IN CHANCERY/В петле (часть вторая)

CHAPTER X DEATH OF THE DOG BALTHASAR/Х. СМЕРТЬ ПСА БАЛТАЗАРА

English	Русский
Jolyon, who had crossed from Calais by night, arrived at Robin Hill on Sunday morning. He had sent no word beforehand, so walked up from the station, entering his domain by the coppice gate. Coming to the log seat fashioned out of an old fallen trunk, he sat down, first laying his overcoat on it.	Джолион, совершив ночной переезд из Кале, приехал в Робин-Хилл в воскресенье утром. Он никому не писал о своем приезде и поэтому пошел пешком со станции и вошел в свое владение со стороны рощи. Дойдя до скамьи, выдолбленной из старого упавшею дерева, он сел, подостлав пальто.
'Lumbago!' he thought; 'that's what love ends in at my time of life!' And suddenly Irene seemed very near, just as she had been that day of rambling at Fontainebleau when they had sat on a log to eat their lunch. Hauntingly near! Odour drawn out of fallen leaves by the pale-filtering sunlight soaked his nostrils. 'I'm glad it isn't spring,' he thought. With the scent of sap, and the song of birds, and the bursting of the blossoms, it would have been unbearable! 'I hope I shall be over it by then, old fool that I am!' and picking up his coat, he walked on into the field. He passed the pond and mounted the hill slowly.	"Прострел! Вот чем кончается любовь в моем возрасте!" - подумал он. И вдруг ему показалось, что Ирэн совсем близко, рядом, как в тот день, когда они бродили по Фонтенебло, а потом уселись на спиленное дерево закусить. Так близко! Просто наваждение какое-то! Запах опавших листьев, пронизанных бледным солнечным светом, щекотал ему ноздри. "Хорошо, что сейчас не весна", - подумал он. Запах весенних соков, пение птиц, распускающиеся деревья - это было бы совсем уж невыносимо! "Надеюсь, к тому времени я как-нибудь слажу с этим, старый я идиот!" И, взяв пальто, он пошел через луг. Он обогнул пруд и медленно стал подниматься на пригорок.
Near the top a hoarse barking greeted him. Up on the lawn above the fernery he could see his old dog Balthasar. The animal, whose dim eyes took his master for a stranger, was warning the world against him. Jolyon gave his special whistle. Even at that distance of a hundred yards and more he could see the dawning recognition in the obese brown-white body. The old dog got off his haunches, and his tail, close-curled over his back, began a feeble, excited fluttering; he came waddling forward, gathered momentum, and disappeared over the edge of the fernery. Jolyon expected to meet him at the wicket gate, but Balthasar was not there, and, rather alarmed, he turned into the fernery. On his fat side, looking up with eyes already glazing, the old dog lay.	Когда он уже почти взошел наверх, навстречу ему донесся хриплый лай. Наверху, на лужайке за папоротником, он увидел своего старого пса Балтазара. Собака, подслеповатые глаза которой приняли хозяина за чужого, предупреждала домашних. Джолион свистнул своим особенным, знакомым ей, свистом. И даже на этом расстоянии ста ярдов, если не больше, он увидел, как грузное коричнево-белое туловище оживилось, узнав его. Старый пес поднялся, и его хвост, закрученный кверху, взволнованно задвигался; он, переваливаясь, прошел несколько шагов, подпрыгнул и исчез за папоротниками. Джолион думал, что встретит его у калитки, но там его не оказалось, и, немножко встревоженный, Джолион свернул к зарослям папоротника. Опрокинувшись грузно на бок, подняв на хозяина уже стекленеющие глаза, лежал старый пес.
"What is it, my poor old man?" cried Jolyon.	- Что с тобой, старина? - вскричал Джолион.
Balthasar's curled and fluffy tail just moved; his filming eyes seemed saying: "I can't get up, master, but I'm glad to see you."	Мохнатый закрученный хвост Балтазара слегка пошевелился; его покрытые пленкой глаза, казалось, говорили: "Я не могу встать, хозяин, но я счастлив, что вижу тебя".
Jolyon knelt down; his eyes, very dimmed, could hardly see the slowly ceasing heave of the dog's side. He raised the head a little--very heavy.	Джолион опустился на колени; сквозь слезы, затуманившие глаза, он едва видел, как медленно перестает вздыматься бок животного. Он чуть приподнял его голову, такую тяжелую.
"What is it, dear man? Where are you hurt?"	- Что с тобой, дружище? Ты что, ушибся?
The tail fluttered once; the eyes lost the look of life. Jolyon passed his hands all over the inert warm bulk. There was nothing--the heart had simply failed in that obese body from the emotion of his master's return. Jolyon could feel the muzzle, where a few whitish bristles grew, cooling already against his lips. He stayed for some minutes kneeling; with his hand beneath the stiffening head. The body was very heavy when he bore it to the top of the field; leaves had drifted there, and he strewed it with a covering of them; there was no wind, and they would keep him from curious eyes until the afternoon. 'I'll bury him myself,' he thought. Eighteen years had gone since he first went into the St. John's Wood house with that tiny puppy in his pocket. Strange that the old dog should die just now! Was it an omen? He turned at the gate to look back at that russet mound, then went slowly towards the house, very choky in the throat.	Хвост вздрогнул еще раз; жизнь в глазах угасла. Джолион провел руками по всему неподвижному теплому туловищу. Ничего, никаких повреждений просто сердце в этом грузном теле не выдержало радости, что вернулся хозяин. Джолион чувствовал, как морда, на которой торчали редкие седые щетинки, холодеет под его губами. Он несколько минут стоял на коленях, поддерживая рукой коченеющую голову собаки. Тело было очень тяжелое, когда он поднял и понес его наверх, на лужайку. Там было много опавших листьев; он разгреб их и прикрыл ими собаку; ветра нет, и они скроют его от любопытных глаз до вечера. "Я его сам закопаю", - подумал Джолион. Восемнадцать лет прошло с тех пор, как он вошел в дом на СентДжонс-Вуд с этим крохотным щенком в кармане. Странно, что старый пес умер именно теперь! Может быть, это предзнаменование? У калитки он обернулся и еще раз взглянул на рыжеватый холмик, потом медленно направился к дому, чувствуя какой-то клубок в горле.
June was at home; she had come down hotfoot on hearing the news of Jolly's enlistment. His patriotism had conquered her feeling for the Boers. The atmosphere of his house was strange and pocketty when Jolyon came in and told them of the dog Balthasar's death. The news had a unifying effect. A link with the past had snapped-- the dog Balthasar! Two of them could remember nothing before his day; to June he represented the last years of her grandfather; to Jolyon that life of domestic stress and aesthetic struggle before he came again into the kingdom of his father's love and wealth! And he was gone!	Джун была дома. Она примчалась, как только услышала, что Джолли записался в армию. Его патриотизм победил ее сочувствие бурам. Атмосфера в доме была какая-то странная и настороженная, как показалось Джолиону, когда он вошел и рассказал им про Балтазара. Эта новость всех объединила. Исчезло одно звено из тех, что связывали их с прошлым, - пес Балтаэар! Двое из них не помнили себя без него; у Джун с ним были связаны последние годы жизни деда; у Джолиона - тот период семейных невзгод и творческой борьбы, когда он еще не вернулся под сень отцовской любви и богатства! И вот Балтазар умер!
In the afternoon he and Jolly took picks and spades and went out to the field. They chose a spot close to the russet mound, so that they need not carry him far, and, carefully cutting off the surface turf, began to dig. They dug in silence for ten minutes, and then rested.	На исходе дня Джолион и Джолли взяли кирки и лопаты и отправились на лужайку. Они выбрали место неподалеку от рыжеватого холмика и, осторожно сняв слой дерна, начали рыть яму. Они рыли молча минут десять, потом решили отдохнуть.
"Well, old man," said Jolyon, "so you thought you ought?"	- Итак, старина, ты решил, что должен пойти? - сказал Джолион.
