Краткая коллекция англтекстов
Джон Голсуорси. Сага о Форсайтах
IN CHANCERY/В петле (часть вторая)
CHAPTER XIV OUTLANDISH NIGHT/XIV. ДИКОВИННАЯ НОЧЬ
| English | Русский |
| Soames doggedly let the spring come--no easy task for one conscious that time was flying, his birds in the bush no nearer the hand, no issue from the web anywhere visible. Mr. Polteed reported nothing, except that his watch went on--costing a lot of money. Val and his cousin were gone to the war, whence came news more favourable; Dartie was behaving himself so far; James had retained his health; business prospered almost terribly--there was nothing to worry Soames except that he was 'held up,' could make no step in any direction. | Сомс упорно дожидался весны - занятие нелегкое для человека, который сознает, что время бежит, что дело ни на волос не подвигается и что по-прежнему нет выхода из паутины. Мистер Полтид не сообщал ничего нового, кроме того, что слежка продолжается и на нее, разумеется, уходит масса денег. Вэл и его троюродный брат уехали на фронт, откуда последнее время поступали утешительные известия; Дарти пока что держал себя прилично; Джемс не хворал; дела процветали как-то даже почти невероятно, И у Сомса не было, в сущности, никаких оснований тревожиться, кроме того только, что он чувствовал себя "связанным" и не мог сделать ни шагу ни в одном направлении. |
| He did not exactly avoid Soho, for he could not afford to let them think that he had 'piped off,' as James would have put it--he might want to 'pipe on' again at any minute. But he had to be so restrained and cautious that he would often pass the door of the Restaurant Bretagne without going in, and wander out of the purlieus of that region which always gave him the feeling of having been possessively irregular. | Правда, он не совсем избегал Сохо: он не мог допустить, чтобы там подумали, что он "отстал", как сказал бы Джемс, - ведь ему в любую минуту может понадобиться снова "пристать". Но ему приходилось вести себя так сдержанно, гак осторожно, что он часто только проходил мимо ресторана "Бретань", даже не заглядывая туда, и сейчас же спешил выбраться из пределов этого квартала, который всегда вызывал у него ощущение, что он допустил какуюто ошибку в обращении со своей собственностью. |
| He wandered thus one May night into Regent Street and the most amazing crowd he had ever seen; a shrieking, whistling, dancing, jostling, grotesque and formidably jovial crowd, with false noses and mouth-organs, penny whistles and long feathers, every appanage of idiocy, as it seemed to him. Mafeking! Of course, it had been relieved! Good! But was that an excuse? Who were these people, what were they, where had they come from into the West End? His face was tickled, his ears whistled into. Girls cried: 'Keep your hair on, stucco!' A youth so knocked off his top-hat that he recovered it with difficulty. Crackers were exploding beneath his nose, between his feet. He was bewildered, exasperated, offended. This stream of people came from every quarter, as if impulse had unlocked flood-gates, let flow waters of whose existence he had heard, perhaps, but believed in never. This, then, was the populace, the innumerable living negation of gentility and Forsyteism. This was--egad!--Democracy! It stank, yelled, was hideous! In the East End, or even Soho, perhaps--but here in Regent Street, in Piccadilly! What were the police about! In 1900, Soames, with his Forsyte thousands, had never seen the cauldron with the lid off; and now looking into it, could hardly believe his scorching eyes. The whole thing was unspeakable! These people had no restraint, they seemed to think him funny; such swarms of them, rude, coarse, laughing--and what laughter! | Так, возвращаясь однажды оттуда майским вечером, он вышел на Риджент-стрит и попал в толпу, которая произвела на него впечатление чего-то совершенно невероятного - орущая, свистящая, пляшущая, мятущаяся, неистово ликующая толпа, с фальшивыми носами, с дудками, с грошовыми свистульками, с какими-то длинными перьями и всяческими атрибутами полного идиотизма. Мейфкинг! Ну да, конечно, Мейфкинг отбит у буров. Но боже! Разве это может служить оправданием? Что это за люди, откуда они, как они попали в Вест-Энд? Его задевали по лицу, свистели в уши, какие-то девчонки кричали: "Чего шарахаешься, ай ты, штукатурка!" Какой-то малый сшиб с него цилиндр, так что он еле водрузил его на место. Хлопушки разрывались у него под самым носом, под ногами. Он был потрясен, возмущен до глубины души, он чувствовал себя оскорбленным. Этот людской поток несся со всех сторон, словно открылись какие-то шлюзы и хлынули подземные воды, о существовании которых он, может быть, когда-нибудь и слышал, но никогда этому не верил. Так это вот и есть народ, эта бесчисленная масса, живое отрицание аристократии и форсайтизма! И это, о боже, демократия! Она воняла, вопила, она внушала отвращение! В Ист-Энде или хотя бы даже в Сохо - но здесь, на Риджент-стрит, на Пикадилли! Что смотрит полиция? Дожив до 1900 года, Сомс со всеми своими форсайтскими тысячами ни разу не видел этого котла с поднятой крышкой и теперь, заглянув в него, едва мог поверить своим обожженным паром глазам. Все это просто невообразимо! У этих людей нет никаких сдерживающих центров, и они, кажется, смеются над ним, эта орава, грубая, исступленная, хохочущая, - и каким хохотом! |
