЗ- выражает продленную сему, актуальную на всем протяжении текста. Связь эпидигматов, опора выбора последующего эпидигмата (или его воссоздания) на предшествующие очевидна, поскольку весь ряд ненейтральный, вне этой связи в тексте должны были бы появиться другие синонимы, например, на месте НАДРЕЗАН - НАРУШЕН, РАЗБИТ и т.п. Опора на формально-семантические суппозиция создаёт единство, дисперсность текста-диалога, вносят в него специфические коннотации и прагматические моменты (поддержку, солидарность коммуниканта).
1. Абаев В.И. Язык как идеология и язык как техника//Язык и мышление. Вып.2. Л., 1934; Слюсарева Н.А. О семантической и функциональной сторонах языковых явлений//Теория языка, методы его исследования и преподавания: К 100-летию со дня рождения Л.В. Шербы. Л., 1981; Медникова Э.М. Значение слова и методы его описания. М., 1974, см. также: Белявская Е.Г. Актуализация лексического значения: формирование коммуникативных вариантов слова в речи//Сб. научных трудов МГПИИЯ. Вып.312. М., 1988.
2. Литвин Ф.А. Многозначность слова в языке и речи. М., 1984. С. 10-19 (в кавычках - фрагмент цитаты из работы Н. Бора).
3. См. об этом понятии: Бондарко А.В. Функциональная грамматика. Л., 1984. Сравните также: Наер В.Л. Единицы языковой коммуникации и коммуникативные потенции языковых единиц//Сб. науч. трудов МГПИИЯ. Вып.312. М., 1988.
4. См., например: Крушельницкая К.Г. Проблемы взаимосвязи языка и мышления//Общее языкознание: Формы существования, функции, история языка. М., 197О; Коротких Г.И. О некоторых аспектах процесса коммуникации//Уч. зап. Кемеровского пед. ин-та. Вып. 14. Кемерово. 1968.
5. См. об этом, например: Постовалова В.И. Язык как деятельность: Опыт интерпретации концепции В. Гумбольдта. М., 1982. С.З.
6. Леонтьев А.А. Язык, речь, речевая деятельность. М., 1969. С.46.
7. Торопцев И.С. Лексическая мотивированность (на мете-риале современного русского литературного языка) //Уч.зап. Орловского пед. ин-та. Вып.22. Орел, ^964. С.153.
8. Плотников В.И. Причинность и генетическая связь//Категория диалектики. Свердловск, 1974. С.63-64.
9. Подробно об этом см.: Павлов В.М. Понятие лексемы и проблема отношений синтаксиса и словообразования. Л., 1985.
10. Серебренников Б.А. К проблеме сущности языка//Общее языкознание: формы существования, функции, история языка. М., 197О. С.52.
11. См. об этом, например: Соткикян И.А. Основные проблемы языка и мышления. Ереван, 1968.
12. Сагатовский В.Н. Основы систематизации всеобщих категорий. Томск, 1973.
13. Подробнее см.: Голев Н.Д. Динамический аспект лексической мотивации. Томск, 1989. С. 94-95.
14. Dokulil M. Fvorenislov v cestine. Praha, 1932/
15. Налимов В.В. Непрерывность против дискретности в языке и мышлении. Тбилиси, 1978.
16. См. об этой оппозиции, например: Будагов Р.А. Борьба идей и направлений в языкознании нашего времени. М., 1978. С. 57-59.
Перечень работ по дериватологии | Домашняя страница Н. Д. Голелва