"Yes," answered Jolly; "I don't want to a bit, of course."	- Да, - ответил Джолли. - Но, разумеется, мне этого вовсе не хочется.
How exactly those words represented Jolyon's own state of mind	Как точно эти слова выражали состояние самого Джолиона!
"I admire you for it, old boy. I don't believe I should have done it at your age--too much of a Forsyte, I'm afraid. But I suppose the type gets thinner with each generation. Your son, if you have one, may be a pure altruist; who knows?"	- Ты просто восхищаешь меня этим, мой мальчик. Я не думаю, чтобы я был способен на это в твоем возрасте, - боюсь, что я для этого слишком Форсайт. Но надо полагать, что с каждым поколением тип все больше стирается. Твой сын, если у тебя будет сын, возможно, будет чистейшим альтруистом, кто знает!
"He won't be like me, then, Dad; I'm beastly selfish."	- Ну тогда, папа, он будет не в меня: я ужасный эгоист.
"No, my dear, that you clearly are not."	- Нет, дорогой мой, совершенно ясно, что ты не эгоист.
Jolly shook his head, and they dug again.	Джолли помотал головой, и они снова начали рыть.
"Strange life a dog's," said Jolyon suddenly: "The only four-footer with rudiments of altruism and a sense of God!"	- Странная жизнь у собаки, - вдруг сказал Джолион. - Единственное животное с зачатками альтруизма и ощущением творца.
Jolly looked at his father.
"Do you believe in God, Dad? I've never known."	- Ты веришь в бога, папа? Я этого не знал.
At so searching a question from one to whom it was impossible to make a light reply, Jolyon stood for a moment feeling his back tried by the digging.	На этот пытливый вопрос сына, которому нельзя было ответить пустой фразой, Джолион ответил не сразу - постоял, потер уставшую от работы спину.
"What do you mean by God?" he said; "there are two irreconcilable ideas of God. There's the Unknowable Creative Principle--one believes in That. And there's the Sum of altruism in man--naturally one believes in That."	- Что ты подразумеваешь под словом "бог"? - сказал он. - Существуют два несовместимых понятия бога. Одно - это непостижимая первооснова созидания, некоторые верят в это. А еще есть сумма альтруизма в человеке в это естественно верить.
"I see. That leaves out Christ, doesn't it?"	- Понятно. Ну, а Христос тут уж как будто ни при чем?
Jolyon stared. Christ, the link between those two ideas! Out of the mouth of babes! Here was orthodoxy scientifically explained at last! The sublime poem of the Christ life was man's attempt to join those two irreconcilable conceptions of God. And since the Sum of human altruism was as much a part of the Unknowable Creative Principle as anything else in Nature and the Universe, a worse link might have been chosen after all! Funny--how one went through life without seeing it in that sort of way!	Джолион растерялся. Христос, звено, связующее эти две идеи! Устами младенцев! Вот когда вера получила наконец научное объяснение! Высокая поэма о Христе - это попытка, человека соединить эти два несовместимых понятия бога. А раз сумма альтруизма в человеке настолько же часть непостижимой первоосновы созидания, как и все, что существует в природе, право же, звено найдено довольно удачно! Странно, как можно прожить жизнь и ни разу не подумать об этом с такой точки зрения!
"What do you think, old man?" he said.	- А ты как считаешь, старина? - спросил он.
Jolly frowned.	Джолли нахмурился.
"Of course, my first year we talked a good bit about that sort of thing. But in the second year one gives it up; I don't know why--it's awfully interesting."	- Да знаешь, первый год в колледже мы часто говорили на все эти темы. Но на втором году перестали; почему, собственно, не знаю, ведь это страшно интересна.
Jolyon remembered that he also had talked a good deal about it his first year at Cambridge, and given it up in his second.	Джолион вспомнил, что и он первый год в Кембридже много говорил на эти темы, а на втором году перестал.
"I suppose," said Jolly, "it's the second God, you mean, that old Balthasar had a sense of."	- Ты, наверно, думаешь, - сказал Джолли, - что у старика Балтазара было ощущение этого второго понятия бога?