| Nothing sacred to them! He shouldn't be surprised if they began to break windows. In Pall Mall, past those august dwellings, to enter which people paid sixty pounds, this shrieking, whistling, dancing dervish of a crowd was swarming. From the Club windows his own kind were looking out on them with regulated amusement. They didn't realise! Why, this was serious--might come to anything! The crowd was cheerful, but some day they would come in different mood! He remembered there had been a mob in the late eighties, when he was at Brighton; they had smashed things and made speeches. But more than dread, he felt a deep surprise. They were hysterical --it wasn't English! And all about the relief of a little town as big as--Watford, six thousand miles away. Restraint, reserve! Those qualities to him more dear almost than life, those indispensable attributes of property and culture, where were they? It wasn't English! No, it wasn't English! So Soames brooded, threading his way on. It was as if he had suddenly caught sight of someone cutting the covenant 'for quiet possession' out of his legal documents; or of a monster lurking and stalking out in the future, casting its shadow before. Their want of stolidity, their want of reverence! It was like discovering that nine-tenths of the people of England were foreigners. And if that were so--then, anything might happen! | Для них нет ничего священного! Он не удивился бы, если бы они начали бить стекла. По Пэл-Мэл, мимо величественных зданий, за право входа в которые люди платят по шестьдесят фунтов неслась эта орущая, свистящая, На Пэл-Мэл расположены фешенебельные закрытые клубы, беснующаяся, как дервиш, толпа. Из окон клубов люди его класса со сдержанным любопытством разглядывали ее. Они не понимают! Ведь это же очень серьезно - это может принять какие угодно формы! Сейчас эта толпа радуется, но когда-нибудь она выйдет и в другом настроении. Он вспомнил бунт в восьмидесятых годах, когда он был в Брайтоне: тогда громили, произносили речи. Но сейчас он испытывал не столько чувство страха, сколько глубокое удивление. Ведь это же какая-то истерика, это что-то совершенно не английское. И все это только из-за того, что отвоевали какой-то маленький городок, не больше Уотфорда, и за шесть тысяч миль отсюда. Сдержанность, умение владеть собой! Эти качества, которые для него были, пожалуй, дороже жизни, эти непременные атрибуты собственности, где они? Нет, это что-то совершенно чуждое, это не англичане! Так размышлял Сомс, продвигаясь вперед. Казалось, он внезапно увидел, как кто-то вырезает договор на право спокойного владения собственностью из законно принадлежащих ему документов; или словно ему показали чудовище, которое подкрадывается, вылезает из будущего, бросая вперед свою тень. Это отсутствие солидности, почтения! Словно он вдруг обнаружил, что девять десятых населения Англии - чужестранцы. А если это так, тогда можно ждать чего угодно! |
| At Hyde Park Corner he ran into George Forsyte, very sunburnt from racing, holding a false nose in his hand. | На углу Хайд-парка он столкнулся с Джорджем Форсайтом, сильно загоревшим от постоянного пребывания на ипподроме; Джордж держал в руке фальшивый нос. |
| "Hallo, Soames!" he said, "have a nose!" | - Алло, Сомс! - сказал он. - Хочешь нос? |
| Soames responded with a pale smile. | Сомс ответил кислой улыбкой. |
| "Got this from one of these sportsmen," went on George, who had evidently been dining; "had to lay him out--for trying to bash my hat. I say, one of these days we shall have to fight these chaps, they're getting so damned cheeky--all radicals and socialists. They want our goods. You tell Uncle James that, it'll make him sleep." | - Я отнял его у одного из этих спортсменов, - продолжал Джордж, который, по-видимому, только что недурно пообедал. - Дал ему здоровую взбучку за то, что он пытался сбить с меня шляпу. Нам еще когда-нибудь придется воевать с этими молодчиками: они что-то здорово обнаглели - все радикалы, социалисты. Им не дает покоя наше добро. Расскажи-ка это дяде Джемсу, это ему поможет от бессонницы! |
| 'In vino veritas,' thought Soames, but he only nodded, and passed on up Hamilton Place. There was but a trickle of roysterers in Park Lane, not very noisy. And looking up at the houses he thought: 'After all, we're the backbone of the country. They won't upset us easily. Possession's nine points of the law.' | "In vino veritas" [29], - подумал Сомс, но только кивнул и пошел дальше по Гамильтон-Плейс. На Парк-Лейн попадались уже только редкие кучки гуляк, не очень шумные. Глядя на высокие дома, Сомс думал: "Мы, как-никак, все же оплот страны; Не так-то легко нас опрокинуть. Собственность диктует законы". |
| But, as he closed the door of his father's house behind him, all that queer outlandish nightmare in the streets passed out of his mind almost as completely as if, having dreamed it, he had awakened in the warm clean morning comfort of his spring-mattressed bed. | Но когда он закрыл за собой дверь отцовского дома" весь этот невероятный, чудовищный уличный кошмар рассеялся бесследно, как если бы он видел его во сне и проснулся утром в своей теплой, чистой, уютной кровати с пружинным матрацем. |
| Walking into the centre of the great empty drawing-room, he stood still. | Дойдя до середины громадной пустой гостиной, он остановился. |
| A wife! Somebody to talk things over with. One had a right! Damn it! One had a right! | Жена! С кем можно было бы обо всем поговорить! Ведь имеет же он право на это, черт возьми, имеет право! |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая