Иероним. Вульгата

Типа хулигань-хулигань, но достаточно раскаяться -- и ты молодец, а если ты живешь нормально, то это вроде так и надо и говорить здесь особо не о чем.

Поскольку такой слишком очевидный смысл как-то мало согласуется с религиозной доктриной, то проповедники всех мастей напустили на сюжет массу мистико-символического туману, чтобы хоть как-то ввести в ранг высокого смысла эту незатейливую и банальную историю.

Вот так передает ее смысл один из ранних христианских мыслителей К. Александрийский (в современном изложении): "Отцовские страдания в начале истории не оказывают никакого влияния на беспутного сына: сын их просто не понимает. Сын должен иметь опыт и "демонстрацию перед глазами отцовских страданий". Без такой демонстрации сын никогда бы не понял, что он причина раздора ("разорванных родственных связей").

Были и другие толкования, не менее остроумные и уж точно более глубокие в психологическом и философском плане, но все они идут поверх текста, высказывают мысли автора, отталкивающегося от священного текста, но в нем непосредственно не содержащиеся. Таким образом, кстати, и пытаются "понять" Библию кто во что горазд. Но и сами притчи, особенно евангельские, при всей своей сюжетной и лингвистической простоте и ясности озадачивают совершенно неадекватным поведением персонажей. Так что толковать их -- не перетолковать.

Нельзя однако не обратить внимание, что христов интерес как-то все время крутится вокруг маргинальных личностей, не только в социальном, но и психологическом плане. Это вроде как у автора этих строк, работая в университете, часто влезает в голову: кучу времени и труда тратишь на всяких двоечников, которых по-хорошему бы и на порог университета пускать не надо, разве лишь в качестве разнорабочих, а при этом столько нормальных ребят и девчат, а то и просто талантливых, остаются вне поля зрения. Или как говорил сам Христос (у Б. Акунина в "Красном петухе"): "Такая у меня оккупация -- с мизерабилями разговаривать".

Простота притч делает их излюбленным куском для передачи в искусстве. Так, притча о блудном сыне стала одним из излюбленных сюжетов средневекового искусства. В отличие от современного "лови момент" средневековое изобразительное искусство (и не только средневековое) относилось к повествовательным жанрам. Так тема блудного сына обыкновенно развертывалась в этакий сериал из нескольких картинок: блудный сын получает свою долю наследства; он уходит из дома; он пирует с куртизанками на постоялом дворе; они прогоняют его, когда у него кончаются деньги; он пасёт свиней; он возвращается домой и раскаивается перед своим отцом.

Впервые данная притча встречается в витражах французских кафедральных соборов XIII века и не уходит из темы европейского искусства вплоть до нового времени. А во всяких там календарях и народных книжках бытует и до сих пор. Естественно, что каждый отражал притчу в меру своего понимания и испорченности. Мастера Возрождения видели в примирении отца с непослушным сыном красивое и занимательное зрелище. Так, в картине венецианского художника Бонифацио действие происходит перед богатой усадьбой, на глазах у многолюдной разряженной толпы. Но, конечно, самым мощным воплощением притчи является картина Рембрандта, как-то мигом за последние столетия заставившая забыть предшественников и коллег великого голландца.

Заметим, что легенда о блудном сыне была очень популярна и в Голландии XVII века. В 1630 году в Амстердаме была поставлена драма Хоофта классика голландской литературы "Возвращение блудного сына", народная книга с этим сюжетом и немудреными рисунками тогдашних иллюстраторов переиздавались каждый год.

Пользовался сюжет успехом и у мастеров кисти. Художники Ян Хемессен, Иоахим БейкеЛар, Габриэль Метсю и другие изображали различные эпизоды из жизни блудного сына. На одной картине запечатлены сцены в трактире, как на известной картине Хорнхоста; на другой - момент изгнания из публичного дома; на третьей - обнищавший блудный сын пасет свиней. В отличие от итальянцев нидерландских художников с их суровой протестантской этикой привлекали больше испытания, которым непокорный сын подвергался на чужбине (например, сцена, когда опустившийся беспутник на скотном дворе среди свиней готов был благочестивой молитвой искупить свои прегрешения).

Хорнхорст "Притча о блудном сыне" (один из офортов цикла)

Живопись была любимым видом искусства в Голландии. Картины писались на заказ и обычно стоили в Голландии недорого; они создавались в большом количестве, множество художников работало во всех крупных городах. Кроме того, с них делали многочисленные копии и относительно недорогие гравюры и олеографии, так что можно сказать, что живопись была тогда абсолютно массовым искусством. А дух всеобщей религиозности делал сюжеты понятными всем и животрепещущими.

То есть, Рембрандт творил не для вечности, а вращался в самой непосредственной духовной атмосфере своего времени. К сюжету о блудном сыне он обращался много раз. Впервые история блудного сына была представлена Рембрандтом в гравюре, на которой он перенес библейский сюжет в голландскую обстановку и изобразил сына как костлявое, полуголое существо. К этому времени относится и рисунок, на котором отец энергично сжимает рукой лохматую голову кающегося сына: даже в минуту примирения он желает показать свою отцовскую власть.

Знаменитая картина -- это итог многолетних его поисков и раздумий на сюжете. Искусствоведы довольно-таки подробно изучили произведение Рембрандта. Так признанный советский мэтр искусствоведения М. Алпатов считал главным героем картины отца, а блудный сын - лишь повод для того, чтобы отец мог проявить свое великодушие. Он даже полагал, что картина могла бы называться "Отец, прощающий блудного сына".

Рембрандт "Блудный сын" (фрагмент)

Но как бы то ни было смысл картины предельно ясен: перед нами сострадание в чистом виде. И ни повод, ни вся предыдущая история, ни таинственный евангельский смысл не имеют к изображенному на картине никакого отношения. Разве лишь упоминание притчи в названии говорит, что это происходит одновременно и здесь и сейчас, и везде и всегда.