"Yes, or he would never have burst his poor old heart because of something outside himself."	- Да. Иначе его старое сердце не могло бы разорваться из-за чего-то, что было вне его.
"But wasn't that just selfish emotion, really?"	- Но, может быть, это было попросту эгоистическое переживание?
Jolyon shook his head.	Джолион покачал головой.
"No, dogs are not pure Forsytes, they love something outside themselves."	- Нет, собаки - не чистокровные Форсайты, они могут любить нечто вне самих себя.
Jolly smiled.	Джолли улыбнулся.
"Well, I think I'm one," he said. "You know, I only enlisted because I dared Val Dartie to."	- В таком случае, я думаю, я чистокровный Форсайт. Ты знаешь, я только потому записался в армию, чтобы вызвать на это Вэла Дарти.
"But why?"	- Зачем тебе это было нужно?
"We bar each other," said Jolly shortly.	- Мы не перевариваем друг друга, - коротко ответил Джолли.
"Ah!" muttered Jolyon.	- А! - протянул Джолион.
So the feud went on, unto the third generation--this modern feud which had no overt expression?	Итак, значит, вражда перешла в третье поколение, но, теперь это уже новая вражда, которая ничем явно не выражается.
'Shall I tell the boy about it?' he thought. But to what end--if he had to stop short of his own part?	"Рассказать ли мне ему об этом?" - думал он. Но к чему, когда о своей собственной роли во всей этой истории все равно придется умолчать?
And Jolly thought: 'It's for Holly to let him know about that chap. If she doesn't, it means she doesn't want him told, and I should be sneaking. Anyway, I've stopped it. I'd better leave well alone!'	А Джолли думал: "Пусть Холли сама расскажет ему. Если она этого не сделает, значит она не хочет, чтобы он узнал, и тогда выйдет, что я доносчик. Во всяком случае, я приостановил это. И пока мне лучше не вмешиваться!"
So they dug on in silence, till Jolyon said:	И они молча продолжали рыть, пока Джолион не сказал:
"Now, old man, I think it's big enough."	- Ну, я думаю, теперь достаточно.
And, resting on their spades, they gazed down into the hole where a few leaves had drifted already on a sunset wind.	Опершись на лопаты, они оба заглянули в яму, куда предзакатным ветром уже занесло несколько листьев.
"I can't bear this part of it," said Jolyon suddenly.	- Теперь я, кажется, не смогу; осталось самое мучительное, - вдруг сказал Джолион.
"Let me do it, Dad. He never cared much for me."	- Дай, папа, я сам. Он никогда особенно не любил меня.
Jolyon shook his head.	Джолион покачал головой.
"We'll lift him very gently, leaves and all. I'd rather not see him again. I'll take his head. Now!"	- Мы тихонько подымем его вместе с листьями. Мне бы не хотелось видеть его сейчас. Я возьму за голову. Ну!
With extreme care they raised the old dog's body, whose faded tan and white showed here and there under the leaves stirred by the wind. They laid it, heavy, cold, and unresponsive, in the grave, and Jolly spread more leaves over it, while Jolyon, deeply afraid to show emotion before his son, began quickly shovelling the earth on to that still shape. There went the past! If only there were a joyful future to look forward to! It was like stamping down earth on one's own life. They replaced the turf carefully on the smooth little mound, and, grateful that they had spared each other's feelings, returned to the house arm-in-arm.	Они с величайшей осторожностью подняли тело старого животного; блекло-коричневая и белая шерсть проглядывала сквозь листья, шевелившиеся от ветра; они опустили его - холодного, бесчувственного, тяжелого - в могилу, и Джолли засыпал его листьями, в то время как Джолион, боясь обнаружить свои чувства перед сыном, начал быстро забрасывать землей это неподвижное тело. Вот и уходит прошлое! Если бы еще впереди было светлое будущее. Словно засыпаешь землей собственную жизнь. Они тщательно покрыли дерном маленький холмик и, признательные друг другу за то, что каждый пощадил чувства Другого, взявшись под руку, направились домой.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты